Дебютантка - Тессаро Кэтлин. Страница 3

«Я устала от Лондона, – заявила Анна, когда Рейчел помогала ей укладывать вещи; эту квартиру в Хайгейте она когда-то купила и прожила в ней двадцать два года. – Хочу начать все сначала, с чистого листа, где-нибудь далеко, где меня никто не знает».

В тот день она светилась каким-то детским оптимизмом. Вот уже много лет Рейчел не замечала в ней столько энергии и целеустремленности. В глубине души она завидовала решимости сестры, ее смелости и уверенности в своих силах. Жизнь Анне выпала нелегкая. Она вышла замуж за человека, которого любила с самого детства, но он не оправдал ее надежд, став горьким пьяницей. Она с трудом вырастила Кэти без его помощи: та была своенравным и непослушным ребенком, могла подолгу не разговаривать с матерью и в конце концов неожиданно бросила ее и подалась в Америку. Неудивительно, что Анна решила уехать куда-нибудь подальше. Она заслужила новую, спокойную жизнь где-нибудь в маленькой, залитой солнцем деревушке среди приветливых представителей романского племени. И все же, когда Анна на прошлой неделе позвонила, Рейчел долго разговаривать с ней не стала: уж очень была сердита на сестру. Нацарапала номер ее телефона на каком-то клочке, пообещав себе, что потом обязательно перепишет в записную книжку. И вот сейчас эта проклятая бумаженция куда-то пропала.

Так, минуточку… Надо вспомнить, как выглядела та бумажка. Ну-ка, а это у нас что?

Рейчел потянула за уголок какой-то карточки, выглядывающей из-под кипы просроченных налоговых извещений.

Почтовая открытка.

Сначала ей показалось, что это репродукция знаменитого полотна Энгра «Большая одалиска». Но, приглядевшись, Рейчел заметила, что глаза у куртизанки не голубые, как в оригинале, а бледно-зеленые, такого же чистого, серовато-зеленого цвета морской волны, как и у ее родной племянницы Кэти. Одна половина лица тонет в тени, а другая, напротив, ярко освещена. Тревожный взгляд странно неуловим; обнаженность молодой женщины – это ее маска, за которой она надежно спрятана. На обороте открытки Рейчел увидела небрежную, словно второпях нацарапанную надпись – каракули, явно принадлежавшие самой Кэти.

А в самом низу надпись: «Копия: Оригинальные репродукции Кейт Альбион».

Кейт. Она поменяла все, что можно: имя, цвет волос, даже работу. Копирование картин старых мастеров – это совсем не то, что Кэти делала во время учебы, когда писала огромные, исполненные страсти и удивительной силы полотна. Но с другой стороны, девочка и раньше постоянно открывала в себе что-то новое. Казалось, не было таких стилей и приемов, каких бы она не попробовала хоть раз, с пугающей беспощадностью и быстротой препарируя их. Это всегда было одной из граней ее таланта.

Да, с Кэти все очень непросто. Даже карьера ее двусмысленна и в какой-то степени иллюзорна.

Хотя открытку эту Рейчел нашла совершенно случайно, она, подумав, сунула ее в стоящую на полу кожаную сумку.

Копия, неотличимая от оригинала.

В детстве Кэти казалась такой хрупкой, воздушной, прозрачной, словно бы хрустальной. Но если в доме что-нибудь пропадало или разбивалось, то сразу было ясно: это ее работа. И в школе, стоило чьим-нибудь родителям ненадолго уехать, как устраивалась шумная вечеринка, и можно было не сомневаться, кто был в данном случае инициатором. Кого из девчонок то и дело накрывали за велосипедным сараем с дымящейся сигаретой? Кэти. Мало того, однажды ее застукали и за продажей сигарет! На вид – тихоня и скромница, однако глубоко внутри ее бушевало пламя, и при каждом удобном случае языки его яростно вырывались наружу. Своенравие Кэти неизменно удивляло, иногда забавляло, а подчас даже выглядело нелепым.

Рейчел вынырнула из воспоминаний и подумала о нынешней Кэти – потерянной юной женщине, которая бродит сейчас по ее квартире. Такой непривычно тихой и неуверенной в себе.

Когда она спросила Кэти, почему та снова вернулась в Лондон, племянница лишь пожала плечами:

– Захотелось сменить обстановку. Подумать о будущем. – Она вдруг резко повернулась к Рейчел: глаза широко распахнуты, лицо напряжено. – Ты ведь не против, правда, тетя?

– Нет-нет, что ты! Конечно нет, – заверила ее Рейчел. – Оставайся, живи, сколько хочешь.

Потом она переменила тему. Но напряженное выражение лица Кэти не давало ей покоя. Неужели девочка чего-то боится?

Закурив еще одну сигарету, Рейчел подперла подбородок ладонью и сделала глубокую затяжку.

Нет, вряд ли Кэти испугалась, это на нее не похоже.

Девочка она, конечно, скрытная – что есть, то есть.

Но не из пугливых.

В стареньком авто «триумф» образца 1963 года, извечном предмете своей гордости и радости, Джек подкатил к дому № 1-а по Уимпол-стрит. На крыльце, залитом ярким светом утреннего солнца, стояла девушка: тоненькая, стройная, с коротко подстриженными блестящими волосами цвета платины. На слегка загорелом овальном личике сияли зеленые глаза. Светлое льняное платье, кремовая кофточка, на ногах босоножки. В одной руке девушка держала дорожный чемоданчик, в другой – винтажную ярко-оранжевую сумку фирмы «Хермес-Келли». На изящных запястьях – серебряные браслеты, на шее – простенькое жемчужное, чуть розоватое ожерелье.

Она была невероятно, просто пугающе красива. У Джека даже дыхание перехватило.

Ни капли не похожа на ту страдающую, мятущуюся художницу, которую он ожидал увидеть. Просто светская львица какая-то, звезда экрана, стильная, изящная и уверенная в себе. Когда она спускалась по ступенькам, в каждом движении ее ощущалась сдерживаемая эротичность, сулящая бездну наслаждения. Девушка скользнула на сиденье рядом с ним, и Джек вдохнул запах свежескошенной травы, мяты и совсем чуть-чуть туберозы – опьяняющая смесь, в которой чувствовалась некая утонченная роскошь. Всего лишь мгновение эта удивительно красивая женщина сидит рядом с ним в машине, а кажется, что прошла целая вечность. Джек испытывал совершенно непередаваемое ощущение: какое-то тревожное сладострастие.

Наконец она повернулась к нему и протянула руку:

– Меня зовут Кейт.

Ладонь ее скользнула в его руку: она была прохладной и гладкой. Джек вдруг поймал себя на том, что вместо нормального рукопожатия держит кисть девушки, словно некую хрупкую драгоценность, чуть ли не с благоговением разглядывая ее. Кейт улыбнулась, губы ее медленно раздвинулись, открывая ряд ровных белых зубов; зеленые глаза посмотрели прямо ему в лицо. Плохо понимая, что делает, Джек ошалело улыбнулся ослепительной фее, рука которой так уютно устроилась в его, и подумал, что в жизни не возил на переднем сиденье своего стильного кабриолета с откидным верхом такую красавицу.

– Не хотите разговаривать, и не надо. Я тоже не жажду общаться, – произнесла Кейт тихим, доверительным голосом. – Это вовсе не обязательно.

Она убрала руку, повязала вокруг головы шелковую косынку, нацепила солнечные очки и – странное дело – словно бы вдруг переместилась куда-то очень далеко.

Он растерянно заморгал:

– Вы любите… Э-э-э… Ничего, если я включу оперу? «Свадьбу Фигаро»?

Кейт молча кивнула.

Джек нажал на клавишу, завел мотор, и они рванули с места. Его так пугала перспектива весь день общаться с посторонним человеком, что он плохо спал ночью. А наутро, укладывая вещи, почем зря проклинал Рейчел.

Но сейчас, мчась по широкой Портленд-плейс, глядя на прохладную зелень Риджентс-парка, он чувствовал себя совершенно сбитым с толку. Джек ожидал увидеть закомплексованную девицу, зацикленную на собственных проблемах и задающую глупые вопросы, от которых неизвестно как придется отбиваться. Он собирался сразу воздвигнуть между ними стену молчания, прибегнув к особой интонации, выразительно окрашивающей его отрывистые, лаконичные ответы. Однако теперь в голове у Джека все смешалось, он судорожно пытался придумать, что бы сказать такое остроумное, лишь бы снова услышать ее голос.

Конечно, в подобной ситуации всегда можно задать какой-нибудь простой вопрос. Но с другой стороны, черт возьми, есть ведь некое очарование и в том, чтобы вот так просто сидеть рядом с ней и молчать! Ясно же, что рано или поздно они все равно сблизятся, это неизбежно, впереди у них долгие часы и даже дни совместной работы. Наверняка и Кейт тоже понимает это. И от одной этой мысли у него кружилась голова.