Ветры Дюны - Герберт Брайан. Страница 66

Бейтор Нисан, проведя собственную незапланированную операцию, взял штурмом главный космопорт, который пытались защищать демонстранты. Горожане запаниковали, начали отвечать, в результате погибло одиннадцать солдат и почти сто агитаторов. Космопорт открыли, Гурни снял эмбарго, но это его не радовало.

Он видел бойню на полях джихада, но ведь здесь это были жители Каладана, не воины, не мясники-коммандос, ввязавшиеся в священную войну.

Он шел вдоль тел, выложенных на улице старого города и прикрытых одеялами, и его мутило. С болью, горюя и гневаясь, он выбранился и ворвался в поселковую тюрьму.

Там он прошел к камере, в которой находился удивленный и потрепанный мэр Хорву. У старика была заклеена щека, и говорил он с явным недоверием и язвительным упреком.

– Ты меня разочаровал, Гурни Халлек. Я считал, ты любишь Каладан.

– Разочаровывайся в себе, а не во мне. Я призывал тебя не проводить «демонстрацию». Я умолял, но ты не стал слушать. Теперь ответ Муад'Диба будет в тысячу раз страшней, потому что ты вызвал такую смуту, какой он не может допустить ни на одной из планет империи. Я стану взывать ко всем остаткам дружеских чувств, какие он еще может питать ко мне, и буду умолять о милосердии. Но твердо обещать ничего не могу. – Гурни покачал головой. – Как мне объяснить все это леди Джессике, когда она вернется?

– Стыдись, Гурни Халлек! Некогда ты был верным слугой герцога Лето, но ты забыл принципы Атрейдесов. – Мэр сердито смотрел на него сквозь прутья решетки. Ему подбили оба глаза, и теперь они смотрели из темных пятен кровоподтеков. – Я всю жизнь служил людям Каладана и никогда не думал, что дойдет до такого. Мы не бросим сопротивляться. И однажды с радостью встретим Пауля как блудного сына из притчи, но только, если он вспомнит, кто он… и кто мы.

Гурни вздохнул.

– Другие назвали бы это кощунством против Муад'Диба, дурак. Дай мне повод освободить тебя, а не отдавать приказ о казни!

Мэр молча смотрел на него.

Два дня спустя пришел ответ с Арракиса: сухое письмо, в котором Гурни поздравляли с успешной защитой чести императора. Письмо подписал Пауль, но составил явно один из функционеров. На письме стояла печать «Администрация джихада». Гурни подумал, что Пауль вряд ли читал его доклад.

Гурни отдал приказ немедленно и без объяснений освободить всех арестованных демонстрантов, включая их предводителя.

В свой последний вечер на Валлахе IX Джессика согласилась посетить Ночное Бдение.

По традиции она и все остальные сестры из школы матерей провели этот день в одиночестве, размышляя о жизни и деяниях Ракеллы Берто-Анурил, которая основала их орден на остатках человечества после Батлерианского джихада тысячи и тысячи лет назад.

Джессика была бы рада оказаться подальше от бесславного принуждения Бене Гессерит. Ее пытались подкупить постом Верховной Матери; какая Бене Гессерит не стремится к такому положению? Она не дала ответа, что само по себе вызвало у сестер серьезные подозрения. И, зная, как поступили с Тессией после ее отказа, Джессика понимала, что ей грозит большая опасность.

Вечером Джессика, по-прежнему ни с кем не разговаривая, присоединилась к длинной процессии одетых в черное женщин со свечами, поднимавшихся по склону Кампо-де-Ракелла, высокого холма близ комплекса школы матерей. Змеясь цепочкой вверх по каменистой тропе, свечи походили на яркие глаза в звездной черноте. По параллельной тропе с холма спускалась другая длинная процессия со свечами.

Сестры поднялись на высокую закругленную вершину холма к груде камней, обозначавших святое место, где когда-то давным-давно стояла Ракелла и где ее жизнь едва не оборвалась до срока. Когда Джессика поднялась на вершину, налетел холодный ветер. Она смотрела сверху на сияющие огни обширного комплекса школы, размышляя об истории ордена, о тысячелетиях власти и о выборе, который сделали сестры.

Но в отличие от внушаемых новичков, Джессика знала: иногда этот выбор был неверным. Глубоко ошибочным.

Двадцать женщин стояли возле Джессики на краю пропасти в том месте, откуда собиралась прыгнуть Ракелла. В те дни она пребывала в унынии, не могла собрать разъединяющиеся части своей организации, повести их единым путем в будущее. Она надеялась самопожертвованием заставить всех сплотиться.

Но именно на этом месте внутренний голос женщин, предков Ракеллы, впервые заговорил с ней. В тот день она приняла много наркотика под названием россак, но внутренние голоса не были наркотической галлюцинацией. Голоса далеких предков убедили ее жить и вдохновлять других.

Держа свечу, Джессика глубоко вдохнула ночной воздух, погружаясь в этот миг. Предполагалось, что церемония – время размышлений и самонаблюдений, возможность увидеть обширный развертывающийся гобелен влияния Бене Гессерит.

Стоя ближе к краю, чем другие послушницы и преподобные матери, Джессика смотрела с холма вдаль, как когда-то Ракелла. На считанные секунды она ощутила прочную связь с сутью ордена, исходной целью которого было объединение многих сильных женщин, но впоследствии эгоистические интересы увели орден с верного пути.

Новая Верховная Мать сможет изменить все это… Должно быть, Харишка хотела, чтобы она почувствовала это вдобавок к искушению славой Бене Гессерит и возможностью вершить историю. Но хотя Джессика почувствовала контролируемые эмоции Бене Гессерит, своего решения она не изменила.

Закончив медитацию, группа сестер начала спускаться, и ее сменила другая группа. Сомневающимся нужно больше времени; те, кто быстро получает подтверждение, уступают свое место.

Рядом шевельнулась тень – преподобная мать Мохиам в черном одеянии.

– Я рада, что ты провела с нами Бдение, Джессика. Я уверена, что ты почувствовала это. – Голос был жесткий, как сухой ветер Арракиса. – Каждая сестра должна участвовать в Бдении, чтобы прояснить мысли и сердце.

– Бдение заставило меня подумать о некогда благородных целях ордена… которые так противоположны позднейшей его тактике… и тому, что происходит сейчас.

Мохиам в тусклом свете свечи нахмурилась.

– Верховная Мать Харишка сделала тебе щедрое предложение. Я знаю, ты была недовольна сестрами, но теперь в твоих силах все это изменить, а мы так мало просим у тебя взамен. – Старуха посмотрела на темную землю. – Здесь ты далеко заглядываешь в будущее… и твое решение должно быть ясным.

– Ясным? Ты просишь меня убить сына!

Джессика начинала терять терпение. Край пропасти казался тем символическим выбором, который от нее требовали сделать. Но есть ли другой выбор? Принять предложение или прыгнуть?

– Сына, который не должен был у тебя родиться.

Джессика повернулась и пошла вниз по неровной тропе, спускаясь с холма. Она не замедлила шага, хотя видела, что старуха пытается поспеть за ней.

– Мы все равно свергнем Муад'Диба так или иначе. Мы обратим против него насилие, которое он чинит. – Удивительно проворная, старуха догнала Джессику, глаза ее сверкали в свете свечи. – Ты должна это знать, если станешь новой Верховной Матерью. Должна знать, что мы добьемся успеха. Иди с нами.

Шагая рядом, старуха понизила голос, но слова ее звучали взволнованно.

– Агенты Бене Гессерит уже подготовили мятежи по всей империи. Первой искрой станет Каладан. Ты ничего не сможешь сделать. И, когда на Каладане вспыхнет пламя, одновременно восстанут свыше ста планет и объявят о своей независимости.

Императору придется отозвать свои армии из других битв, чтобы справиться с новыми неожиданными трудностями, и – если его фанатики будут вести себя, как всегда, – жестокость этих расправ вызовет каскад других революций, настоящих революций, не нуждающихся в наших подстрекательстве и поддержке.