Невроз - Воронцова Татьяна. Страница 22

Заметив, что «мицубиси» проскочил нужный поворот, Рита обеспокоенно шевельнулась и уже хотела окликнуть водителя, но Грэм накрыл ее руку своей и тихонько сжал. Это интимное прикосновение – первое и оттого особенно волнующее – заставило ее невольно вздрогнуть.

– Куда мы едем? – шепотом спросила она.

Не выпуская ее руку, Грэм с улыбкой смотрел ей в глаза. В темном салоне автомобиля его лицо казалось бледной маской с темными прорезями глаз.

– Ко мне домой. Сейчас, пока вы еще не забыли вкуса кофе по-ирландски, мне хочется показать вам, как готовлю его я сам. К тому же у меня дома есть вино, которое может предложить не всякий московский ресторан.

– Звучит заманчиво, – пробормотала Рита. – Однако...

– Да бросьте, Маргарита, – развязно перебил Грэм. – Вы же не маленький ребенок. А я не людоед. Что может случиться?

Фантастика, он привез ее в ту самую квартиру, где прошло его детство, квартиру своих родителей. Хотя стоило ли удивляться? Ольга сказала ей об этом давным-давно. Квартиру было решено продать – собственно, этим Грэм сейчас и занимался. Ну и жил там, естественно... Стоп. Естественно для кого? Для Ольги, которой никогда бы не пришло в голову при наличии пустой квартиры снять номер в отеле? Очевидно, да, потому что только по ее настоянию («Ну что ты за человек, Григорий?.. Почему ты не можешь вести себя по-человечески?.. Почему тебя вечно приходится уговаривать?..»), Грэм поселился там, хотя первые несколько дней прожил в отеле. Он уже лет десять или двенадцать вообще не появлялся в доме своего детства, порога не переступал. Ольга считала это возмутительным, но о причинах такого поведения не могла рассказать почти ничего. Грэм был не в ладах с отцом. Но почему? В ответ подруга только беспомощно пожимала плечами.

Рита обратила внимание, что Грэм уже в который раз уступает сестре, и даже упомянула об этом в одной из бесед. Он согласно кивнул: «Иногда приходится уступать». За бесконечными заботами Ольга постепенно теряет женскую привлекательность, а вместе с ней и уверенность, становится истеричной. Ему не хочется лишний раз причинять ей боль. В конце концов, они всегда неплохо ладили. Весьма неплохо для брата и сестры.

Оказавшись в знакомом подъезде, Рита вспомнила о фобиях Грэма и принялась с интересом ждать, что будет дальше. Как он поступит? Воспользуется лифтом или заставит ее взбираться по лестнице на седьмой этаж?

Без колебаний он выбрал лифт. Пока кабина медленно ползла вверх, никто из них не издавал ни звука. Рита не спускала глаз с худого, смуглого лица Грэма. Оно было бесстрастным, как всегда, но на верхней губе блестели бисеринки пота.

Шагнув на лестничную площадку, Рита как бы невзначай коснулась его руки, привычным движением нащупала пульс. Ого! Частит, как после забега на длинную дистанцию. Все так же молча Грэм взял ее за плечо, развернул к себе лицом, сделал глубокий вдох – один, другой... и пульс начал замедляться. Девяносто ударов в минуту... восемьдесят... семьдесят пять... семьдесят. Норма. Он победно улыбнулся.

Рита покачала головой, но от комментариев воздержалась. Здесь, в этом доме, он по праву чувствовал себя хозяином положения, и ей не хотелось давать ему лишний повод продемонстрировать свою крутизну.

Большая четырехкомнатная квартира в старом кирпичном доме – она была именно такой, какой запомнила ее Рита. Высокие потолки, нелепая антресоль в прихожей, две лоджии, гостиная с полукруглым эркером. Почти вся мебель осталась с прежних времен: югославская полированная стенка в гостиной, диван, два массивных кресла, в каждом из которых Ольга с Ритой когда-то помещались вдвоем... хрусталь за стеклянными дверцами, люстра с матовыми конусами плафонов, аудиоаппаратура, телевизор на тумбочке, фотографии в простых деревянных рамках... Грэм купил только кровать.

Кровать заслуживала отдельного упоминания. Из любопытства заглянув в спальню (дверь была нараспашку, а беспечный хозяин, едва переступив порог, немедленно занялся приготовлением кофе, предоставив гостье бродить где вздумается), Рита узрела это грандиозное сооружение и застыла с разинутым ртом. Кровать была почти квадратной – два с половиной на два метра – и стояла посреди комнаты, занимая если не всю ее площадь, то большую часть. Единственная спинка в изголовье представляла собой практически точную копию кованых железных решеток на окнах знаменитого особняка Тарасова. Ряд вертикальных стоек, а поверх – элегантная загогулина, словно проведенная второпях рукой подвыпившего гения. Одна, а в ней еще одна. Красота – страшная сила!

– Маргарет! – позвал из кухни Грэм. А через минуту появился за ее спиной. – Ну что вы здесь застряли?

– Смотрю на вашу кровать.

– Нравится?

– Да, пожалуй.

– Ее сделали на заказ.

– Так я и думала, – пробормотала Рита.

Грэм стоял совсем близко. Ближе, чем в лифте. До нее доносился аромат его туалетной воды. Сандаловое дерево, горький миндаль, пачули... Guerlain?.. Chanel?.. Но спросить она стеснялась. Животное идет на запах. Человек тоже. Запах этого мужчины кружил ей голову. «Осторожнее, мисс Благоразумие!»

Потом они пили кофе на кухне, где много лет назад две девочки-школьницы жевали бутерброды над учебниками истории и математики. Грэм расстегнул воротничок своей черной рубашки, небрежно закатал рукава. Глядя на его узкие запястья, увешанные металлическими побрякушками, и мускулистые предплечья с тонкими темными волосинками, Рита спрашивала себя: «Дорогуша, где были твои глаза? Тогда, в те годы. Мы были слишком молоды, о да. И он – начинающий сенсуалист, ненасытный юнец, вампир с повадками аристократа – редко сидел дома. Разница в возрасте – два года. Много это или мало?»

Ей стало любопытно, спланировал он все заранее или это был экспромт. Четыре сорта сыра, паштет из печени птицы, холодная телятина, маслины, хлеб с кунжутом. И вино, разумеется, белое Chassaghe-Montrachet, легкое, золотистое, с нотками белых цветов, экзотических фруктов, меда, ванили, зрелых яблок и груш.

– Что за вино! – восторженно воскликнула Рита. И неожиданно для себя добавила: – Надо же, я могла умереть и никогда не попробовать его.

– Да, – согласился Грэм. – Но жизнь порой преподносит сюрпризы.

Неторопливая беседа, отрывочные воспоминания, имеющие легкий привкус абсурда... Плавно они перекочевали из кухни в гостиную. Тихая музыка, приглушенный свет.

Первый поцелуй застал ее врасплох. Она действительно не ожидала ничего подобного. Не хотела верить в то, что он окажется таким непроходимым глупцом. Переспать с собственным аналитиком! Чувственное наслаждение, которое быстро пройдет. А что потом? Невозможно, недопустимо!

Подойдя вплотную, Грэм взял у нее из рук бокал, не глядя поставил на подоконник. Двумя пальцами осторожно приподнял за подбородок ее голову и поцеловал в губы. Рита задрожала. Искушенность его поцелуев напугала ее. Он припадал к ней как к источнику некой волшебной силы – с возрастающей страстью, еще и еще. Его язык ласкал ее губы, скользил по краешку зубов, глубоко проникал в рот, буквально вырывая у нее ответный поцелуй, мягко принуждая (если такое вообще возможно) отдаться этому занятию целиком и полностью.

Наконец она опомнилась и оттолкнула его. Не стоило приходить сюда, ей-богу, не стоило! Что это с ней? «Что с тобой, Маргарита?..» Прищурившись, Грэм поглядел на нее долгим изучающим взглядом, словно натуралист, определяющий, к какому виду или семейству принадлежит пойманный экземпляр насекомого, а потом, не говоря ни слова, подхватил на руки и понес в спальню. Она уже успела забыть, кто и когда последний раз носил ее на руках. Очень странное ощущение: как будто ты больной или ребенок... И все же в этом что-то есть. Какая-то пленительная беспомощность. Предвкушение насилия, которое может оказаться желанным.

Грэм поставил ее на ноги возле кровати – той самой кровати, которой они недавно любовались. Продолжая смотреть ей в лицо, ни на минуту не отводя глаз, снял с нее жакет, расстегнул пуговицы шелковой блузки. Спокойно, без спешки. Плавным, успокаивающим движением провел сверху вниз по ее плечам и накрыл ладонями груди. Рита чувствовала, как длинные смуглые пальцы поглаживают сквозь кружево бюстгальтера ее твердеющие соски. Она закрыла глаза и тут же покраснела, осознав, что это, в сущности, знак согласия.