Однажды в Париже - Плещеева Дарья. Страница 28

– Ничего. Крикнуть караульных и отправить чудака в Бастилию.

– Но как?!

– Очень просто, – отец Жозеф вынул из складок монашеского одеяния конверт. – Тут приказ его преосвященства моему брату Леклерку, а он, как вам известно, комендант Бастилии. Возьмите и всегда носите с собой. Как только Гонди посмеет требовать дуэли, дождитесь, чтобы он обнажил шпагу, и немедленно отправляйте его к моему брату. Если же у аббата проснется рассудок и он оставит вас в покое, вы вернете мне приказ и мы пустим его на растопку камина.

– Не думаю, что у него когда-нибудь проснется рассудок, святой отец, – покачал головой де Голль. – И боюсь, что приказ мне придется пустить в ход на этой же неделе. Потому что я собираюсь попытать счастья еще раз и проинспектировать салон Нинон де Ланкло. Подозреваю, что первым делом встречу там именно этого задиру.

– В Бастилию его, сын мой, в Бастилию! – Капуцин неожиданно рассмеялся. – И он просидит там, пока вы не найдете сочинителя. Иначе будет мешать вам на каждом шагу. Берите приказ и можете быть свободны.

Де Голль спрятал конверт в карман и замялся в нерешительности.

– Что-нибудь еще хотите мне сообщить, господин лейтенант? – пристально посмотрел на него «серый кардинал».

Анри набрал в грудь воздуха и словно в омут бросился, прекрасно понимая опасность своего поступка.

– Святой отец, – заговорил он слегка осипшим от волнения голосом, – есть еще одно дело. Оно связано с котами его преосвященства. Я… случайно встретил человека, который был свидетелем похищения кота Портоса!

Отец Жозеф несколько мгновений буквально жег его взглядом.

– Господин де Голль, не касайтесь этого кошачьего дела, – в голосе капуцина лязгнул металл.

– Но сейчас в пропаже обвиняют мадам де Комбале! Я ей многим обязан…

– Чем же вы можете быть ей обязаны?

– Она по просьбе моей матушки просила его преосвященство взять меня на службу.

– Ах, да, в самом деле… – Взгляд «серого кардинала» потускнел, но голос твердости не убавил. – Я к вам очень хорошо отношусь, сын мой, и советую не тратить время на этого кота. Ведь может выясниться, что мадам де Комбале обвиняют не напрасно. И в каком вы тогда окажетесь положении? Из-за вас начнется ссора между его преосвященством и госпожой племянницей. Подумайте о своей карьере.

– Я уверен, что госпожа де Комбале не виновата, святой отец! – Анри, чувствуя, что отец Жозеф начал колебаться, поспешил закончить свою мысль. – А искать кота можно попросить того самого свидетеля. Если он найдет пропажу, его преосвященство, думаю, окажется щедр, как всегда. Ну а если нет… что ж, значит, так было угодно Господу.

Теперь взгляд «серого кардинала» явно потеплел, в нем проявился живой интерес.

– И кто же он таков, ваш свидетель?

– Это молодой человек, дворянин, он служит в роте капитана дез Эссара. Месье д’Артаньян, так его зовут, случайно прогуливался по Зеленой улице, на которую выходит стройка кардинальского театра, и видел двоих злоумышленников. Они выбрались со стройки, и у них был мешок, откуда неслись кошачьи вопли…

– М-да, это меняет дело. – Капуцин задумчиво подергал себя за длинный нос. – Что ж, если вам удастся каким-либо образом склонить королевского мушкетера послужить во благо его преосвященству… В чем я лично сильно сомневаюсь!

– О, святой отец! – воодушевился Анри. – Конечно, он согласится!..

– С чего бы?

– Он в некотором роде мой должник.

– Вот даже как?! Не просветите – почему?.. Впрочем, можете не рассказывать – это ваше личное дело.

– Я немедленно отправлюсь к нему, святой отец, и приведу его к вам!

– Благословляю тебя, сын мой!..

Окрыленный неожиданной поддержкой «серого кардинала», де Голль помчался на поиски д’Артаньяна. Начал он, разумеется, с кордегардии при Лувре, ибо рота господина дез Эссара занималась исключительно охраной королевского дворца, в то время как мушкетеры господина де Тревиля являлись «гвардией вне Лувра» и должны были сопровождать короля в его поездках и прогулках.

От Пале-Кардиналь до королевского дворца ходу было минут десять, поэтому де Голль решил не брать коня, а прогуляться пешком – благо погода стояла почти совсем весенняя, пригревало солнышко, и снег уже весь растаял, обнажив, правда, подмерзшие за зиму мусор и экскременты лошадей и собак. Из-за этого обстоятельства прогулку никак нельзя было назвать приятной, но Анри, воодушевленный мыслью о задуманном им благородном деле очищения доброго имени мадам де Комбале, не замечал этих досадных мелочей. Наверное, поэтому он не заметил и невысокого молодого человека в дорожном кожаном колете и сапогах, в низко надвинутой на глаза шляпе, который по странному совпадению двигался позади лейтенанта точно в том же направлении.

Когда же де Голль скрылся за решеткой ограды дворцового сада, неизвестный, помешкав секунду, направился через улицу к открытой двери небольшого трактира с претенциозным названием «Под сенью лилии». Там он расположился у окна, согнав с места маленького лысого писца, и принялся неторопливо потягивать разбавленное водой вино, не спуская глаз с калитки.

Анри же, к своему разочарованию, д’Артаньяна в кордегардии не застал. Более того, какой-то мушкетер сообщил, что граф уже отстоял свой караул и отправился домой на улицу Сен-Женевьев.

– Он снимает комнату в доме галантерейщика Буонасье, – любезно уточнил мушкетер, узнав имя де Голля. – Шарль рассказывал мне о вашей драке в трактире! Вы смелый человек, господин лейтенант. Не каждый выступит с одним кинжалом против вооруженных до зубов головорезов!

Анри не стал вдаваться в подробности, благоразумно рассудив, что богатое воображение гасконца уже создало свою версию происшествия, о которой он, обыкновенный служака, понятия не имеет.

– Благодарю вас, месье, – искренне сказал де Голль и поспешил убраться подальше от словоохотливого мушкетера.

Едва он снова появился на улице, как молодой человек у окна трактира встрепенулся, бросил на стол монету и буквально выскочил наружу, где немедленно пристроился так же, в десятке шагов, позади лейтенанта. Но де Голль по-прежнему не обращал на него никакого внимания, поглощенный собственными мыслями.

Он без труда нашел нужный дом – на нем красовалась вывеска красными буквами по коричневому фону: «Галантерейщик мэтр Буонасье». Это было добротное здание с каменным нижним и деревянным верхним этажами. Справа от входной двери свисал витой кожаный шнур с кисточкой на конце. Де Голль дернул за него, и за дверью раздался мелодичный звон бронзового гонга.

Не прошло и минуты, как дверь распахнулась и на пороге возник длинный и тощий парень, вернее, подросток – рыжий, конопатый, с наглыми голубыми глазами. Добротная в общем одежда висела на нем мешком. Одной худой рукой он держался за косяк, во второй у него был складной туаз, каким отмеряют ткани и ленты.

Несколько секунд мужчины с любопытством разглядывали друг друга, потом парнишка шмыгнул курносым носом и спросил ломающимся голосом:

– Что угодно господину?

– Мне угодно видеть месье д’Артаньяна, который снимает здесь комнату, – вежливо произнес де Голль. От него не ускользнуло, что при упоминании имени гасконца глаза мальчишки блудливо метнулись туда-сюда и уставились куда-то мимо правого уха лейтенанта.

– Нету его, господин. На службе он…

– А если подумать? – усмехнулся Анри и продемонстрировал лгуну монетку в пять су. Приманка, надо сказать, немалая. Такие деньги парнишка наверняка зарабатывал, стоя за весь за прилавком у прижимистого галантерейщика.

И де Голль не ошибся. Мальчишка, гулко сглотнув и не отрывая взгляда от монеты, быстро протараторил полушепотом:

– Месье дома, но не один, и просил никого к нему не пускать, иначе обещал голову мне оторвать…

– Понятно. И давно он… не один?

– Да, почитай, как вернулся со службы, так и заперлись они наверху.

– Так… она его поджидала? – удивился Анри.

– Ну да, – мальчишка изловчился и выхватил из пальцев лейтенанта вожделенную монету.