Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 95

— В приюте было очень трудно, но я отработала свой срок и уехала.

— Отработала? А что там теперь?

— Отец пожертвовал приюту крупную сумму...

— Значит, теперь сиротки стали наследниками и наследницами Паловерде? Счастливый конец у сказки! Ты еще вернешься туда?

— Нет. У меня такое чувство... будто я обманываю кого-то.

— Не принимай мои слова насчет Святой Жанны близко к сердцу. Тебе не в чем оправдываться.

— Нет, перед собой я должна кое в чем оправдаться, — ответила она. — Я не верю в благотворительность. Альтруизм всегда вызывает во мне подозрение. А два месяца назад, когда я поняла, как помогли приюту деньги моего отца и как мал был мой собственный вклад, я уехала.

— Ты всегда себя недооценивала.

— Не будем об этом, — вздохнула она.

— Ты все еще пишешь?

— Снова начала, — сказала она и тихо добавила: — Я видела почти все твои фильмы.

— Мои фильмы, — процедил он, — это не то, чем можно гордиться.

— Ты в них очень хорош.

— Тесса, ты ведь не хочешь рассказывать о работе в сиротском доме? Вот и меня уволь. Отчасти я и запил оттого, что без ума от собственной карьеры. Так что не надо!

— Ты думаешь, что я все та же мышка, которую легко напугать, повысив голос? — спросила она.

— Я надеялся на это, — признался он, удивленно приподняв брови и улыбнувшись. — Мм.. Деньги — грубая материя, но я в принципе не против денег. Помнишь наши прогулки, когда на заднем сиденье твоего «мерсера» стояла корзинка с припасами из Гринвуда?

— Конечно.

— Так вот. В те дни литр молока и несколько крекеров из этой корзины составляли весь мой суточный рацион. У меня не было ни цента, и не запихни вы с Лайей меня в «Римини продакшнз», пришлось бы выбирать между Домом для ветеранов войны в Соутелле и поисками работы.

— Господи, я и не подозревала... — Она взглянула на него. — Какая же я была тогда дура, Кингдон!

— С тех пор ты не изменилась, — ответил он. — Хороший человек всегда дурень. Я завел об этом речь, чтобы ты поняла, как нелегко мне было от тебя отступиться. Моя вера гнала меня от тебя. И потом еще гордость... Повидавшись с твоим отцом, я понял, что ты живешь во дворце, а я...

Раздался скрип открываемой двери. В проеме показался Холлис Горас. В руке у него была накидка Тессы.

— Тесса, у нас на восемь заказан ужин.

— А, Холлис, конечно. — Она встала. — Кингдон, передай, пожалуйста, Лайе: мне очень жаль, что не удалось повидаться.

Кингдон поднялся со стола.

— Лайе тоже будет очень жаль, — проговорил он, — что не удалось повидаться.

Тесса была рада, что он не предложил ей встретиться. О любовном треугольнике не могло быть и речи. Троица Лайя—Кингдон—Тесса распалась. Прошли золотые денечки. Лайя плюс Кингдон, а третий — лишний. Ее воспитание и порядочность не позволяли встречаться с женатым мужчиной. С мужем ее старой подруги. Но вместе с тем она знала, что не найдет в себе сил отказаться. Холлис помог ей надеть накидку. От холодной атласной подкладки рукам стало зябко. Она заглянула в темные задумчивые глаза Кингдона и поняла, что это ее последнее свидание с Холлисом Горасом.

Кингдон, ссутулившись, сидел за столом, когда дверь открылась и вошла Лайя.

— Так вот где ты прячешься, — сказала она, подходя к нему. — Мы тебя обыскались!

За ее спиной маячил высокий и такой худой мужчина, что, казалось, его пропустили через соломинку. У него было умное клинообразное лицо.

— Кингдон, ты знаком с Дэвидом Манли Фултоном?

Кингдон лично знать не знал Дэвида Манли Фултона, но слышал о нем. Этот англичанин был режиссером и ставил эпические драмы. Примерно такого же плана, что и картины Де Милле, разве что чуть поумнее.

— Не имел удовольствия.

— Капитан Вэнс! — Фултон протянул ему длинную худую руку. На среднем пальце сверкал перстень с сапфиром в виде звездочки.

Когда Лайя знакомила его со своими приятелями-киношниками, у него обычно возникало неприятное ощущение, словно кто-то изнутри скреб ногтем его голову. «Она спит с ним», — думал он всегда в таких случаях. Но сейчас он все еще был весь во власти встречи с Тессой. Потом, пожав тощую руку Фултона, решил: гомосексуалист.

— Рад познакомиться с вами, мистер Фултон. Я восхищаюсь вашими фильмами.

— Те же слова адресую вам, капитан Вэнс, — ответил Фултон с оксфордским — вероятно, наигранным — выговором. — Слышал, что вы служили в эскадрилье «Лафайет».

— Поступил туда сразу же после ее сформирования, но позволил себя сбить.

— И вы действительно воевали во Франции?

— В составе Иностранного Легиона, — ответил Кингдон. — Рекламируя это, Римини построил свою студию и мою карьеру. Но между нами, не верьте ни единому его слову.

— Мне о вас рассказывала миссис Вэнс.

— Жену тоже вряд ли можно назвать лицом беспристрастным.

— Кингдон всегда выставляет напоказ свою скромность, мистер Фултон, — сказала Лайя. — Он таким и раньше был. Но насчет геройства — это все правда. Настоящий воздушный ас с большой буквы!

— С маленькой, — поправил Кингдон.

Дэвид Манли Фултон хохотнул.

— Тем не менее посмотреть на ваши трюки занятно. Я собираюсь поставить фильм о подвигах летчиков. Так сказать, о последних рыцарях Круглого Стола.

— О крестоносцах, — уточнил Кингдон, думая о Тессе. Ему хотелось поскорее отвязаться от Дэвида Манли Фултона. В его элегантной узкой фигуре, речи — он говорил, проглатывая окончания слов, — в глазах, смотревших из-под тяжелых набрякших век, что-то раздражало Кингдона. Собственно, и его фильмы, эти декадентские штучки, раздражали.

— Вам это интересно? — спросил Фултон.

— Вы хотите получить у меня консультацию?

— Кингдон! — воскликнула Лайя. — Дэвид хочет, чтобы ты снимался в его фильме!

— Лайя! — передразнил ее взволнованный возглас Кингдона. — Я же при тебе подписывал контракт. И в присутствии адвокатов обеих сторон. Контракт — действующий юридический документ. Кто оплачивает наш бекон, выпивку и шубки из кроличьих шкурок? «Римини продакшнз».

— С мистером Римини можно было бы, наверно, договориться, чтобы он одолжил мне вас... — заговорил Фултон и деликатно умолк.

«Пошел ты, знаешь куда?» — подумал Кингдон и, похоже, взглядом выразил свою мысль.

— Мм, мне пора, — сказал англичанин.

Лайя кокетливо помахала ему ручкой.

— Что ты ему наплела? — спросил Кингдон.

— О, он такой неженка, что я просто не знала, о чем с ним говорить. Ну и рассказала ему про войну и про тебя.

— И он развесил уши, — сказал Кингдон, протягивая руку к своему стакану. — Лайя, почему бы нам не уехать на несколько дней?

— Не забывай, — с упреком в голосе напомнила она, — что завтра у нас урок мистера Хорти.

Лайя наняла Падрейка Хорти, известного нью-йоркского театрального педагога, вроде бы для них обоих, но на самом деле только для себя. Это была роскошь, но, впрочем, ни Лайя, ни Кингдон не любили экономить. Лайя оплатила переезд Хорти в Калифорнию и назначила ему приличное жалованье в надежде на то, что он сотворит с ней чудо.

Кингдон допил виски с содовой.

— Текс хочет продать «Зефир-Филд». Я думаю купить.

— Зачем?

— Для забавы.

— Где ты найдешь время, чтобы заниматься этим?

— Я перестану сниматься, — ответил он.

Она быстро глянула на него и поморщилась. Лайя никак не могла постичь, что есть люди, способные думать не только о кино. Полеты Кингдона воспринимались ею всего лишь как часть его сценического образа.

— Не валяй дурака! — взвизгнула она.

Точно таким же тоном его, бывало, упрекала мать. Он тут же и сам увидел всю глупость этой затеи. Невозможно вот так запросто взять и отказаться от атрибутов звезды — услуг лучших педагогов, бутлегеров, девочек. Он поднял пустой стакан.

— Я иду в гостиную, — объявил он.

Лайя пошла вместе с ним. Кингдон не рассказал ей о встрече с Тессой. Он не думал, что они еще увидятся, а если даже и увидятся, Лайе все равно наплевать.