Француз (СИ) - Решетнев Виктор Сергеевич "РВС". Страница 18
Борис улыбается, пожимает нам руки, и мы усаживаемся в его машину.
«Как решились дела в Москве»? – интересуюсь я.
«Нормально, только в связи с падением рубля теперь всё будет у нас не по тридцать пять, а минимум по пятьдесят».
«Что поделаешь», - говорю я.
Боря открывает бардачок и достаёт из него тёмные очки. Солнце сегодня яркое, и по пути оно будет светить нам в глаза. У нас с Ирваном очков нет, вернее, у него есть – плюсовые, как у моей жены, но они не тёмные. Ну а мне пока они не нужны, по крайней мере, читать сегодня я не буду. Мы закрываем двери и трогаемся. Путь наш лежит за город.
До мемориала «Партизанская Поляна» примерно сорок минут езды. Его тоже недавно отреставрировали. К обелискам с именами погибших проложили дорожки из гранитной плитки, выкопали прудик в центре поляны, но главное, установили новую технику, и она впечатляет. Чего тут только нет: танки - современные и времён войны, самоходки, гаубичные орудия, есть даже самолёт. Всё выкрашено в свежую ярко зелёную краску.
Француз фотографирует военную технику. Я залезаю на подножку самолёта АН-2, и он фотографирует меня. Когда-то, работая на Севере и строя газопроводы, я налетал на таких самолётах не одну тысячу километров. Это самолёт-легенда, он и труженик, и боец одновременно. Жену, правда, частенько укачивало в нём, особенно поначалу. Мы всегда смеялись, где он находит в воздухе такие кочки? Потом жена привыкла, а я вообще в полёте всегда спал. И не только в АН-2, но и в вертолёте МИ-8.
Пушки и танки на Партизанской Поляне выстроены красиво, ровненько, в одну линию. Мы проходим мимо, а Ирван останавливается и фотографирует их. Жерла грозных орудий направлены в небо в сторону от солнца.
«Видишь, - говорю я Ирвану, - Украина там, на юго-западе, а пушки смотрят в другую сторону. Мы мирные люди».
Ирван молчит. Я уже объяснял ему, и он в курсе, что война не здесь, не рядом с нами, а в тысяче километров от Брянщины. Об этом он и маме своей сказал. Дай Бог, чтобы конфликт этот побыстрее закончился. Никакие противоречия не должны приводить людей к войне. Это ясно и ребёнку…но не политикам. Француз уважительно смотрит на выставленную технику. Семьдесят лет назад на ней русские люди одержали победу. И подвиг этот не удастся никому: ни замолчать, ни умалить…
Обойдя мемориал и всё осмотрев, мы возвращаемся к входу. Возле него две кафешки, мы заходим в одну из них утолить жажду. Август в этом году, что надо. Кто бы что ни говорил, но я люблю такую погоду. Жара – не холод, и пар костей не ломит, но чего-нибудь попить уже необходимо.
Мы усаживаемся за столики под тентом и заказываем: Ирван – Фанту, я - Колу, а Борис традиционно, как он любит, апельсиновый сок.
Он норовит заплатить официанту за всех нас, но француз не позволяет ему.
«Хотя бы раз и я должен вас угостить, - говорит он, - а то я себя буду неуютно чувствовать».
Официант приносит заказ, мы чокаемся и пьём за наше здоровье. Я пытаюсь пошутить по поводу наших напитков:
«Русские и французы сидят за столом, - говорю я, - а пьют почему-то американскую хрень. И при этом ещё хают Америку. Но доллары её уважают. Такой вот парадокс».
«И фильмы их тоже смотрят, - прибавляет Ирван, - голливудские блокбастеры у нас во Франции заполонили всё».
«Есть среди них и неплохие», - говорю я.
Часть V. Глава II.
Посидев с полчасика в теньке, мы отправляемся обратно в город.
В лесу возле закрытого железнодорожного шлагбаума приходится остановиться. Скоро должен пройти поезд. Пути здесь вспомогательные, только для грузовых составов, и они не электрифицированы. Состав будет тащить тепловоз, может даже два, спаренные вместе. Всё будет окутано дымом, и ещё от него будет специфический запах, запах пропитанных шпал. Я помню его с детства. Когда-то давно у нас в Почепе на железнодорожной станции работал маневровый паровоз. Он собирал в состав гружёные и пустые вагоны. Паровозик был чёрным, а дым из его трубы всегда валил белый, потому что работал он на дровах, и ещё этот пар со всех сторон. И свистел он всегда мелодично и притягательно. Жена моя говорит, что паровоз – это одно из красивейших созданий человечества. Он будто живой. Сам вроде из железа, а с характером.
Я смотрю на громаду проносящегося мимо гружёного состава и вспоминаю маневровый паровоз моего детства. При этом я автоматически считаю вагоны. Сорок, пятьдесят, шестьдесят... шестьдесят восемь. Считать их – это тоже у меня привычка с детства.
Но вот последний вагон отсчитывается, и состав скрывается за деревьями. Шлагбаум медленно поднимается, мы аккуратно переезжаем через рельсы. Я смотрю на часы.
Они показывают без пятнадцати три. Снова время пролетело совсем незаметно. Опять моя мама будет волноваться, что «мой француз целый день не евши». И потом ещё попеняет мне, что я не напоил его чудодейственным её настоем из дубовой коры. Ирван уже давно не кашляет, но пить этот настой обязан. Он его ещё получит в дорогу и возьмёт как миленький.
Дома нас ждёт всё та же приятная глазу картина – стол накрыт, и запах от приготовленных блюд сногсшибательный. Но француз в этот раз почему-то морщится, водит носом из стороны в сторону и волнуется. Кажется, он хочет нам что-то сказать.
«Говори, не стесняйся, - поддерживает его Боря, - тут все свои».
Набрав воздуха, Ирван выдаёт:
«Знаете, без чего французы никогда не садятся за стол»?
Мы пожимаем плечами.
«Без сливочного масла, - выдыхает он, - даже самые бедные фермеры едят его каждый день, а у вас что, дома его нет»?
«Есть, - отвечаю я, - и мы тоже его едим почти каждый день. Но мы подумали, что для европейцев это вредный продукт, в нём много холестерина, и решили тебе его не предлагать. Подумали, что ты будешь налегать на овощи»…
«Зря вы так подумали, - вздыхает Ирван, - мы тоже часто едим то, что вкусно, а не то, что полезно».
«Не переживай», - примирительно говорю я и лезу холодильник.
Из него я вытаскиваю порядочный брусок сливочного масла и подаю его французу на красивом блюде с конусообразной прозрачной крышкой.
«Оно настоящее, - говорю я, - сделанное по ГОСТу. В нём восемьдесят два процента жирности, и холестерина достаточное количество…
Могу тебе и квасу налить? - прибавляю я, - ты на рыбалке его уже пробовал. Хотя я слышал, французы его не пьют».
«Наливай, - отвечает Ирван, намазывая кусок булки маслом, - ты прав, французы квас не пьют, но я уже не совсем француз, мне можно. Мои русские друзья во Франции этот напиток уважают. Его и моя жена пробовала. Однажды мы гостили в одной русской семье, - продолжает он, - было жарко, что в Бретани бывает нечасто, и моей жене захотелось пить. Спиртного она у меня не употребляет, а русские друзья уверили, что квас – это безалкогольный напиток. Жена взяла и выпила полбутылки, он ей так понравился. Только потом смотрю, весёленькая стала, песни пытается петь. Я на следующий день в Интернете посмотрел, есть в этом напитке градусы».