Они выбрали ночь (СИ) - Кузнецов Константин Викторович. Страница 51

   Подойдя к бордюру, Шрам, перед тем как вступить на дорогу, присел на четвереньки и принюхался, будто дворовый пес. Что он искал? Какой запах пытался отличить и выделить из множества? - мастер не знал сам.

   Теперь им руководила совсем иная сила.

   Прислонив нос к самим булыжникам, Шрам незамедлительно стал причиной десятка насмешек и всплеска эмоций со стороны случайных горожан.

   Заметив уткнувшийся в него палец, мастер, зарычал, но так ничего и не ответил. Тело больше не подчинялось ему. Нос коснулся мокрого камня и в этот самый момент проезжающий мимо фаэтон окатил человека-пса грязью.

   - Гляньте, шелудивый чего-то потерял!

   - Да он же тюкнулся, чокнулся!

   - По нему 'Безнадега' плачет!

   От последних слов Шрам скривился, будто глотнул из сточной канавы.

   Кукольник дернул его за нить - невзирая на плотное движение, податливая кукла вприпрыжку кинулась через дорогу.

   Проскочив под повозкой и увернувшись от огромного колеса, мастер очутился на другой стороне улицы. Встав на ноги и вновь приняв человеческий вид, Шрам кинулся в проулок - подальше от случайных взглядов и обидных смешков.

   Отдышавшись, он внимательно прислушался к посторонним звукам. Где-то далеко тянулась заунывная мелодия шарманки, чуть ближе капала вода, и раздавался прерывистый скрежет. Но главное - никакого человеческого присутствия.

   Переполняющая душу обида захлестнула Шрама, и он в гневе стал рвать невидимые веревки, опутавшие его руки и ноги.

   Он представить себе не мог, что подчинение бессмертному будет таким унизительным! Это было хуже самого страшного проклятия! Не принадлежать себе и одновременно продолжать находиться в своем теле - невыносимо, хуже самой смерти.

   Рытвины на руках и ногах стали кровоточить - заставив Шрама остановиться и попытаться прийти в себя. Прерывистое дыхание улеглось, дрожь в коленях ушла прочь, и мастер облегченно втянул тяжелый воздух подворотни, который сейчас показался ему приятней аромата цветочной поляны.

   - Эй, дружок, ты не заплутал случаем? - раздался из-за спины мастера дребезжащий, словно жестяная банка, голос.

   Не говоря ни слова, живая кукла развернулась. Длинные, грязные ногти с жадностью впились в горло жертвы. Кашель сменился протяжным хрипом, который очень скоро стих и между узких лабиринтов домов вновь поселилась напряженная тишина.

   Шрам упивался. После долгих лет греховных мытарств, он, наконец, снова обрел себя.

   - Всеединый, как же я счастлив, - протянул мастер, закинув голову и уставившись в безоблачное небо.

   Обмякнув, жертва уже давно распласталась возле кучи вчерашних отходов. Теперь она также как и разбросанные помои, была не нужна городу. Прентвиль слишком легко прощался со своими сынами, не обращая внимания на их дальнейшую судьбу.

   Закатав рукава, мастер почувствовал необычайный прилив сил. Его ремесло не умерло в нем, и много лет спустя, он обрел утраченный дар. Верный слуга Кроноса, теперь опять может пополнять его царство беззащитными жертвами.

   Кукловод ожил, и нить натянулась до предела. Затем другая, и снова первая, а затем две, одновременно. Шрам замер и бросился бегом по узким проулкам.

   Ноги сами несли его вперед.

  4.

   Яркое солнце - хороший знак для начала нового дня. Так, или почти так, мог сказать практически каждый житель Прентвиля, но только не Кайот. Для него свет луны был не просто привычнее и роднее, а стал настоящим талисманом, хранящим его от дурного все годы.

   Приблизившись к дому кукольного мастера, Рундо замер, прислушиваясь к посторонним звукам. Мир жил привычной для него жизнью.

   На улицах в этот ранний час оказалось только несколько случайных прохожих. Колокол собора святого Павла, отбил шесть, и стук телег, развозящих на рынки цветы и овощи, нарушил спокойствие улиц.

   Рундо кинул короткий взгляд на противоположную улочку. Булочная уже открылась и москательщик на углу Мастеровой, снимал ставни. Ветер донес до главы Отрешенных запах горячих рогаликов, старательно завернутых в зеленую байку. В редакцию газеты ' Яркие сплетни' то и дело шныряли суетливые мальчуганы с пачками свежих изданий. Чуть правее официант ' Праведного Гарри' вальяжно подошел к уличной двери и, замешкавшись, долго не мог попасть ключом в замочную скважину.

   Прошло пару часов. Растворившись в утренней тени близлежащего дома Рундо продолжал наблюдать.

   Улица зашевелилась, заерзала, издавая невероятное количество звуков, словно огромный муравейник.

   Разносчики фруктов стали загружать свои лотки, а у полицейского суда на бульваре Неотвратимости стали подтягиваться толпы людей, ожидая ранних разбирательство.

   Прямо напротив, в заведении 'Колагена', показались первые посетители - те, кого еще утром начал мучить зеленый змей. И только некоторые из них - довольствуются чашкой кофе.

   В парикмахерской, напротив дома Шрама, водружали восковой бюст с локонами из старых париков.

   Леди под розовыми зонтиками и синих капорах спешили в агентство театра 'Либерти', где ставят комедии и трагедии. А злостные критики уже толпились у дверей, ожидая репетиций и обмениваясь записками, требующими долгожданных премьер.

   Рундо отвлекся от слежки и события, происходящие в округе, потекли совсем в другом времени.

   Часы возвестили о начале полудня. С западных улиц потянулся дразнящий аромат свежих колбас и копченостей, и только истинные ценители столпившиеся у табачной лавки, не бегут по кабакам, сидя на бочках прямо на улице обсуждая новые вкусы сигар привезенных с Давних земель.

   Вскоре настало настоящее столпотворение из кэбов экипажей и наемных карет. Крики зазывал о свежей ветчине и дешевых сендвичей не утихали ни на минуту. С Угольных холмов послышался звон, возвещающий о часе дня.

   Рундо сморщился и, не выдержав, отвернулся.

   За последние годы город сильно изменился. Отделившись от неугодных сограждан, жители Прентвиля вдохнули свободу полной грудью. Здесь никто не боялся случайной смерти и внезапных неприятностей. Полиция хорошенько подмяла под себя ненужных ей, выдавив их в квартал Отрешенных. Но даже после этого город не стал лучше, честнее. Кайот чувствовал это каждой клеточкой своего тела. И даже за вуалью чопорности и изысканности легко угадывалась ненависть и зло каждого кто оказался за стенами Прентвиля. Завуалированный вертеп из тысячи, или вернее будет сказать, десятка тысяч пороков цепко держал каждого, кто хотел отрешиться от серой копоти грехов.

   К ресторану 'Джосансс' подошла молодая женщина с двумя совсем еще крохотными детишками. Выглядела она не важно - если не сказать хуже. Замотанная в старые, бесцветные одежды, которые болтались словно половые тряпки - она имела довольно нездоровый вид. На бледном лице застыла боль, а впалые щеки говорили лишь об одном - она очень давно не ощущала вкус пищи.

   Протянув руку, женщина что-то сказала, но швейцар, не став марать белых перчаток, накричал на бродяжку, не подав и жалкого медяка.

   У заведения 'Колагена' уже вовсю шла драка, готовая вот-вот достигнуть своей кульминации, когда хмельные задиры, устав, будут падать на мостовую как подкошенные. Потом они, конечно же, вместе выпьют за удачный исход, и через пару часов начнут направо и налево орать пахабные песенки.

   У театра 'Либерти' тоже скучать не приходилось. Слабых актрисочек вышвыривали прямо на улицу, не забыв поддать им хорошего пинка, под их напыщенные попки.

   В начале улицы столкнулись два кэба, и криком, и ором - возницы напоминали ретивых жеребцов. Лакеев - принижали, служанок - били и насмехались, иные богатые пижоны - просто ненавидели друг дружку, расплываясь в притворной улыбке.

   Рундо зло сплюнул. Он презирал новый Прентвиль, всеми фибрами своей души, желая, чтобы эта часть города разрушилась до основания, похоронив под своими обломками всю эту шушеру. Ведь зло под маской добра - еще большее зло.