Однажды в Париже - Плещеева Дарья. Страница 35

– Этот французский дворянин – очень порядочный человек, – сказала миссис Уильямс.

Она не умела читать мысли своей воспитанницы, как слова на бумаге, но хорошо чувствовала ее настроение. Сейчас воспитанница испугана, и ей нужен человек, на которого можно положиться, а старый Джон годен лишь на то, чтобы прислуживать в комнатах и сидеть у дверей.

– Да, он и мне симпатичен, – ответила Люси.

Одеваясь для визита, она вдруг ощутила себя совсем юной девочкой – тринадцатилетней, влюбленной во взрослого пятнадцатилетнего мужчину и готовой хоть три часа вертеться перед зеркалом, лишь бы ему понравиться. Это чувство ее несказанно обрадовало – очень уж не хотелось из молодых и шустрых вертушек переходить в когорту почтенных дам!..

Анри все-таки добрался до оружейника. Старый Баллок встретил лейтенанта, сидя за столом и прихлебывая пиво из огромной кружки. Заказанная дага лежала на столе перед ним.

– О, месье де Голль! – пророкотал оружейник, приветственно поднимая кружку. – Ваш заказ готов в срок. Присаживайтесь! Могу угостить превосходным пивом – мой двоюродный брат Сезар, что живет в Масси, недавно построил пивоварню и время от времени присылает мне бочонок замечательного светлого эля!

– Спасибо, Жан, как-нибудь в другой раз, – вежливо отказался Анри. – Сегодня мне предстоит провести вечер в приличном обществе и со знатной дамой. Думаю, пивной дух – не самое лучшее благовоние для светского салона?

– Ха, месье де Голль! Неужто вы сподобились-таки объясниться с той самой красавицей, о которой рассказывали мне на Рождество?

– Увы, нет, мой друг. Моя нынешняя спутница обласкана самим кардиналом. А я для нее то ли кавалер, то ли телохранитель…

– Ну, тогда дага вам в самый раз! Не ровен час, покусится кто на вашу даму, тут вы их…

– Надеюсь, до этого не дойдет, – покачал головой Анри, забирая оружие и положив вместо него на стол монету в десять экю.

– Это слишком большая плата, месье де Голль, – нахмурился Баллок.

– Ничего. Считай ее авансом на будущее…

– Приятно слышать это от вас, месье!

– До встречи, Жан…

Настроение у Анри явно улучшилось не только от отличной работы оружейника. Насвистывая веселый мотивчик, он по дороге домой завернул в лавку месье Куатерье и купил, как и собирался, две пары перчаток, а, приехав, наконец, домой, обнаружил у себя на постели спящего аббата.

Сменив изгвазданные в дорожной грязи колет, штаны и сапоги, де Голль вытащил из бюро пачку листов с мадригалами и некоторое время пытался их перечитывать, выбирая не совсем уж витиеватые. Однако быстро разуверился в своих оценках стиха и рифмы, плюнул и сунул всю пачку за пазуху. Затем он велел Бернару растолкать гостя, напоить яблочным отваром – первейшим средством от похмелья! – и проводить святого отца до дверей его жилища, а потом отвести коня в конюшню Пале-Кардиналь.

Чем ближе был час встречи с Катрин, тем сумбурнее делались мысли де Голля. Он еще никогда не объяснялся с женщиной, которую хотел повести под венец. Были приключения, были – что греха таить! Но там и речи не шло о свадьбе.

Нужно как-то объяснить, что леди Карлайл – не любовница, а как?.. Нужно оправдаться в сочинении стихов! Катрин очень удивится: как вышло, что он сочиняет мадригалы, а ей еще ни одного не посвятил? И будет права, черт возьми! А правду говорить нельзя, хотя Анри охотнее всего рассказал бы правду.

Он приехал к Люси в полном смятении, хотя старался не подавать вида. Потом, когда он, уже завитой, сидел в гостиной, прибыл поэт Венсан Вуатюр. Это был человек, вхожий к самым знатным господам, он служил старшим чиновником Финансового ведомства и время от времени занимал небольшие должности при дворе. Он и вел себя соответственно: говорил мало, держался с достоинством, но умудрялся иметь при том удивительно простодушный вид. Однако второго такого шутника было еще поискать! Причем шутки были, в отличие от стихов, не очень-то изысканные.

Например, однажды Вуатюр, встретив на улице двух поводырей с медвежатами в намордниках, заплатил им и потихоньку привел зверей в спальню маркизы де Рамбуйе, где она читала, сидя спиной к двери и к ширмам. Медвежата, впервые увидев ширмы, полезли на них. Маркиза обернулась на шум и увидела две страшные морды…

Вуатюр и де Голль раскланялись, при этом прирожденный поэт с сомнением оглядел поэта-самозванца.

Анри насупился. Он представлял, что может думать о нем этот изысканно одетый человек. Привезли чудака в лучший парижский салон, а чудак затеял там ссору с одним гостем, подрался во дворе с другим гостем, потом вообще невесть почему сбежал. Отменная получилась репутация!

Однако ссориться с леди Карлайл из-за ее случайного протеже Вуатюр не пожелал. Мало ли кого приблизит к себе в веселом Париже взбалмошная английская аристократка, выбравшись из чопорного Лондона. Может, следующим окажется он сам, Вуатюр?..

Они втроем сели в экипаж и отправились на улицу Турнель, где Нинон де Ланкло сняла себе домик. Она бы хотела, если место понравится, надолго там поселиться и даже приобрести более подходящее жилище.

Разумеется, такой роскоши, как у маркизы де Рамбуйе, там не было, но, едва войдя, Анри услышал взрыв молодого звонкого хохота.

Вуатюр с важным видом подвел леди Карлайл и де Голля к хозяйке дома. Изящная маленькая Нинон вспорхнула с кресла, улыбаясь так, как только она и умела. На ней было синее бархатное платье под цвет глаз, на шее – драгоценная жемчужная нить, пышные волосы убраны в аккуратную маленькую прическу с трогательной челочкой. В руках красавица держала дорогую лютню, инкрустированную перламутром.

– Присоединяйтесь! – мило улыбнулась Нинон. – Мы тут спорим с его преосвященством.

– Опять?! – приподнял бровь Вуатюр.

– Кто же виноват, что его преосвященство изрекает сомнительные истины? Вот, например, одно из его последних открытий: «Чтобы управлять государством, нужно поменьше говорить и побольше слушать». Изящно сказано, не так ли?

– Насколько я знаю французский язык, изящно, – согласилась Люси.

– Как знаток французского языка, не возражаю, – кивнул Вуатюр.

– А смысл? Его величество говорит о политике и управлении государством очень мало. Наш добрый король сейчас управляет музыкантами, портными и танцорами. Его преосвященство, напротив, говорит очень много. Ему приходится встречаться с дипломатами, полководцами, с финансистами. При этом он слушает только себя. Ну и кто же правит нашей бедной Францией?

Гости дружно рассмеялись.

Анри из чистой любезности улыбнулся и исподлобья окинул взглядом всю компанию. Он увидел несколько знакомых лиц – этих людей он уже встречал у маркизы де Рамбуйе. Обнаружил и несколько незнакомых дам, невольно отметив: женщины в окружении мадемуазель де Ланкло были явно моложе и красивее тех, что сидели в спальне маркизы. Увидел он и Жана Ротру (или де Ротру) – его парижане называли по-всякому, не слишком уверенные в дворянском происхождении драматурга.

Ротру тоже увидел де Голля и сделал знак: отойдем в сторонку.

В домике Нинон не было великолепной анфилады гостиных, где можно спрятаться от лишних глаз и ушей. Пришлось выйти в прихожую.

– Я думал, вы дежурите сегодня в Пале-Кардиналь, – заговорил драматург полушепотом. – Я искал вас, господин де Голль. Ведь вы просили составить список тех, кто был в тот вечер у маркизы? Вот он.

– Благодарю, господин Ротру, – искренне произнес Анри, пряча бумагу. – А теперь неплохо бы нам вместе сесть в укромном уголке и составить список тех, кого там не было. Я имею в виду постоянных гостей отеля Рамбуйе.

– О Боже! Да к маркизе весь Париж ходит! – воскликнул драматург и тут же прикрыл себе рот, продолжил тоном ниже: – Я имею в виду аристократический Париж. И нас, литераторов, разумеется.

– Неужели в Париже так много литераторов? – удивился де Голль.

– Много тех, кто воображает себя литераторами. Простите, но составить их список невозможно.