За Дунаем - Цаголов Василий Македонович. Страница 51

Оставшись одна. Фарда открыла сундук, присела возле него на корточки, и вспомнился ей далекий осенний день...

... Туман придавил к земле все живое. Моросило. В доме стоял плач. На полу лежал отец Знаура. Под ним была постлана его черная бурка. Убили единственного кормильца, а кто совершил злодейство, так и не узнали... Некому было мстить за его смерть...

Фарда держала в руках черкеску, которую сшила мужу в тот черный год. Вынула бешмет, кинжал в серебряных ножнах и, опершись на край сундука, поднялась. У нее подкашивались ноги, и она опустилась на пол.

Знаур лежал рядом с женой и, прижавшись щекой к ее горячему лицу, шептал:

—      Сына хочу... Не посрами моего имени. Сбереги мальчика!

Ханифа знала, что если произнесет хоть одно слово, то не удержится от слез. А разве ей можно рыдать сейчас? Не покойника же оплакивает.

Муж водил шершавой ладонью по ее плечу и шептал:

—      Сына хочу! Сына Г

Всю ночь они не сомкнули глаз, говорили мало и только о сыне.

На рассвете к ним явился Бза. Старик принес племяннику новое седло.

—      Кониевы не хуже других,— с гордостью сказал он.

Отец Фаризат подарил Знауру пояс с серебряными брелоками. Потом пили подогретую араку с перцем и произносили тосты, желая счастливого пути Знауру и всем, кто уезжал на войну. Первый раз в жизни Знаур в присутствии старших выпил и даже чокнулся с Бекмурзой.

—      Ну а теперь пойдем в поле, там Сафар нас, наверное, ждет,— сказал Бза.

Но напрасно было беспокойство: Сафар еще не пришел. «За свою же землю я должен отправиться на смерть вместо Сафара... Подлое племя, а не люди»,— негодовал в душе Знаур.

Накануне он договорился с Бекмурзой. что Борхан даст быков вспахать землю, которую получат Коние-вы в собственность от Тулатовых. поможет убрать урожай. «Вот вернусь с войны, привезу с собой богатство, прикуплю у тех же Тулатовых еще земли и заживу не хуже Сафара. А пока полторы десятины хватит. Да и мать Бекмурзы не чужая мне... Как-никак, а ее дочь подавит мне сына».— рассуждал Знаур. нетерпеливо поглядывая в сторону села, не появится ли Сафар. Бза и Бекмурза расхаживали вокруг яблони-дички и о чем-то разговаривали.

Но Сафар не шел, и Знаур начал беспокоиться. В полдень записавшиеся в полк охотники должны были отправляться во Владикавказ, а он еще не сделал главного: не получил землю, ради которой согласился ехать воевать с турками.

—      Эй, Знаур, сходи к Сафару, не сидеть же нам до вечера,— крикнул Бза.

«Почему не пришел Сафао? Он же сам сказал, что будет ждать меня здесь».— Знаур быстро зашагал по пыльной дороге к дому Тулатовых. Как всегда, пришлось долго стучать, но никто не отозвался, и тогда Знаур перемахнул через высокий забор. Во дворе не было ни души. Быстро пробежал к дому, открыл дверь и остолбенел: Сафар лежал на кровати, задрав ноги на высокую спинку.

Не ожидал Сафар прихода Знаура, растерялся, не мог попасть босой ногой в чувяк. Знаур перевел взгляд на стену: за спиной Сафара висели кинжал, ружье, сабля.

—      Ты заставил себя ждать, Сафар,— проговорил Знаур, чувствуя что-то неладное.

—      О, сейчас, сейчас, Знаур... Иду, как я забыл! — бормотал Сафар.— Думал, что еще рано... Подожди, дай одеться.

У него трясся острый подбородок, тонкие губы скривились. Наконец он всунул ногу в чувяк и порывисто вскочил. На бледном лице появилась зловещая улыбка.

—      Тулатовы к холопам не ходят, Знаур!— запальчиво крикнул Сафар в надежде, что его услышат в доме и придут на помощь.— Кто тебя впустил сюда? Убирайся вон!

—      Ты обещал землю за мою жизнь, я отдаю ее тебе за полторы десятины, — Знаур прикинул расстояние, отделявшее его от Сафара. — Тебе не стыдно так скупиться?

—      Ха-ха! Землю я ему обещал! Где у тебя свидетель? А? Ты сам захотел умереть за русского царя,— Сафар провел рукой по бритой макушке.— Ну и иди, причем же тут Тулатовы и их земля? Ты привык быть ишаком, и не все ли равно у кого...

Знаур прыгнул вперед, сбил с ног Сафара и, пока тот поднимался, выхватил из ножен кинжал, но не вонзил в обнаженную грудь обидчика, дал Сафару возможность подняться на ноги. Сафар встал не сразу, а когда увидел в руках Знаура кинжал, присел, прикрыв лицо руками, запричитал.

—      Не надо, Знаур... Пощади, погорячился я! Пусть лучше меня накажет бог...

—      Вставай, собака!

—      Нет. нет... Пощади! Идем, три, пять десятин дам,— Сафар порывисто вскочил и кинулся к выходу.

В дверях остановился, и в тот момент, когда оглянулся, удар кинжала оборвал его вопль. Вытер Знаур сталь о полу отцовской черкески, надетой впервые, и переступил через распластавшееся тело Сафара. Устало прошел через двор. Здесь его окликнул старый слепой отец Сафара; Тулатов стоял в дверях кунацкой.

—      Сафар, это ты? Но почему ты шаркаешь?

Сгорбившийся Знаур прошел мимо, медленно отодвинул засов и уже на улице услышал, как тревожно звал Тулатов:

—      Эй, кто в доме? Что случилось?

В конце улицы Знаура поджидали Бза и Бекмуоза.

—      У тебя на руках кровь...— бросился к зятю Бек-мурза.

Бессознательно посмотрев на свои руки, Знаур понял весь ужас случившегося, схватился за голову, застонал.

—      Ты убил Сафара? — был вопрос Бза.

—      Убил! Да, убил! — яростно закричал Зняул.— Он обманул меня! Назвал ишаком... Землю! Землю.,,

40

Хаджи-Мусса был разгневан. Он стоял на горке и смотрел на опустевшие дворы. Никто не явился к нему в назначенное время. Казалось, аул вымер. Тогда два стражника въехали в аул с разных концов и начали стучать в калитки, стучали до тех пор, пока к ним не выходил хозяин. Под угрозой немедленной расправы стражникам удалось, наконец, к полудню собрать мужчин на нихас.

Пристав готов был пойти на крайние меры, но боялся попасть в немилость к высшему начальству. Его предупреждали не обострять отношений с горцами: на носу война с турками. А уж потом, мол, каждый получит сполна.

Кубатиев дрыгал ногой и, насупившись, о чем-то думал. В другое время он бы не посмел стоять перед старшими, тем более, положив левую руку на пистолет. Высокий лоб его нахмурен, густые брови чернеют на бледном лице. К нему подъехал стражник и доложил коротко:

—      Собрались!

Хаджи-Мусса сразу же набросился на всех:

—      Ослушались? А вы знаете, кто послал нас сюда? Царь! Платить будете?

И тут неожиданно для пристава раздался резкий голос:

—      Нет!

Кубатиев опешил.

—      Кто сказал нет? — пристав впился глазами в толпу.

Царай шагнул к нему. Руки уперлись в бока, подбородок чуть приподнят, смотрит Хаджи-Муссе прямо в глаза.

—      Мы ничего не должны русскому царю!

Разъяренный Хаджи-Мусса тоже сделал шаг вперед, играя плетью, но Царай не сдвинулся с места, даже не моргнул глазом.

—      Смотри у меня,— глухо проговорил пристав и провел дрожащей рукой по бледному, перекошенному злобой лицу.— Ты мутишь людей! Сгною!

Большие грубые руки Царая сжали рукоятку кинжала.

—      Разве ты не слышал, Хаджи-Мусса, мои слова? Ни мой отец, ни дед не были рабами у русского царя... Они у него никогда не одалживали ни серебра, ни земли. Так что не знаю, почему ты требуешь от меня какой-то долг?

—      1ы задолжал подлинным хозяевам за пастьбу! Или ты раньше не платил им за Хорее? — Хаджи-Мус-са обвел взглядом людей и добавил: — Где твой скот пасется? Может, ты скажешь? Вы тоже не знаете, добрые люди, на чьей земле живете? Эй, писарь! А ну, скажи, сколько причитается с Царая Хамицаева?

К приставу подлетел писарь, раскрыл толстую потрепанную книгу, но никак не мог найти нужную страницу, и Кубатиев нетерпеливо крикнул:

—      Ну!

—      Вот... Сейчас... Три рубля серебром!

—      Слышал? Иди и принеси деньги, пока...

—      Боюсь, тебе придется долго ждать, Хаджи-Мусса,— Царай усмехнулся.

—      Отказываешься? — пристав подбоченился.

И тут случилось невероятное: из толпы вышел старшина прихода Бязров и встал рядом с Цараем. Один за другим —все мужчины перешли к ним, и пристав отступил.