Невроз - Воронцова Татьяна. Страница 21

– Что? А-а... – Морщась, Грэм потер пальцами висок. – На улице. На скамейке.

Рита окинула его пристальным взглядом.

– Вы плохо себя чувствуете?

– Нет-нет, все в порядке... За то время, что я добирался до дома, Лео успел позвонить мне раз пять или шесть. Я не отвечал, пока не сообразил, что просто исчезнуть все равно не удастся. Он мог в любой момент достать меня через Антона. А раз не удастся исчезнуть, то лучше явиться к нему прямо сейчас, в том виде, в каком я вышел от клиента, а там пусть сам решает, есть у меня повод для недовольства или нет. Я сообщил таксисту об изменении маршрута и уже через полчаса стоял перед стариной Лео, который заходился в истерике и брызгал слюной, как взбесившийся бабуин. Клиент скорбит и негодует. У него отняли любимую игрушку. Он чувствует себя несчастным и требует компенсации морального ущерба. Я вел себя как последняя свинья. И что я могу сказать в свое оправдание? Не говоря ни слова, я снял куртку и бросил на спинку кресла. Эффект превзошел все ожидания. Лео охнул и тут же заткнулся – так резко, как будто кто-то вставил ему кляп. Облизнул губы, сделал шаг вперед и принялся срывать с меня то, что осталось от рубашки, при этом глаза его подозрительно заблестели. Ну а потом, разумеется, ему приспичило отыметь меня. Вот тут-то до меня наконец дошло, каким я был идиотом. Здесь, в клубе, со мной могли сделать все, что угодно: изнасиловать, убить, накачать наркотиками... В общем, попал я здорово.

– Мысль об этом возбуждала вас?

– О да. – Грэм стыдливо улыбнулся. – Или мне следовало об этом умолчать? Возбуждала, заставляла мою кровь быстрее бежать по жилам... какие еще слова подходят для описания этого восхитительного состояния? Бормоча какие-то нежности, Лео облапал меня и принялся подталкивать к дивану. Я вырвался и очень серьезно предупредил, что если он не прекратит безобразие, мне придется его убить. Или ему придется убить меня. Одно из двух. Как ни странно, это подействовало. Должно быть, я выглядел как форменный псих. Впрочем, и чувствовал себя соответственно.

«Ты не взял денег, – сказал Лео. – Почему?»

Господи, почему? Мне казалось, это очевидно. Но выворачивать душу перед сутенером я не собирался, поэтому промолчал.

«А у меня возьмешь?»

«И у тебя не возьму».

«Если будет еще работа, тебе предлагать?» – спросил он напоследок. Ему не хотелось упускать меня. Я был, что называется, le plat friand [12] . Юноша, позволяющий состоятельным клиентам осуществлять их садо-эротические фантазии. Найти такого в Москве в то время было проблематично. Я ответил: «Попробуй». Накинул куртку прямо на голое тело и вышел. Моя порванная, запятнанная кровью рубашка осталась лежать на полу, куда ее бросил Лео. Позже я узнал, что он толкнул ее за двести пятьдесят баксов тому самому типу, который привел ее в полную негодность. Мужик, помимо всего прочего, оказался еще и фетишистом.

Покидая заведение, я все еще не был уверен, что мне позволят так просто взять и уйти. Но громилы в дверях окинули меня тяжелыми взглядами, только и всего. Больше я их не видел. Ни их, ни Лео.

Грэм встал, прошелся по кабинету. Вернулся в кресло. Руки у него все еще дрожали.

– Дома я первым делом забрался под душ и долго стоял с запрокинутой головой под горячими струями, так что мои слезы моментально смывало со щек. А потом пошел спать.

– Лео еще звонил вам?

– Звонил пару раз. Но я очень вежливо отклонял его предложения.

– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете, – тихо сказала Рита, подозревая, что затянувшаяся пауза означает конец истории.

Грэм отозвался не сразу.

– Да, есть кое-что. Но мое время вышло. Вернемся к этому в понедельник, а пока... позвольте же наконец угостить вас чашечкой кофе!

Глава 7

Увидеть его вне стен медицинского учреждения, в нормальной обстановке, на людях – этим она объясняла свое согласие. Себе самой, разумеется. Больше никто в ее объяснениях не нуждался. Что ж, она не зря нарушила золотое правило психоанализа: не подпускать пациента ближе, чем это необходимо для успешного лечения. Совсем не зря!

Переступив порог клиники, Грэм тут же оставил свои ужимки и высокомерный тон и превратился в интереснейшего собеседника, остроумного и обаятельного. Они посидели в кофейне на Пушкинской, после чего вернулись в ожидавший их автомобиль. Водителем оказался парень лет двадцати, за все время не проронивший ни слова и не бросивший ни одного нескромного взгляда в сторону своих пассажиров. Грэм просто говорил ему, куда ехать, и тот без вопросов ложился на курс.

За чашкой кофе Грэм рассуждал о художниках-модернистах, радиоуглеродном анализе, кризисе современного кинематографа, литературных экспериментах Алена Роб-Грийе и так далее, причем так живо и увлекательно, что Рита напрочь забыла о своем статусе лечащего врача и почувствовала себя обыкновенной женщиной, за которой красиво ухаживает неглупый, в меру эксцентричный мужчина. Она видела, что на него обращают внимание. Неудивительно, ведь он красив, по-настоящему красив. И это не глянцевая красота моделей или кинозвезд, которую всякий может оценить, а пугающая и завораживающая красота инфернального существа, совершенного монстра. Особенно губы – прекрасно очерченные, подвижные, сексуальные. Неожиданно для себя Рита представила их за тем занятием, о котором упомянул в своей исповеди Грэм. Ее бросило в жар. Не поднимая глаз от чашки, она сидела и гадала: заметил?.. не заметил?..

Беловатые капли спермы, брызнувшей на впалые щеки и длинные, черные ресницы простертого на кушетке юноши... тонкая, мускулистая рука, небрежно засовывающая в карман сложенные купюры... зажмуренные глаза, рефлекторно сжатые зубы, красные полосы на смуглой, по-мальчишески гладкой коже... Любишь погорячее, дружище? Тогда это как раз для тебя. Строптивые мальчики, презирающие физический труд, надменные, равнодушные, одетые по последнему слову моды. Плати – и делай с ними что хочешь. Но что в этом для самих мальчиков? Только ли деньги?

Не так давно Грэм спросил, что, по ее мнению, он собой представляет. Какой из привычных ярлыков она уже мысленно на него наклеила? Изобразить недоумение? С ним этот номер не пройдет. И Рита ответила со всей возможной откровенностью:

– Если говорить о сознательных установках, то вы типичный интроверт. Из основных психологических функций наиболее дифференцированной в вашем случае является Интуиция, из-за чего неизбежно страдают Ощущения, при этом на должном уровне остается Мышление, да и с Чувствами, насколько я могу судить, все в порядке. Ощущения, Мышление, Чувства и Интуиция – в данном случае только термины, используемые для рассмотрения структуры сознания. Благодаря Ощущениям человек получает информацию из внешнего мира, мира объектов. С помощью Мышления воспринимает то, что передают ощущения, а затем дает всему воспринятому названия. На основе этих впечатлений возникают Чувства. И наконец, человек делает ряд предположений относительно того, откуда возникают перечисленные явления, куда они устремлены и каковы их возможности, – речь идет об Интуиции. Разумеется, при помощи таких примитивных понятий невозможно дать исчерпывающее определение психической системы, включающей, помимо сознания, еще и обширные сферы индивидуального и коллективного бессознательного, однако без них не обойтись.

– Пожалуйста, еще раз и помедленнее.

– Вы представляете собой интровертный интуитивный тип, который иначе можно классифицировать как иррациональный. Вы не в ладу с действительностью. Мир для вас всего лишь эстетическая проблема, вопрос восприятия, «сенсация».

– Да уж... – Он вяло усмехнулся. – Как говорил Жак Лакан, «реальность – это то, обо что я спотыкаюсь».

Итак, он получил ответ на свой вопрос. Но это был тот ответ, который она смогла дать на основании наблюдений, сделанных в кабинетных условиях, но явно недостаточных для вынесения окончательного «приговора». Ей катастрофически не хватало информации.