Дебютантка - Тессаро Кэтлин. Страница 6

По центральной лестнице Кейт поднялась на второй этаж особняка. Широкая открытая площадка представляла собой галерею, огороженную декоративными перилами и обставленную роскошными, обитыми красным бархатом диванами с приставными столиками. Кейт присела на один из диванов, чтобы собраться с силами. «Не надо было грубить Джеку, – думала она, подперев голову ладонями. – Совсем распсиховалась, это никуда не годится».

А все дело в том, что она ожидала встретить старичка, ровесника самой Рейчел, этакого старомодного дядюшку, не имеющего пола, которому надо будет несколько дней помогать описывать имущество. А Джек оказался молодым мужчиной, который сломя голову гоняет в шикарной машине с откидным верхом, пялится на нее своими бездонными синими глазищами и задает бестактные вопросы.

«Ну чего ты боишься: ты в Англии и тебе ничто не угрожает, – напомнила она себе. – Нью-Йорк далеко-далеко, за тридевять земель. Тебя словно посадили в машину времени и перенесли в другую эпоху, более утонченную и пышную. Ты укрылась в этом красивом богатом доме и сейчас находишься под его защитой. Кто тут может причинить тебе боль? Уж точно не этот симпатичный мужчина, с которым ты едва знакома».

Какая все-таки роскошь – иметь на втором этаже столько открытого пространства. Должно быть, здесь когда-то, перед тем как спуститься вниз к ужину, гости – непременно в изысканных вечерних туалетах – беседовали, флиртовали, смеялись и курили. Кейт попыталась представить себе этот легкий, изысканный светский разговор, этот воздух, в котором смешались аромат французских духов и резкий запах табачного дыма (сигареты тогда были без фильтра), утонченные комплименты, головокружительный флирт. Кейт провела рукой по мягкой, но уже местами истершейся бархатной обивке, и сердце ее сладко сжалось.

И все-таки некое напряжение, подсознательное беспокойство не покидало ее. Кейт встала и прошлась по галерее, заглядывая во все комнаты подряд, пока не нашла спальню покойного хозяина: да, это, без сомнения, она, с дорогой кроватью красного дерева и темной, по-мужски основательной мебелью. Девушка повернулась и направилась в противоположную сторону. Спальня леди Эйвондейл оказалась в самом конце длиннющего коридора. Покои ее светлости, состоявшие из нескольких смежных комнат, были убраны уже совершенно иначе: все в светлых тонах, мебель легкая и изящная. На стенах, оклеенных лимонного оттенка обоями, – множество акварелей; кровать в стиле французского ампира; за полузадернутыми ситцевыми занавесками в бело-голубую полоску – эркер; из одного окна виден сад, из другого – море. Кейт отметила про себя, что кто-то уже успел открыть окна. На туалетном столике аккуратно сложены чистые полотенца.

Ее здесь ждали.

Она присела на край кровати и попыталась успокоиться. Но тщетно. Интересно, неужели так будет всегда: несмотря на все ее старания уехать как можно дальше от Нью-Йорка, он всегда остается рядом с ней?

Кейт открыла сумочку и достала мобильник. Номер не определился. Экран вспыхнул красным: эсэмэска. Она сунула телефон обратно в сумочку. Легла на кровать и свернулась калачиком, обхватив колени руками.

Какая красивая, просто роскошная спальня, но и здесь ей нет покоя. Она перевернулась на спину. За окном засвистала какая-то незнакомая птичка. Но ее мелодичное пение не только не успокоило мятущуюся душу Кейт, но, напротив, показалось ей слишком назойливым. Она привыкла к звукам автомобильных клаксонов, реву транспорта за окном, толпам народу на улицах, тесноте подземки. Природа казалась Кейт черной дырой, в которую она стремительно падала, не ощущая собственного веса.

Крепко закрыв глаза и глубоко дыша, она постаралась расслабиться и уснуть.

Но как только веки ее сомкнулись, перед глазами поплыли все те же картины. Это всегда начиналось одинаково: вот его пальцы касаются ее кожи, в ноздри бьет мускусный запах его туалетной воды, губы его мягко ласкают ее обнаженное плечо…

«Еще…»

Он окунает палец в бокал с коньяком и проводит им по своим губам: «Ну-ка, попробуй».

Он наклоняется к ней, его дыхание согревает ей щеку. «Поцелуй меня».

Сколько раз Кейт обещала себе прекратить это раз и навсегда! Она больше не будет отвечать на его звонки и приходить к нему и уж точно не станет пить.

Он вел себя с ней как солдат вражеской армии на чужой территории: хотел не столько любить ее, сколько обладать ею. Но самое ужасное, что Кейт и сама страстно жаждала, чтобы ее сгубили и уничтожили, чтобы спалили дотла. Она открыла глаза. О, эти грезы для нее очень опасны!

Память сохранила и другие картины, не столь приятные, даже пугающие, страшные. Но почему же тогда именно эти видения преследуют ее, не дают ей покоя? Как сильны эти колдовские чары соблазна, как несокрушима сила его желания, его влечения!

Кейт села на кровати и увидела у противоположной стены, в зеркале туалетного столика, свое отражение. На нее смотрела красивая стройная блондинка, почти не знакомая даже ей самой. В Нью-Йорк уезжала брюнетка с волосами почти до пояса, такими густыми, что в них можно было спрятать лицо. Она опустила плечи, согнувшись чуть не пополам и склонив голову к солнечному сплетению. И испытала очень странное ощущение – какую-то сладкую, нежную боль.

О, это вечное желание перемениться, стать совсем другим человеком. Быть кем угодно, только не собой.

Между прочим, обрезать и осветлить волосы ей посоветовал Дерек Константайн.

– Смени имидж. Тебе пойдет что-нибудь такое вечное, классическое. Стань блондинкой.

– Мне это не по карману.

– Тебе не по карману оставаться брюнеткой, – возразил он. – И знаешь… – Дерек вздохнул и критически оглядел ее длинную, почти до пят юбку, – надо в конце концов что-то придумать и с одеждой. В черном ты выглядишь как… как вдова итальянского мафиози. В Нью-Йорке тоже придают значение социальным различиям, но они здесь очень тонкие, практически неуловимые. Деньгами теперь никого не удивишь, так что ценится не богатство, а родословная – ценится исключительность человека. А ты у нас сейчас, девочка, словно дебютантка, которую предстоит вывезти в свет, на первый бал. И если как следует поработать над твоим внешним видом, а потом вовремя представить кому надо, ты можешь пойти очень далеко.

Слова Дерека отдавали какой-то замшелой архаикой, и Кейт не понимала, что он имеет в виду.

– Ты хочешь сказать, в искусстве?

Голубовато-серые глаза его были непроницаемы, взгляд отстраненный.

– В жизни, – ответил Дерек, сложив руки с длинными пальцами под подбородком.

– Ах, в жизни!

Кейт прищурилась, разглядывая себя в зеркало: там виднелась маленькая фигурка, с ног до головы закутанная в хрустящую льняную простыню. Интеллигентная, изящная девушка, умеющая держать себя в руках. В дымке проникающего сквозь занавески дневного света она казалась окутанной золотым сиянием: ну просто спустившийся с небес ангел.

Вот бы научиться избавляться от темных сторон своей натуры так же легко, как менять платье.

Кейт вспомнила, как уверенно и убедительно звучал голос Дерека, с каким интересом и участием он отнесся к ней. Мысль о том, что ей покровительствует этот столь успешный, столь умудренный жизнью мужчина, так кружила ей голову, что невозможно было сопротивляться. Она и не сопротивлялась. Напротив, шаг за шагом отрекалась от своих еще нетвердых, находившихся в зачаточном состоянии понятий о себе и о мире, уступая и подчиняясь его куда более ясным представлениям, доверяя его опыту.

Но дебютантка, которую Дерек Константайн видел перед собой, подвела его, как, впрочем, и общество, в которое он ввел ее.

Кейт порылась в сумочке, достала пачку сигарет, закурила и подошла к открытому окну. Она сдалась без боя. Она отказалась от многого, что не вписывалось в новое положение вещей. Это далось ей нелегко. Постепенно возникало такое чувство, особенно в последнее время, будто пытаешься остановить морской прилив чайной чашкой.