Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 94

Лайя положила руку Кингдону на манжету. На пальце у нее поблескивал перстень.

— Дорогой, ты последи за собой, хорошо? — проворковала она. — Один стаканчик — и достаточно.

С этими словами она направилась к террасе.

— Куда это ты собралась? — окликнул ее Кингдон.

— Погулять.

— У тебя с кем-нибудь свидание?

— Господи, мы же вместе с тобой только что вошли в дом. Какое свидание?

— Просто так ты никогда не гуляешь.

Ее изогнутые подведенные брови сдвинулись.

— Что ты болтаешь? Это если на тебя взглянет какая-нибудь девчонка, ты уже готов бежать за ней. Только пятки сверкают! — Ревность у Лайи проявлялась совершенно неожиданно и ей самой была непонятна. На самом деле она не ревновала его к женщинам, только к славе кинозвезды. Она улыбнулась. — Арчер! Ты умеешь веселить народ! Стильная вечеринка!

Она обращалась к торговцу «крайслерами», который как раз подошел к ним. Он широко улыбнулся, обнажив крупные здоровые зубы. Никто не обращался к нему «мистер Арчер». Это была его фамилия, а имени его Кингдон уж и не помнил: Арчер да Арчер... «Нет, торговец авто Лайю не заинтересует, — подумал он. — Моей жене надо отдать должное: она хранит верность Голливуду».

Измены жены его больше не волновали. Он отвечал ей тем же, пользуясь преимуществами и привилегиями, которыми обладает кинозвезда. Он относился к Лайе как к человеку лучше, чем к женщине. С самого начала их связывало одно: цель в жизни. Она отдавалась кинематографу так же самозабвенно, как он отдавался небу. Лайя никогда и не скрывала своей мечты, и Кингдон уважал ее. Он жалел Лайю и по мере возможности помогал ей. Делал все, чтобы ей дали роль в каком-нибудь фильме. Но вместе с тем понимал, что из нее ничего не выйдет, и хотел раскрыть ей на это глаза.

Лайя и Арчер скрылись на террасе. Кингдон вошел в гостиную. К этому времени он уже научился скрывать свою хромоту, но боль в ноге по-прежнему не оставляла его. Стиснув зубы, он спустился на четыре ступеньки вниз. Первым делом пропустил стаканчик. У Арчера был хороший бутлегер: виски был настоящий. Кингдон облокотился о крышку пианино, за которым сидел черный музыкант.

На него оглядывались, толкая под локти соседей. Такая популярность ему не нравилась, но он уже привык, что его узнают, а в лицо бьют фотовспышки. Еще стаканчик — или это уже второй? — и он вообще перестанет обращать на них внимание.

«Красотка из Сент-Луиса с бриллиантами на пальцах...»

В холле какой-то толстяк помогал высокой и стройной девушке снять бархатную накидку. Темно-синее шифоновое платье не раздражало глаз в отличие от расшитых блестками и бисером платьев других приглашенных. На секунду Кингдон усомнился в том, что это Тесса... Он неотрывно смотрел на девушку и чувствовал, что ему становится нечем дышать.

Тесса вошла в гостиную и только там подняла глаза, чтобы осмотреться. Она увидела Кингдона, смертельно побледнела, но тут же залилась краской. Через несколько мгновений румянец исчез, и только на щеках у рта остались крохотные розовые пятнышки. Он стоял у пианино и смотрел прямо на нее.

«Вертит мужиком, крутит им как хочет...»

На лоб ему упала прядь волос. Откинув ее назад, он направился к девушке.

— Тесса!

Она проглотила комок в горле.

— Кингдон! — чуть слышно произнесла она.

— Давно не виделись...

Она неотрывно смотрела на него. За ее спиной кто-то негромко кашлянул, заставив ее вспомнить о приличиях.

— Кингдон, это Холлис Горас. Холлис, это Кингдон Вэнс.

Холлис наморщил лоб, пытаясь узнать Кингдона.

— А, капитан Кингдон! — произнес он.

Кингдон обменялся с ним рукопожатием и вновь повернулся к Тессе.

— Как поживает нефтяной магнат? — поинтересовался он. При этом на его лице появилось знакомое ей выражение гнева и уязвленного самолюбия.

— Нормально.

— Это платье очень идет к твоим глазам, — сказал Кингдон. — Я слышал, что он перерыл пол-Мексики.

— Тесса! — раздался голос ее кавалера. — Может быть, нам пора?

— Кингдон — мой кузен.

— Твой кузен?

— Живое доказательство того, что родственники могут быть столь непохожими, — довольно резко произнес Кингдон. — Родня со стороны Тессы — это добропорядочные, благоразумные и преуспевающие господа. В отличие от родни с моей стороны. Спросите дядю Бада... Вы уже имели счастье познакомиться с ним? Мм... Вы на него работаете, угадал?

Тон был столь же язвительным, как и слова. Тесса поняла, что с годами отношение Кингдона к ее отцу отнюдь не улучшилось. Ее собственный гнев на Бада, который тогда вмешался в их взаимоотношения, давно угас. Теперь ей было даже трудно поверить, что когда-то она злилась на отца.

— Холлис работает в «Паловерде ойл», — сказала она, но голос изменил ей и ее глаза увлажнились.

Выражение лица Кингдона изменилось. Оно стало печальным. Только сейчас сквозь слезы она заметила, что он пьян.

— Давай уединимся где-нибудь, — предложил он. — Пора восстановить прерванные родственные отношения.

Холлис Горас протестующе начал было:

— Тесса...

Но Кингдон уже взял ее за руку — рука у нее была ледяная — и быстро увел из гостиной в кабинет, закрыв за ними дверь. Они оказались одни в этой небольшой, обитой дубом комнате.

Она опустилась на гобеленовый стул и раскрыла расшитую золотом сумочку в поисках носового платка. Он уселся прямо на стол, задев при этом телефонный аппарат.

Тесса утерла слезы.

— Тебе лучше? — тихо спросил он.

— Лучше.

— Я не собирался набрасываться на тебя, — сказал он, подняв свой стакан. — Слишком много выпил.

— Раньше ты вообще не пил.

— Это было раньше. Пока я не сыграл в «Смельчаке». Тогда не было необходимости постоянно поддерживать свой имидж лихача.

— А где Лайя? — спросила она.

— Интересный вопрос!

— Она разве не здесь?

— Здесь, конечно. Вечеринки она не пропустит. В настоящий момент она наверняка уединилась наверху в приятной компании одного из киноактеров.

Тесса опустила глаза на свою сумочку.

— Я... читала в газетах, что вы счастливы.

— В Голливуде живут творческие личности, — сказал он, — а они вправе иметь собственные представления о счастье и о морали. Поначалу я разделял с ней ее счастье... Надеюсь, у тебя не осталось иллюзий относительно Лайи?

— Мм... нет.

Кингдон повертел в руках свой стакан.

— Кстати, по поводу того воскресенья. Я должен извиниться?

Она комкала в руках платок.

— Нет.

— Дядюшка говорил тебе, что накануне он ко мне заглянул?

— Да.

— И как ты отнеслась к его словам?

— Мне было жаль себя. А на него я разозлилась. — Она вновь опустила глаза. — Но потом я поняла, что просто слишком много... себе вообразила. Решила, что ты... что ты...

— Вы, самоуверенные наследницы больших состояний, всегда чересчур много воображаете. Впрочем, я действительно тогда имел в виду то, что ты себе вообразила. Даже больше.

— Вряд ли! — ответила она.

Он покачал правой ногой и легонько ударил каблуком по столу.

— Ты читала обо мне. У меня такой возможности не было. Сведения о Ван Влитах — особенно женщинах из этой семьи — никогда не просачиваются в печать, даже в светскую хронику.

— После того воскресенья я уехала во Францию. По своей воле поступила сестрой милосердия в сиротский приют в Руане.

— Руан... Так, так. Это там сожгли Жанну д'Арк?

— Да.

— Ты хотела, чтобы тебя тоже признали святой?

— Нет. Я понимаю, как это мелко с моей стороны — уехать туда не по зову сердца, а просто потому, что оставаться в Лос-Анджелесе больше не было сил...

Она вспомнила трехлетнюю девочку с простреленными ногами, которая ручками в мозолях крутила колеса своей маленькой инвалидной коляски. Вспомнила слепых детишек, родившихся от больных сифилисом матерей, вспомнила грязного оборвыша, стоявшего перед приютом с протянутой рукой. Он был еще беднее, чем воспитанники нищего сиротского дома. Она отдавала ему свой хлебный паек, но потом вдруг поняла, что сможет помочь ему по-настоящему. Она телеграфировала отцу. Прежде Тесса переписывалась только с матерью. В первый раз со времени приезда во Францию Тесса обратилась к Баду. Деньги, которые она просила, собственно, и так принадлежали ей. Но в военное время денежные переводы часто задерживались. Однако сумма, указанная ею в телеграмме, пришла на следующий же день. Дело, видимо, не обошлось без участия американского правительства. После того случая Тесса часто обращалась к отцу с просьбами. Бад присылал все, в чем нуждался приют, и скоро гнев Тессы на отца прошел.