Свидание на Аламуте - Резун Игорь. Страница 58

– Мири, ты настоящая волшебница! Как ты и сказала, они были там, в песке! На том самом месте!

В их руках находились две роскошные пирамидообразные раковины чудесной, пестрой и горящей на солнце расцветки.

Дети лезли на женщину, мяли ее платье, пачкали его, топтались по ее босым ногам, но цыганка только внимала им с доброй улыбкой и не сопротивлялась. Потом, поцеловав мальчишку в лоб по-матерински, она объявила: «Все! А теперь у нас пиратский ланч!»

– Йо-хо-хо-хо, двенадцать человек на сундук мертвеца! – восторженно закричала девочка.

Они встали и пошли к спуску с террасы. Медный оценил: такие раковины на морском берегу давно не валяются, а лежат на прилавках сувенирных лавок в километре от отеля, и каждая из них стоит не меньше пятидесяти долларов. Хорошая комбинация – купить, подложить и таким образом дать детям шанс почувствовать себя кладоискателями.

Но на полпути цыганка вдруг обернулась. Черные ее глаза послали Медному вспышку, а красивые губы – фразу:

– Передайте привет вашему другу Майба в Париже. Он знает толк в «Кьянти»…

Вот с этого и началось странное знакомство Медного. В последующие два дня он не раз видел цыганок на дорожках отеля, в парке, на пляже – с детьми. Но женщины – пожилая и совсем молоденькая тонкокостная девчонка – носили днем исключительно джинсы и футболки. Интересно, надевали ли они когда-нибудь купальники? Цыганки носились со своими чертенятами по всеми отелю, обращая в ужас арабскую прислугу. Впрочем, если бы не босые ноги и джинсы, их легко было бы принять за аниматоров, которыми с полудня кишел пляж: они так же бегали с криками, играли в какие-то игры, сражались в мяч, наполняли визгом теннисную площадку за отелем… Иногда за ними, с террасы или из другого места, но всегда издали, наблюдал быкообразный русский, в необъятных темных очках и малиновом пиджаке. Он ни с кем не общался, ничего не пил и не курил, а просто смотрел и двигал скулами, могучими, как скальные пласты.

По причине скудости английского словарного запаса Медный не мог выяснить у портье, кто эта странная пятерка из России, а точнее, как теперь выяснилось, из Сибири! А Шкипера и Лис он все время забывал попросить в этом ему помочь. И сейчас эта голоногая черно-белая женщина, облепленная ребятишками, как гроздьями винограда, уходила по снежно-белой террасе, скрываясь за углом, и Медный терялся в догадках: кто она, откуда… Цыганка или притворяется?

– Ваш «Кьянти», сэр! – раздался голос над ухом.

Медный обернулся. Официант стоял чуть правее его плеча, но теперь его не очень свежая белая униформа была застегнута на все пуговицы, и сам он сиял белозубой улыбкой, протягивая Медному большой бокал янтарной жидкости на подносе. Прежде чем Медный успел подумать, что карточку, которой тут расплачивались за все, он забыл в номере, официант проворковал:

– За счет отеля, сэр!

И растворился за перилами в белизне стен, кафеля, песка и всего остального – дремотного, спокойного, как нагретая утренним солнцем простынь…

Медный потягивал «Кьянти», ловя себя на мысли: ах, как он предал Симорон! Не может цыганка работать няней, не могут быть столь чумазыми новорусские дети, не может неизвестный им мистер Лукас взять да пригласить в курортный рай группу каких-то русских непонятно для чего, не могут в этом безалаберном отеле просто так взять и напоить за свой счет! Но в то же время внутренний голос из уголков сознания шептал картаво, коверкая слова, как в детстве: могут-могут-могут! Могут! Это в ПКМ не могут, а в ВКМ – еще как!

Вино было терпким, бодрящим, прохладным. Вместе с его глотками в голову входила прохлада. Послеобеденная сиеста закончилась; от воды пошел морской, пахнущий йодом ветерок…

Где-то он уже видел эту величественную женщину, ее резкий рот, ее пронзительные глаза и высокую гриву полуседых волос! Так и не вспомнив ничего определенного, Медный тогда вернулся в номер, где Лис со Шкипером уже начали ссориться из-за какой-то ерунды

Сейчас же его загорелая фигура в шортах, в незастегнутой белой рубахе навыпуск и в бедуинской шапочке, почти тюбетейке, промелькнула по вестибюлю отеля. Медный перестал бриться с момента вылета в Париж, и сейчас, черноволосый и обросший курчавой бородой, он удивительно походил на араба из обслуги. Более того, еще вчера какой-то немец поманил его пальцем к машине, приняв за одного из сотрудников отеля, обычно помогающих таскать чемоданы.

В коридоре, устланном тяжелым ковром, было тихо; дверь номера Валисджанс заперта, а на двери номера Шкипера и Лис болталось сакраментальное: «ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ!» Табличка висела криво, обиженно блестя позолоченным уголком. Медный тут же сделал обратное – заколотил в дверь; тогда картонка тихо соскользнула на пол, показав надпись на оборотной стороне: «ПАШЛИ НА БАНАНЫ. БУДЕМ ПОЗНА». Шкипер, как обычно, отдавал предпочтение квазиязыку SMS-сообщений.

Медный повесил табличку обратно на блестящую шишку ручки двери, отчего-то вздохнул, закатал повыше рукава свободной шелковой сорочки и пошел к лестнице, обдуваемый ветром кондиционеров. На ее пролете он столкнулся с толстым рыжим немцем и едва не сшиб его; тот, потрясая ключами, выдал ему тираду по-немецки, но потом понял свою ошибку и, устыдившись, побагровел…

Нет, его положительно принимают за араба!

Выйдя из отеля, Медный купил в магазинчике на террасе бутылку почему-то сладковатой, хоть и называвшейся минеральной, воды и пошел за его красные стены-гребешки, вокруг автостоянки, в зеленые кущи. Это был парк, охватывающий отель полукольцом и в своей оконечности довольно запущенный. Здесь начиналась пустующая полоса берега, которую еще не успели застроить. Ближайший отель, «Меновилль», располагался в пяти километрах отсюда. Поэтому парк превращался в дикий оазис, который обгрызали волны наступающего песка. Тут раскачивались листья огромных пальм, свисали со стволов лианы. Среди постояльцев бытовало мнение, что в ночное время здесь снуют летучие мыши-вампиры: их боялись едва ли не больше, чем террористов, слухи о которых курсировали по Эль-Кусейру в течение последнего месяца. Но сейчас мягкий сумрак этого парка обнимал Медного за плечи.

Почесывая бороду, Андрей начал спускаться по аллее, и вот плитка сменилась посыпанной песком дорожкой. Медный с наслаждением, как в морской прибой, погружал босые ступни в прохладу песка, сбереженную кронами деревьев. Потом он повернул налево и… наткнулся на забор. Точнее, на остатки забора. За отелем располагалась какая-то стройка, но легкие секции забора из гофрированного алюминия были местами уже сняты, как будто в челюсти дракона выломали часть зубов. За забором, сквозь зелень, проглядывало что-то очень желтое.

Медный решительно втиснулся в этот барьер и через секунду полетел вниз. Точнее, покатился – по горячему песку. Это было шикарное ощущение – он ехал на песочной волне, скользил на ней. Очнувшись, он первым делом разлепил глаза, отряхнулся, высморкался…

Медный стоял в середине огромной песчаной чаши, которую крышкой прикрывало совершенно синее, без единого облака небо. Песок вокруг напоминал мелко наколотый рафинад. Видимо, в песочном грунте начали рыть фундамент, но стройка почему-то остановилась.

Медный стал карабкаться по склону; он ощущал себя муравьем, попавшим в лапы муравьиного льва, – песок не давал выпрямиться, упереться. Наконец он выбрался на край чаши. Отсюда было хорошо видно, что за красавцем-отелем не иначе как готовили строительство еще одной башни. От начальной ямы фундамента шел неглубокий песочный карьер, полный беспорядка, типичного для всех русских строек, и странно было его наблюдать за сотни тысяч километров от родного дома. По дну небрежно тек ручей из какой-то торчащей трубы, впитываясь в песок и даже образовывая маленькое болотце. Повсюду были раскиданы автопокрышки и дощатые поддоны для кирпичей. Дальше песчаную гряду пересекал мост автотрассы, и с него доносилось неумолчное гудение машин. А перед тенью моста были аккуратно разложены квадраты искусственной травы – видимо, это тонкопластиковое чудо приготовили, проверили, сосчитали и… забыли.