Цыганские сказания (СИ) - Мазикина Лилит Михайловна. Страница 47

— А! Сейчас.

Я неловко копошусь под пледом прежде, чем вложить медальон в протянутую фон Адлигарбом руку. Он тут же извлекает локон и разглядывает его с изумлением.

— Что это?

— Ну, я просто попыталась отбить запах. Знаете, мы потому и париками на охоте не пользуемся. Невозможно, когда так близко находятся человеческие волосы, и они не на человеке. В общем, я вымачивала их в кофе, у кофе сильный запах, и получилось недурно. То есть я могла бы использовать чеснок, но я подумала, что вы его в руках будете держать, а чеснок вампиры переносят хуже «волков». Мы-то его каждый день даже едим. Ой, я его сегодня тоже ела! Я не подумала, что от меня пахнуть будет.

Эту ложь, как и все остальные, они не смогут распознать именно из-за запаха чеснока: он перебивает мой собственный.

— Ничего страшного. Ну что же, полагаю, мы можем приступить к ритуалу. Он очень прост, впрочем, я уже рассказывал — фон Адлигарб берёт меня за руку. — Так, браслет на вас. Теперь зажмите локон кончиками пальцев, а я аккуратно протащу браслетик вон, так, чтобы пальцы с прядью прошли по нему, как по туннелю. Готово! Вы свободны!

— И всё? Я могу идти? Я думала, гром громыхнёт или что-то вроде того.

— Нет, дело в том, что...

— Она обманула нас. Это не волосы императора, — резко произносит один из монахов, поднимая над головой коммуникатор. — Покушение провалилось.

— Вы пытались убить Ловаша Батори?!

— Вы притащили чужие волосы? Я же сказал вам...

— Хватит игр, брат Рихард. Девчонка должна умереть.

— Но вы мне обещали! — фон Адлигарб почти что взвизгивает, заступая между мной и парнем с коммуникатором. — Она должна остаться жива!

Не знаю уж, какие аргументы в пользу своей позиции он приготовился принести — я резко выкидываю в стороны руки с ножами — в отличие от столовой, к ужину Батори подают исключительно серебряные приборы, и свистнуть парочку, один за другим, оказалось проще простого. Поддерживающие меня монахи отшатываются, получив порезы; я выворачиваюсь, чтобы приземлиться на ноги; ножи отлетают в стороны, мне нужны свободные руки. Чтобы запустить их в сумочку и брызнуть в стороны мелкими пуговицами.

Приём, к которому равнодушны вампиры. Но не мёртвые жрецы. Добрых два десятка упырей рухает на колени, принимаясь собирать раскатившиеся кружочки из пластмассы и дерева. Я выкидываю ещё пригоршню и, взбежав по лестнице, оборачиваюсь уже с полными горстями серебряных гвоздиков. Такими цыганские щёголи каблуки подбивают.

— Только попробуйте подойти, у меня серебро! — я чуть-чуть наклоняю ладони, демонстрируя, что не блефую. Как я и ожидала, почти все пуговицы уже собраны.

— Вы мне обещали, вы обещали, — как заведённый, повторяет фон Адлигарб, прижимая к груди кулаки с зажатыми пуговками.

— Да заткнитесь, вы, князь без княжества... — Тип с коммуникатором кричит в аппарат:

— Сколько ваших во дворце? Каждый должен напасть на императора столько раз, сколько сможет. Максимально. Если надо, чёрт побери, подожгите дворец! У его сучки почти закончилась удача, ещё немного, и она умрёт. Просто действуйте!

Я чувствую что угодно, но только не прилив мужества. Совершенно точно не его. Где, поцелуй его мавка, мой муж? Я сейчас везунчик или нет? Раньше он всегда появлялся исключительно вовремя — например, когда меня чуть не убил мёртвый жрец в литовском отеле, после того, как я упокоила его приятеля. Или когда я в лесу заблудилась после теракта. Когда меня чуть не загрызла сумасшедшая собака... Всегда.

Кристо, ну где ты?!

Каждая секунда — это нож, втыкаемый в меня; капля крови, покидающая меня; ветка в костёр под моими пятками и искра на эту ветку.

— Фон Адлигарб, какого чёрта вы стоите? Во имя уз крови, вы мне родственник или нет?!

Угадала я или промахнулась, но старик Рихард вскидывает на меня глаза, и они твердеют. Не вижу, куда он девает пуговицы — он просто двигается быстрее, чем я успеваю понять — только замечаю, как его размазывает тенью — блеск — один из брошенных мною ножей входит в висок вампира с коммуникатором, как в разогретое масло, и упырь падает навзничь. Почти сразу. Взглянув в глаза фон Адлигарбу.

Нет, нет, нет, парень, надо было взять оба ножа!

Потому что второй оказывается немедленно подобран и...

По видимости, цыганские узы крови — романипэ — тоже разрушаются челюстями Алголя. Брат Коралл принимает явно не мою сторону. Фон Адлигарб падает рядом со своей жертвой с серебряным лезвием, вбитым под основание черепа. Он, наверное, никогда не был бойцом. Художник с тонкими пальцами-веточками. Прости, старик. Я не сообразила.

Я пячусь вверх по лестнице, не имея даже возможности опереться на перильца и каждое мгновение ожидая, как подвернётся нога или резко распахнувшаяся дверь ударит меня по затылку. Она, кстати, внутрь открывается или наружу? А если она заперта? Кажется, я продумала всё не настолько детально, как мне сначала показалось.

Мне всего-то и надо: скрыться на пару секунд со всех наблюдающих глаз, вымазаться припасённой в третьем отделении сумочки краской и... немного везения, чтобы Сердце Луны смогло отвести глаза преследователям. А оно-то и истекает с каждым вздрагиванием пульса. Чёрт, чёрт, чёрт, ну кто же знал, что они устроят свалку во дворце! Я надеялась не больше, чем вывести на чистую воду намерения фон Адлигарба — с чего я, кстати, решила, что он главный? С того, что говорил со мной? Чёрт, чёрт, чёрт, мамочка!

В тот момент, когда я уже почти что верю, что вот оно — всё — чудо падает буквально с неба. Или, по крайней мере, откуда-то сверху. Так, наверное, пустыня покрывалась манной небесной: тысячи маленьких стеклянных шариков, блеснув надо мной во взявшемся словно ниоткуда солнечном луче радужным пологом, рассыпаются с тихим дробным стуком по всему подвалу. В тот же миг, когда вампиры, как один, падают на колени, кто-то хватает меня за воротник и тянет вверх по лестнице — я только ногами успеваю перебирать да следить, чтобы не рассыпать слишком уж много гвоздей.

— Да брось их уже, уходим в галоп! — Катарина захлопывает тяжёлую дверь, перехватывает меня за освободившуюся руку и припускает вдоль по переулку так, что я едва успеваю перебирать ногами с опасностью в любой момент сломать каблук и с ним лодыжку. Летящая следом за мной коса ощутимо оттягивает кожу на голове; если я хоть чуть-чуть подбавлю скорости, лишусь скальпа, точно говорю. А золотые подковки вот-вот отвалятся с ушами вместе уже сейчас.

— Нам надо спрятаться! — кричу я, чувствуя, что рука вот-вот вылетит из плечевого сустава. — Надо куда-то забиться, только со следа сбить!

— Не говори чуши, у тебя же везение вот-вот кончится! Бежим к людям! Ах, мать его шлюха...

Похоже, у нас обеих на мгновение темнеет в глазах. Монахи решили не опускаться до беготни по улицам и запели.

— Давай, дура, по батюшке и по матушке! Они же заколдуют нас, и к чертям! Чтоб им раки объели... — вопит Катарина, весьма точно и откровенно указывая, что именно.

— Жопа! Жопа! Жопа! Жопа! — ору я: в глазах снова темнеет, и чуть не весь мой активный словарь отрубает. Остаётся только то самое словечко, которым очень хорошо описывать подобные ситуации. Тем временем начинается людная часть Пешта. Даже довольно многолюдная. И с полицейскими.

Мне кажется, или голос у меня сейчас ужасающе тонкий и резкий? Да и у Катарины он срывается и становится совсем девчоночьим.

— В магазин!

— Зачем в магазин?!

— Проверять! — мы каким-то чудом просачиваемся сквозь всех за считанные секунды и оказываемся в просторном торговом зале.

— У меня теперь опять воспаление лёгких будет, — жалуюсь я, вся дрожа из-за волглой ледяной одежды, липнущей к телу.

— Может ещё повезёт. Сейчас посмотрим, сколько осталось, — Катарина, оглядываясь, произносит под нос ещё пару ругательств, и я соображаю повторить за ней, тоже озираясь. — Вот, придумала! Стойка с бутылками. Пройди рядом, как можно ближе. Если удача заканчивается уже критически, не упасть на тебя они не могут.