Ветры Дюны - Герберт Брайан. Страница 49

Рев толпы перешел в гром: привели пленника. Несмотря на большое расстояние до платформы, по манерам этого человека, по чертам лица и по копне медных волос Гурни видел, что это действительно Бронсо Иксианский, сын Ромбура Верниуса.

Одновременно заговорили три кизары; с помощью усилителей они излагали на галактическом языке перечень преступлений Бронсо, затем последовало осуждение и смертный приговор. Гурни захватило происходящее. Он не видел на лице пленника ни страха, ни раскаяния: Бронсо стоял прямо и уверенно смотрел в лицо судьбе.

Стилгар не стал затягивать ожидание, лишь произнес традиционное фрименское проклятие: «Да будет твое лицо вечно черным». Высоко поднял криснож, показав молочно-белое лезвие, и дал толпе несколько мгновений на приветственные крики.

И вонзил нож в грудь Бронсо.

Жертва дернулась, словно от удара молнии, и опустилась на колени. Стилгар извлек нож, довольный тем, что убил одним ударом. Бронсо упал и замер у ног наиба.

Толпа коллективно ахнула, и наступила тишина, как будто не только у пленника – у всех остановилось сердце. Стилгар стоял, словно закованный в жесткие доспехи.

Неожиданно он отшатнулся, как от змеи. Зрители отступили от помоста. Кто-то закричал.

Не веря своим глазам, Алия вскочила.

Черты Бронсо зарябили и стерлись, осталось гладкое невыразительное лицо с глазами, ртом и носом – и больше ничего.

Джессика встала со своего места в тени; насколько мог судить Гурни, она была удивлена, но и довольна.

– Это лицедел! Совсем не Бронсо – лицедел с Тлейлаксу!

Гурни, если память ему не изменяла, раньше никогда не видел лицеделов, во всяком случае в естественном виде. Даже издали это существо казалось каким-то нелюдем.

Он стоял в толпе, и его толкали локтями и плечами. Сквозь шарф, которым он закрыл нижнюю часть лица, пробивались запахи спрессованных человеческих тел и пыли. Он плотнее натянул капюшон, чтобы скрыть лицо.

С огромной печалью и непоколебимой решимостью Бронсо Иксианский наблюдал за тем, как его двойник умер перед кровожадной толпой. И когда люди в ужасе и отвращении отступили, обманутые в своих ожиданиях, у него тоже появилась возможность отвернуться от мертвого меняющего облик, от этого человека, его друга, который принес себя в жертву.

Бронсо распределял много трудных необходимых заданий, но никогда никого не просил умереть за него. Сиелто видел эту необходимость и вызвался добровольцем. Еще одна «необходимая» смерть. Бронсо не думал, что он один просил об этом…

На борту лайнера, где он встретился со Сиелто и другими членами труппы Рейнвара, план не вызывал сомнений – хитроумный план.

– Они повсюду тебя ищут, – сказал Сиелто. – Поэтому лучше пусть найдут. – Лицедел изменился и стал двойником Бронсо. – Но это буду я, и они останутся в дураках.

– Да ведь тебя казнят. – Бронсо с дрожью вспомнил время, проведенное в камере смертника. – И никто не поможет тебе сбежать.

– Я знаю. Все лицеделы согласились носить твои черты – по сигналу. Сразу после моей казни «Бронсо Иксианский» появится одновременно повсюду. Его увидят по всей империи, в сотнях мест.

Бронсо не успокаивался.

– Но если мы один раз одурачим людей Алии, они изобретут проверки, способы разоблачать самозванцев-лицеделов.

Сиелто пожал плечами.

– Пусть. После сотни ложных арестов даже Алия устанет идти по ложным следам. Ведь каждый такой случай – ее унижение. А ты будешь в безопасности.

– Я никогда не буду в безопасности… но это даст мне неболыпую передышку. – Бронсо повесил голову. – Сиелто, я столько лет тебя знаю. Время, когда мы с Паулем работали с тобой, было счастливым, пока… – Лицо его исказилось. – Я не хочу, чтобы ты делал это для меня.

Сиелто, по-прежнему с лицом Бронсо, сохранял невозмутимость.

– Ты допускаешь ошибку, считая нас индивидами. Я всего лишь лицедел и жонглер, пластичный и применяющийся к обстоятельствам, включая свою собственную казнь. Мне предназначено играть роль, друг мой, и это будет мое лучшее представление.

Так и случилось.

В глубине гневной толпы Бронсо все видел, не в силах выносить страшное зрелище. Он недооценил реакцию пораженных людей. Трюк с лицеделом заставил их считать Бронсо еще большим гением и еще большим злодеем. Он снова их одурачил!

Не этого хотел Бронсо, но в этом он нуждался, чтобы продолжать ниспровергать миф. И Пауль тоже в этом нуждался. А все остальное не имело значения.

Одетая в строгое серое платье, чтобы никто ее не узнал, Джессика торопливо шла по людным пыльным бульварам Арракина. Был ранний вечер, из закрытых окон и дверей сквозь щели выбивался свет. С наступлением темноты на главных улицах появлялись молодые люди, одни обходили таверны, другие посещали службы в многочисленных храмах, воздвигнутых после смерти Пауля. Джессика обходила толпы, собравшиеся у входа в любимые места.

Минувший час она провела в переименованном храме Славы Муад'Диба и теперь шла обратно в крепость. Храм был самым грандиозным из нескольких подобных сооружений, строительство которых не успели завершить к свадьбе. Алия сама выбрала это здание, приказав переоборудовать его; бригады строителей работали здесь круглосуточно. Храм еще не был открыт для публики, но Алия настояла, чтобы мать сегодня осмотрела его. Джессика сомневалась, что Пауль одобрил бы такой показной кричащий монумент его памяти и легенде.

Настоятель провел Джессику по храму, и она притворилась, что это произвело на нее большое впечатление. По просьбе дочери она вручила святому человеку подлинную вещь Пауля – красную ленту мундира Атрейдесов, который он носил мальчиком. Священник, запинаясь, благодарил, держа в руках коробку с реликвией. Он пообещал поместить дар в безопасный реликварий и потом выставить его в храме. Однако прежде чем передать ему ленту, Алия приказала ее дублировать, так что факсимиле можно было продавать вместе с другими вещицами.

Впереди на улице Джессика увидела бегущего человека; он прижимался к сухим коричневым зданиям, звучали выстрелы. Низко летящий небольшой полицейский орнитоптер вывернул из-за угла и обстрелял бегущего, тонкие иглы блеснули в темноте.

Люди с криками разбегались и прятались в парадных; несколько человек пострадали от случайных попаданий и рикошетов: в городе мало кто носил защиту. Джессика укрылась в дверном проеме, прижавшись спиной к влагосберегающим прокладкам; снаряды разнесли место, где она только что была. Человек, тяжело дыша, пробежал мимо нее. На мгновение он взглянул на Джессику; глаза его расширились от ужаса, и он побежал дальше, к толпе, собравшейся у входа в питейное заведение.

Снова залп, появилось еще несколько орнитоптеров. Мимо с криками пробежали люди в черно-зеленых мундирах имперской стражи Алии; некоторые скалились, как шакалы. Выглянув из своего убежища, Джессика увидела несчастного: он неподвижно лежал в луже крови. Влага бесполезно растекалась по тротуару.

Джессика вышла и присоединилась к собирающейся толпе зевак. Над телом с плачем склонилась женщина:

– Аммас! За что убили моего Аммаса? – Она смотрела на испуганных зрителей, словно они могли дать ответ. – Мой муж был владельцем лавки. Во имя Муад'Диба, за что?

Стражники Алии быстро увели женщину и втолкнули в большую машину.

Джессика в гневе направилась к офицеру, который разгонял толпу у окровавленного тела.

– Я мать Муад'Диба. Ты меня знаешь. Объясни свои действия.

Узнав ее, офицер отшатнулся.

– Миледи! Вам небезопасно оставаться одной. На улицах враги государства, они угрожают регенту, распространяют ложь.