Серебряные коньки - Додж Мери Мейп. Страница 14

– Мы остановились на 242-й странице, – сказал учитель. – Читай, Роберт Доббс, и не спеши.

И Робби начал читать тоненьким звонким голоском.

«Урок шестьдесят второй. Маленький Харлемский герой. Много лет тому назад жил в Харлеме, одном из главных городов Голландии, маленький мальчик. Отец его был надсмотрщиком при шлюзах. Обязанность надсмотрщика состоит в том, чтобы время от времени отворять шлюзы и поддерживать уровень воды в каналах. На ночь шлюзы тщательно запираются, так как переполнение каналов водой может вызвать наводнение. Даже маленькие дети в Голландии знают, что только плотины и шлюзы сдерживают воду и что малейшая небрежность надсмотрщика может повлечь за собой разорение и смерть».

– Хорошо, – сказал учитель. – Теперь Сусанна.

«Раз, в ясный осенний день, мальчик, о котором мы говорили – ему было в то время восемь лет, – понес несколько пирожков слепому старику, жившему по ту сторону плотины. Мальчик весело отправился в путь, просидел около часа со своим старым другом, а потом, простившись с ним, пошел домой. Идя вдоль канала, он заметил, как поднялась вода от осенних дождей.

“Хорошо, что шлюзы такие прочные, – подумал он. – Если бы вода прорвалась, она затопила бы все поля и огороды. Что сталось бы тогда с отцом и матерью? Отец всегда называет воду сердитой. Должно быть, она сердится на него за то, что он не пропускает ее сюда”.

Думая так, мальчик напевал веселую песенку, рвал росшие около дороги цветы и иногда останавливался, прислушиваясь к легкому шороху в траве: “Это, наверное, бежит кролик – он очень пуглив”, – решил он».

– Продолжай, Генри, – сказал учитель.

«Вдруг мальчик испуганно оглянулся по сторонам. Он только теперь заметил, что солнце уже зашло. Темнота быстро надвигалась, и голубые цветы казались серыми. А до дома было еще далеко. Мальчик прибавил шагу, и сердце его сжалось, когда он вспомнил страшный рассказ о детях, заблудившихся ночью в дремучем лесу. Он не мог удержаться и побежал.

В эту самую минуту до него донесся какой-то страшный звук: ему показалось, что где-то близко капает вода. Он взглянул вверх и увидел в плотине крошечное отверстие, из которого сочилась тонкая струйка. Каждый ребенок в Голландии знает, чем грозит течь, образовавшаяся в плотине. Мальчик тотчас же понял, насколько велика опасность: если не остановить воду, из маленького отверстия сделается большое, вода хлынет и затопит все.

Мальчик сообразил, что нельзя терять ни минуты. Бросив цветы, он вскарабкался по плотине до самого отверстия и заткнул его пальцем. Этого оказалось достаточно: вода перестала течь. “Ага! – радостно улыбнувшись, пробормотал он. – Как она ни сердись, а ей не затопить Харлема, пока я здесь!”

Сначала все шло хорошо, но скоро наступила ночь и поднялся туман. Наш маленький герой начал дрожать от холода и страха. “Сюда! Помогите!” – несколько раз принимался он кричать, но никто не шел. А ночь становилась все холоднее. Палец мальчика совсем окоченел, у него заболели рука и плечо, а потом он почувствовал боль во всем теле. “Помогите! – снова закричал он. – Мама! Мама!”

Но мать не слышала его. Как аккуратная голландка, она в обычный час заперла дверь и решила утром побранить сына за то, что он без ее позволения остался ночевать у слепого Янсена. Бедный мальчик хотел было свистнуть, надеясь, что кто-нибудь услышит его, однако это оказалось невозможным, так как зубы его стучали, как в лихорадке. Тогда он начал горячо молиться, и молитва ободряла его. “Я не уйду отсюда, – подумал он, – не уйду, хоть бы мне пришлось пробыть здесь до самого утра!”»

– Теперь читай ты, Дженни Доббс, – сказал учитель.

На глаза Дженни уже давно наворачивались слезы, но она сделала над собой усилие и начала читать дальше:

«Луна взошла и осветила маленькую фигуру ребенка, сидящего на камне. Голова его была опущена, но он не спал. Вздрагивая при малейшем звуке, действительном или воображаемом, он быстро оборачивался и время от времени потирал свободной рукой другую, совсем онемевшую руку.

Кто знает, сколько выстрадал, сколько всего передумал бедный мальчик в эту страшную, бесконечную ночь! Какую борьбу вынес он в то время, как, дрожа от холода, думал о своем отце, матери, братьях и сестрах, о своей теплой мягкой постельке! Может быть, он не раз решался вынуть палец из отверстия, но мысль о том, что вода хлынет оттуда и затопит Харлем, останавливала его. Нет, он не допустит этого… Если только останется жив до утра. А вернее всего, что он до тех пор уже умрет. У него так странно жужжит в голове, а все тело так сильно болит, будто его колют и режут ножами!

На заре священник, возвращаясь домой от больного, шел по плотине. Вдруг до него донеслись слабые стоны и, нагнувшись, он увидел бледного, истомленного ребенка.

“Как попал ты сюда, мое дитя? – воскликнул священник. – Что ты делаешь тут?”

“Плотина дала течь, – ответил маленький герой, – и я заткнул пальцем отверстие, чтобы оттуда не хлынула вода. Позовите людей… скажите, чтобы они пришли поскорее!”

Через несколько минут… сбежался народ…»

– Дженни Доббс, – сказал учитель, – если ты не можешь сдержаться и читать внятно, мы лучше подождем, пока ты успокоишься.

– Да, сэр, – дрожащим голосом ответила Дженни.

И – странное совпадение! – в эту самую минуту Бен говорил Ламберту, только что рассказавшему ему ту же самую историю:

– Какой самоотверженный, великодушный мальчик! Я не раз слышал этот рассказ, но до сих пор не знал, что все это было на самом деле.

– Конечно, было! – горячо воскликнул Ламберт. – Я передал тебе эту историю слово в слово так, как слышал ее от матери, когда был ребенком.

* * *

Наши школьники были не одни на канале. Стояла отличная, ясная погода, и все население, воспользовавшись праздничным днем, высыпало сюда, чтобы покататься по льду. Иные направлялись в Лейден, другие – в соседние селения, и на многих детях блестели новые коньки – по всей вероятности, подарок святого Николаса.

Бен с любопытством смотрел на эту веселую, оживленную толпу. Каких только лиц, каких костюмов не было тут! Рядом с модным, выписанным из Парижа туалетом виднелось старинное, попорченное молью платье, переходившее из рода в род и служившее нескольким поколениям. Шляпы, похожие на угольные корзины, нарядные чепчики, меха, свежие улыбающиеся лица и коренастые фигуры рабочих в грубой одежде – все это самым причудливым образом смешивалось здесь.

Тут были знатные дамы из Лейдена, рыбачки из приморских селений, торговки сыром, важные матроны, живущие на виллах около Харлемского озера, седые старики, сморщенные старухи с корзинами на головах и маленькие, толстенькие ребятишки, цепляющиеся за платья матерей. Некоторые женщины бежали с крошечными, чуть не грудными, детьми, которые спокойно сидели у них за плечами, привязанные яркими платками. Все это двигалось то медленно, то с поразительной быстротой; встречные кивали друг другу и, улыбаясь, обменивались несколькими словами.

Дети постарше бегали взапуски или прятались за тяжело нагруженными торфом санями, которые не спеша тащила лошадь по отведенной для езды дороге. Иногда несколько молодых людей проносились стрелой; иногда лед трещал под креслом на полозьях, на котором важно восседала какая-нибудь старушка, обложенная подушками, с грелкой под ногами. Такие кресла двигал обыкновенно угрюмый, сонный слуга, не смотревший ни направо, ни налево; но зато старушка испуганно озиралась по сторонам, боясь, что на нее налетит кто-нибудь из шумной толпы разыгравшихся детей.

Мужчины спокойно наслаждались своим любимым занятием. Некоторые из них были в шерстяных куртках и широких панталонах. В этих детских костюмах, совсем не подходящих к их серьезным лицам, они выглядели так комично, что Бен не мог удержаться от улыбки, встречаясь с ними. К тому же у каждого изо рта торчала трубка, и все они бежали, пыхтя и пуская клубы дыма, как маленькие локомотивы.