Обретение - Кислюк Лев. Страница 25
обсуждений. Вот что значит личный пример.
Я уже ранее говорил, что второй сталелитейный был цехом точного литья, в котором
мы использовали технологию литья по выплавляемым моделям и литье в корковые формы.
На этом поприще, вместе с институтом химии Академии наук Узбекистана, внедрили
корковое литье на основе фурфурольных смол. Была одна особенность – требовалось по
технологии большое количество спирта, в месяц одна - две тонны. Применяли мы этиловый
спирт, так как боялись, что кто-то может выпить и погибнуть. Я стал “королем” на заводе и у
своих друзей. Изготовление корок с помощью фурфурольных смол мы запатентовали и дали
большую информацию в специализированную литературу. Мне неизвестна дальнейшая
судьба этого изобретения. Но спирт являлся большим аргументом в деловых вопросах.
Например, коммерческий директор завода Алексей Доманский не выезжал в командировку
без канистры спирта.
В металлургическом производстве на узбекских заводах было двенадцать главных
металлургов, из нас шесть человек были из одного выпуска. Так сложилось, что по жизни
шли рядом.
Ташкентский эскаваторный связан для меня с двумя удачно совершенными
“революциями”. Которые позволили зримо оценить роль и значение организаторского
импульса. Особенно если добавить сюда фантазии, найти какое-то нестандартное решение.
Первую “революцию” я про себя называю женской.
Дело в том, что рабочие и служащие экскаваторного завода жили в городке, который
образовался вокруг завода. Было два десятка многоэтажных домов, и масса частных
построек. Все жили как бы на заводе. Так как все жили рядом, то и на работу приходили в
домашней одежде, плохо причесанные, без макияжа и зачастую в домашних тапочках. О себе
скажу, что всегда старался быть чисто выбритым и хорошо одетым, сказывалась школа
Чиркова.
Так как в отделе главного металлурга было около сорока женщин и всего двое
мужчин, то я собрал женское совещание, попросив мужчин удалиться. Нужно еще отметить,
49
что возраст работниц отдела был от двадцати лет до сорока, и практически более половины
замужних. Я попросил их посмотреть друг на друга, и спросил, где они находятся и почему
так некрасиво выглядят, где их женская прелесть. Почему у нас большой брак при отливке
деталей? Это и от того, что они никого не вдохновляют. Двадцать минут я, не повторяясь,
читал им мораль. Конечно, это было жестоко может и не этично, но эффект превзошел все
ожидания.
На другой день утром мне звонит начальник сталелитейного цеха Миша Новиков и
говорит, что его жена Шура (очень миленькая женщина) задержится на час, так как гладит
второе платье, потому что одно она нечаянно прожгла. Что тут было, не отдел главного
металлурга, а конкурс красоты. Многие из заводских отделов приходили просто посмотреть.
Через пару недель весь женский состав экскаваторного завода мог претендовать на звание
самого красивого коллектива города.
Другая одна история связана с проведением партийной “революции”.
В 1963 году после всех моих выступлений меня, по настоянию райкома партии
Куйбышевского района, избирают секретарем парткома экскаваторного завода. Несмотря на
все мои протесты. Проведение партийных собраний, заседаний парткома, участие в
районных и городских конференциях меня больше раздражало, чем мобилизовывало на
“подвиги”. Я решил, что нужно что-то сделать, чтобы всколыхнуть этот общий застой под
лозунг “одобрям –с”.
Экскаваторы, которые делал Ташкентский завод, были достаточно уникальны, они
имели самое низкое удельное давление на грунт из всех моделей мирового производства .
Это достигалось за счет “лыж”, которые наваривались на траки. Наш экскаватор был так
называемый – болотный. Кстати, большую партию этих машин мы поставили на Кубу, так как
там много заболоченных мест.
Трудоемкость изготовления одного экскаватора составляла около семи тысяч часов, и,
с моей точки зрения, раза в два превышала допустимую. Тогда-то и родилась программа
которую я назвал “Инженерный час”. Идея была в том, чтобы каждый, кто мог и соображал,
давал предложения и при возможности внедрял элементы снижения трудоемкости
экскаватора. Была изготовлена стена со всеми фамилиями всех инженеров завода, а также
свободный стенд для записей вклада в уменьшение трудоемкости со стороны рабочих,
служащих. За каждые тридцать минут экономии трудозатрат напротив фамилии автора
рисовалась одна звездочка, если экономия – час, то две звездочки.
“Инженерный час” с моей легкой руки стал самым популярным партийным знаменем.
Вначале секретарь Куйбышевского райкома партии Анна Ивановна Бродова увидела у нас на
заводе огромные доски с фамилиями инженерно-технических работников. Подробно
расспросила меня, что и как. Я впервые увидел восторг в глазах нашего секретаря райкома.
Анна Ивановна была очень суровым человеком, и бескорыстным коммунистом и, вместе с
тем симпатичной женщиной. В то время еще такие встречались. Ее знала вся
коммунистическая верхушка республики. Одно время она возглавляла идеологический отдел
ЦК КПСС Узбекистана. Ко мне Анна Ивановна относилась с большой теплотой, она в
пример ставила мою работу главным металлургом, и особенно ей нравилось, как я воспитал
своих сталеваров.
Буквально на следующий день Бродова собрала внеочередное бюро райкома и
заставила меня сделать большое сообщение.
Вообще, это бюро мне запомнилось и тем, что я вынужден был приехать с дочкой,
взяв ее из детского сада. Жили мы тогда в другом конце города, в районе Чиланзар, это
пятнадцать, а то и больше километров от завода, и я каждый день возил дочь в садик. Жена в
это время уже преподавала в политехническом институте, времени свободного у нее не было
вообще, к тому же эти расстояния быстро без машины невозможно преодолеть.
А мы уже купили Волгу М-21, и я ездил на ней на работу. Когда я вечером
задерживался по партийным делам, то дочь Иришка ночевала в садике, в круглосуточной
50
группе. Но в этот день он был закрыт. Поэтому Иришка активно “участвовала” в заседании
бюро райкома, и было решено, что на другой день на заводе в парткоме я проведу семинар с
партийным активом района.
После этого заседания в десять вечера я поехал домой, а Иришка сладко спала на
заднем сиденье. Усталость охватила меня, но мозг машинально прокручивал варианты
возможных вопросов и ответов, решений и постановлений. Вдруг я увидел, что милиционер-
гаишник показывает мне полосатым жезлом, приказывает остановиться и подходит к
машине. “Вы ко мне по какому вопросу?” - спросил я его; перестроиться с партийного лада
на общежитейский в тот момент был не в силах.
Он был так ошарашен, что сказал: “Езжайте, езжайте”.
В этот период моя жизнь превратилась в бедлам. После партийного актива районного
масштаба меня немедленно пригласили к первому секретарю горкома партии Каюму
Муртазаеву. Муртазаев был сильной личностью - очень волевым, жестким и
целеустремленным. Умел до конца доводить поставленную перед собой задачу. В республике
его уважали и побаивались.
Ташкент в это время уже был городом миллионником, война и умное руководство
республики серьезно развили промышленность. Можно привести в пример десяток заводов,
которые имели союзное значение. Это огромный авиационный завод имени Чкалова, где
работало пятьдесят тысяч человек. Средазирводсовхозстрой - это более двухсот тысяч
человек, организация создавшая всю ирригационную систему не только Узбекистана, а всех
республик Средней Азии. Работу ее можно понять, если знаешь, что вода в Средней Азии –
это жизнь. Если есть вода, то воткни палку, и вырастет дерево. Когда-то Голодная степь, где