Однажды в Париже - Плещеева Дарья. Страница 26
– Перестаньте его дразнить! – зашептал Ротру. – Вы уйдете, а он на меня набросится…
– Что позорного в том, что вы исполняете поручения его преосвященства и получаете за это деньги?..
Драматург не успел ответить. Де Гонди взревел как бык во время гона:
– Я заколю вас, жалкий шаркун! – И бросился на де Голля, целясь шпагой ему в горло.
Анри понял, что бедным аббатом владеет слепая ярость. В последний миг он резко уклонился. Де Гонди, не встретив сопротивления, пролетел мимо, снова споткнулся и пропорол клинком обивку стоявшего у двери в гардеробную кресла.
Гости маркизы дружно зааплодировали.
– Я повторяю, господин аббат, дуэль в обмен на имя сочинителя, – напомнил лейтенант.
– Я вас умоляю, де Голль! Вам нельзя с ним драться!.. – воззвал Ротру.
– Это почему же? Он дворянин, и я дворянин. Дворяне должны отвечать за свои слова.
– Говорю вам, с ним драться просто нельзя. Он же почти слепой!
– Для слепого он довольно шустро двигается…
Де Гонди справился наконец со своей шпагой, освободив ее из кресла, и теперь озирался явно в поисках обидчика.
– Вот, полюбуйтесь, он вас потерял! – горько произнес Ротру, кивнув на аббата. – Подумайте: вы убьете слепого! Он же делает все, чтобы вы его закололи, и что потом?..
– Не мешайте, прошу вас, господин Ротру, – жестко сказал Анри. – Мне не оставили выбора. Я должен узнать имя сочинителя. Человеку, которому я служу и которого очень уважаю, нанесли публичное оскорбление. Да и вы, помнится, у него на жалованье состоите…
– Весь Париж от вас отвернется!
– А вот на это мне плевать!.. Господин де Гонди, вы не передумали драться? Тогда – имя сочинителя, и мы начинаем!
– Вы хотите сделать из меня доносчика, месье трусливый заяц? Не получится! – гордо ответил аббат, разворачиваясь на голос.
– Значит, и дуэли не получится. – Де Голль решительно повернулся к выходу.
Гости маркизы с неподдельным интересом следили за событиями в вестибюле. Такого спектакля они явно не ожидали. И теперь драма готова была вот-вот закончиться, но на сцене появился еще один актер – принц де Марсийак.
– Господин де Голль, вы сами видите: аббат вам не противник, – произнес будущий автор знаменитых «Максим», легко сбегая вниз по ступенькам.
– Вижу, месье, – почти равнодушно ответил Анри, остановившись на пороге. – Он достаточно зряч, чтобы оскорбить даму, и недостаточно зряч, чтобы ответить на оскорбление. Видимо, ему нужен защитник. Это будет забавная дуэль: я защищаю даму, а вы, как понимаю, собрались защищать подслеповатого наглеца?
– Нет, никогда! – закричал де Гонди, грозно размахивая шпагой во все стороны. – Принц, уходите, я сам сумею себя защитить!
– Имя сочинителя! – напомнил де Голль, не двигаясь с места.
– Видимо, мне придется оскорбить вас, месье, чтобы получить вызов! – высокомерно заявил де Марсийак. – И тогда вы перестанете издеваться над бедным аббатом.
– Может, лучше будет, если я оскорблю вас? – усмехнулся Анри. – Но учтите, фехтованию я учился не в салонах у светских дам. И крови успел пролить больше, чем вы извели на свои стишки чернил.
– Принц, это правда! – крикнул кто-то с верхней ступеньки лестницы. – Красный герцог набирает себе гвардейцев из армейских офицеров!
– Вы меня оскорбили?! – удивленно уточнил де Марсийак.
– Если вам угодно считать это оскорблением, то считайте. – И де Голль опять повернулся к аббату: – Имя сочинителя, месье!
– Ради всего святого, на пару слов! – взмолился Ротру, хватая лейтенанта за рукав. – Отойдем сюда, к камину.
– Вы оскорбили меня? – повторил молодой де Ларошфуко, не в силах поверить в такое невероятное событие. – Вы?.. Меня?!..
– Одну минуту, господин де Марсийак, – невозмутимо сказал Анри. – Господин Ротру хочет мне что-то сказать. – Он был от души благодарен драматургу – тот дал ему возможность немного согреться. – Я слушаю вас, господин Ротру.
– Господин де Голль, оставьте в покое аббата, – тихо заговорил драматург. – Он упрям, как триста спартанцев в Фермопильском ущелье. Я берусь узнать у него имя сочинителя, только не деритесь с ним! Эта дуэль вам славы не принесет. И его преосвященство будет не в восторге…
– От дуэли с принцем де Марсийаком его преосвященство тоже будет не в восторге, – вздохнул Анри.
– Но это хоть поединок равных противников… Послушайте, вы не знаете аббата – он вызывает на дуэль всех! И если бы каждый принимал вызов, то Гонди бы уже давно оказался на Гревской площади, посреди эшафота, как несчастный Монморанси [19]. Но за тем числилось, кажется, всего девятнадцать поединков, а наш аббат имел бы их больше сотни…
– Двадцать две дуэли, – припомнил Анри. – Думаете, мне очень хочется убивать этого чудака?
– Уходите, господин де Голль! Я побегу к госпоже маркизе, она все уладит, я уверен. А вы – уходите!
Последнее слово Ротру произнес слишком громко, и де Марсийак его услышал.
– Я тоже против того, чтобы вы бились с нашим аббатом, – сказал он, подходя. – Но у меня со зрением все в порядке, я не спотыкаюсь о ковры и не налетаю на стены. Я за него, господин де Голль. Не беспокойтесь, о нашем поединке никто не узнает. Мы будем драться в саду госпожи де Рамбуйе.
– Думаете, кто-то из этих господ способен молчать дольше десяти минут? – спросил Анри, указывая на лестницу.
– Ради вас – вряд ли, – усмехнулся принц. – А вот ради меня, точнее ради моего батюшки, эти господа охотно солгут. Допустим, мы поспорили о некоем фехтовальном приеме и решили провести в саду учебную схватку. Они рады будут соврать, потому что…
– …потом будут веселиться: как ловко им удалось обмануть короля и кардинала, – закончил де Голль.
Аббат не слышал этого разговора. Его страстная душа, ослепнув от ярости, выстроила вокруг себя некий особый мирок, и сейчас в этом мирке принц де Марсийак выступал секундантом де Гонди. В предвкушении дуэли подслеповатый фантазер и задира разминался со шпагой, делая выпады и поражая воображаемого врага.
– Не все ли вам равно? – спросил молодой де Ларошфуко.
Анри повернулся к Ротру.
– Вы дали обещание, – напомнил он.
– Да, господин де Голль. Я все сделаю.
– Отлично! Господин де Марсийак, неплохо бы сравнить наши шпаги.
– Если мы сделаем это, все поймут, что поединок настоящий.
– Да и так поймут…
– Так они с чистой совестью скажут, что не видели серьезных приготовлений к дуэли. Положимся на судьбу и на свое мастерство.
Анри кивнул. Принц ему нравился все больше. «Умен, храбр, благороден, красив… Верно, далеко пойдет – достойный отпрыск древнего рода…»
– Где тут выход в сад, господин де Марсийак? – спросил он.
– Господа, – громко заговорил принц, – мы с господином де Голлем поспорили о сущей мелочи – о положении корпуса при выполнении удара из двойной финты, парада и рипоста! Мы выйдем в сад, проведем две-три учебные схватки и вернемся. А вы ступайте к нашей несравненной Артенис. Негоже оставлять без внимания гостеприимную хозяйку.
Если бы Анри дрался с кем-то другим, незнакомым, гости маркизы встали бы у всех окон, ведущих в сад. Но речь шла о возможных неприятностях для будущего герцога де Ларошфуко – и никто не захотел выступить свидетелем дуэли.
Де Гонди, увидев, что лейтенант и принц идут к двери, ведущей в сад, устремился следом. Но Ротру ловко перехватил его и стал что-то нашептывать на ухо. Аббат выслушал только первую фразу, потом резко оттолкнул драматурга и первым выскочил в сад.
Там было все необходимое для схватки: широкие дорожки и просторные газоны между рядами смоковниц. Вот только некстати начался снегопад – последний февральский снегопад, надо думать, та прощальная метель, после которой наступает весна.
– Защищайтесь, месье! – встав напротив де Марсийака, закричал аббат.
– Сейчас, – хладнокровно ответил молодой человек и, вступив в эту нелепую схватку, через несколько секунд выбил шпагу из рук де Гонди. Отлетевший клинок застрял в кроне смоковницы. Аббат нагнулся и завертелся, пытаясь высмотреть оружие на прошлогодней траве, которую прикрыл тонкий слой снега.
19
Франсуа де Монморанси-Бутвиль сделал решительно все, чтобы попасть на эшафот. Первого противника он заколол в пятнадцать лет. Эдикт против дуэлей, подписанный королем в феврале 1626 года, привел его в ярость – не могло такого быть, чтобы благородного человека лишили права убивать других благородных людей в честном поединке! Забияка поклялся, что будет драться даже средь бела дня в Париже. И действительно – устроил тройную дуэль: сам он бился с маркизом де Бевроном, скрестили шпаги и четверо их секундантов. Королевское терпение лопнуло – Беврон успел сбежать в Англию, а Монморанси лишился головы – в полном соответствии с эдиктом.