Однажды в Париже - Плещеева Дарья. Страница 63

Да, это была месть! Но Анри полагал, что имеет полное право посчитаться с этой коварной и подлой женщиной. Англичанин молчал, наверное, целую минуту.

– Изумительные сведения, – произнес он наконец, пожевав губами. – И совершенно бесполезные для всех. Ваш король уже никогда не прогонит вашего кардинала. Он утешает себя, сочинив и спев скабрезную песенку, а потом идет к музыкантам репетировать новый балет…

Настала очередь удивляться лейтенанту.

– Бесполезные?!

– Да, сэр. Если бы это был хотя бы герцог Орлеанский, за историей с песенкой могла бы прятаться интрига, и стоило бы заняться ею всерьез. Но сейчас интриги нет, хотя… Как вышло, что куплеты попали на улицы?

– А!.. Это потрудился господин л’Анжели.

– Королевский шут… Иначе и быть не могло. Ну как двое мальчишек, вколотивших гвоздь в сиденье стула своего наставника, право! Пожалуй, теперь я с вами соглашусь: леди Карлайл поступила бы умнее, если бы продолжала плести петли вокруг мадам де Комбале.

– Если бы я это понял, я бы ее убил, – спокойно сказал Анри. – Мадам де Комбале за всю свою жизнь никому не причинила зла, всегда старалась делать добро. А что касается ее семейных дел – Бог ей судья, но никак не я. И я буду защищать ее, даже если все от нее отвернутся. К сожалению, мне не так уж много времени отпущено.

– Вы больны и собрались в мир иной? – прямо спросил Кристи.

– Нет. Но я раскрыл тайну куплетов. А его преосвященство не потерпит, чтобы во Франции был человек, знающий, кто сочинитель. Ради мира и спокойствия, ради тех добрых отношений, что сложились теперь у кардинала с его величеством, он не допустит, чтобы тайна разлетелась по всему Парижу.

– Вы собираетесь рассказать эту историю в отеле Рамбуйе?

– Разве я похож на сумасшедшего? Впрочем, они там уже давно считают меня сумасшедшим…

– Значит, единственное существо, способное ее разболтать, – леди Карлайл?

– Видимо, да.

– Господин де Голль, – подумав, сказал Кристи. – Я понимаю ваше положение. Вы оказали мне услугу. Я тоже могу оказать вам услугу. Предлагаю вместе ехать в Англию. Вы поможете мне довезти туда леди Карлайл. Я считаю, что в Париже ей больше делать нечего. Сейчас она как раз собралась переехать в другой дом со всем имуществом. Вот на полдороге мы ее и возьмем, и даже не придется упаковывать багаж.

– Вы же знаете, я служу его преосвященству и не могу оставить службу, – пожал плечами Анри.

– Но вы ждете неприятностей?

– Да, господин Кристи.

Тут де Голлю пришла в голову неожиданно мудрая мысль.

– Вам ведь, месье, и вашему королю тоже не нужен человек, знающий тайну французского короля? Достаточно того, что ваша королева Генриетта настроена против его преосвященства. Откуда я знаю, может быть, по пути из Кале в Дувр шальная волна смоет меня с палубы в море?

Англичанин ничего не ответил, но его лицо исказилось. Только что было обычной морщинистой физиономией человека, которому под пятьдесят, и вдруг на мгновение сквозь него проступила злая личина опасного корригана.

– Вы ведь и без моей помощи прекрасно доставите беглую графиню в Лондон, – усмехнулся Анри с облегчением. – Прощайте, господин Кристи.

Он, наконец, сунул пистоль обратно за пояс, быстро вышел из спальни, пересек гостиную и сбежал по лестнице. Он не знал, верно ли поступил. Должно быть, следовало самому убедиться, что английские агенты забрали Люси. Но при мысли, что нужно искать удобное место, прятаться, несколько часов таращиться на грязный переулок, Анри ощутил истинное отвращение.

– Господин де Голль! – окликнул его на улице знакомый голос. Анри обернулся и увидел двух всадников в красных плащах «а-ля казак» – форменных плащах гвардии кардинала. Это были сослуживцы из его роты – Антуан дю Геник и Жан-Пьер де Кергаруэт-Пеноэль.

– Господин де Кавуа велел, чтобы мы срочно вас нашли! Вас требуют в Пале-Кардиналь, господин лейтенант!

«Ну вот и все!» – Анри вздохнул. Осталось написать прощальное письмо Катрин.

Де Голль редко брался за перо, а сочиненные им любовные записочки можно было сосчитать на пальцах одной руки. И это были всего лишь очень деловые записочки некой замужней даме: когда и во сколько. Сейчас же следовало написать что-нибудь вроде: «Я вас люблю» или же «Я вас любил», – Анри еще не решил, как будет правильнее. И он боялся этих слов.

Потом его осенило: если бы можно было забежать к Мортмарам! У госпожи де Мортмар непременно есть дома «Астрея» или еще какой-нибудь модный роман, где пастушки? и их красотки пишут друг другу изысканные письма. Просто скопировать такое послание нельзя – Катрин наверняка читает эти книги, но хоть понять, как это положено делать, можно? И вдруг он осознал нелепость ситуации: на пороге могилы читать «Астрею»!..

Ссутулившись и опустив голову так, что едва не утыкался носом в конскую холку, Анри поехал следом за де Кергаруэт-Пеноэлем.

В Пале-Кардиналь гвардеец отправился в кордегардию, а де Голль – прямиком в канцелярию, к которой примыкал кабинет отца Жозефа. А чего тянуть? Назвался петухом – полезай в суп.

– Наконец-то! – сердито сказал капуцин. – Леди Карлайл у себя?

– Нет.

– А где?

– Не знаю. Но я уверен, святой отец, эта дама сегодня или завтра отбудет в Англию и в Париж уже не вернется.

– Ну-ка, выкладывайте по порядку.

И Анри подробно рассказал о своей встрече с Джорджем Кристи.

– Занятно… – пробормотал капуцин. – Вот верно учил нас Господь: никого не осуждать. Я думал, что английский король не справится со своими шотландцами, а у него, оказывается, есть надежные люди… Только зря он дразнит этих горцев. Если посадить сэра Элфинстоуна в Тауэр, через три дня объявится новый лорд-бунтовщик, но действовать уже будет осторожнее. Мы-то во Франции теперь хорошо знаем, что бывает, когда половина государства кидается защищать свою веру… Ладно. Садитесь вот тут и ждите меня.

«Серый кардинал» вышел.

Анри достал часы. Было почти шесть пополудни, за окном – светло. Весна неудержимо приближалась, но радости принести не могла. Что за радость, когда любимая девушка выходит замуж за другого?

Нужно было написать ей прощальное письмо. Но Анри не решался брать бумагу и перо на столе отца Жозефа – тем более что на него неодобрительно поглядывали четверо работающих за столами капуцинов.

В восемь в кабинет наконец заглянул кардинальский паж Франсуа.

– Меня послали за вами, господин де Голль.

Анри встал и потянулся. Затем в который уже раз вздохнул и последовал за юношей в кабинет его преосвященства.

Ришелье вернулся из театра с последней репетиции и был сильно недоволен. «Тюильрийскую комедию» он собирался показать двору четвертого марта, и сама Анна Австрийская собиралась прийти на спектакль. Считалось, что комедию сочинил кардинал, но на самом деле он написал план и сделал кое-какие наброски. Способ быстрого сочинения пьес Ришелье изобрел сам: поскольку и в комедии, и в трагедии пять актов, нужно всего лишь нанять пять драматургов и поделить меж ними акты. Сперва он наметил четверых – аббата Буаробера, Гийома Кольте, л’Этуаля и Жана де Ротру. Потом присмотрел пятого – Пьера Корнеля. На сочинительство им был отпущен месяц.

Вот Корнель и преподнес неприятный сюрприз: внес исправления в уже одобренный кардиналом третий акт. А поскольку присутствовал на репетиции, то и получил нагоняй. В придачу недовольный кардинал уменьшил его гонорар. Зато Кольте удостоился похвалы. Актеры же получили приказ восстановить третий акт таким, каким его задумал Ришелье, и схватились за головы – времени оставалось очень мало.

Вернувшись в кабинет, кардинал выгнал оттуда дежурных пажей и писцов, остался только отец Жозеф.

Капуцин не стал сразу докладывать об открытии лейтенанта де Голля. Видя, что его преосвященство садится не за стол, а в стоящее у окна кресло, отец Жозеф принес покрывало и укутал кардинальские колени – чтобы потом не чистить мантию от кошачьей шерсти. Кошки прибежали на первый зов. И лишь когда кардинал немного успокоился, отец Жозеф осведомился о репетиции. Ришелье рассказал ему о самоуправстве Корнеля и спросил, что слышно о другой репетиции, в Лувре. Он хотел знать, как король справляется со своим «Мерлезонским балетом». И капуцин, начав с танца арбалетчиков, осторожно перешел сперва к шалостям л‘Анжели, а потом – к поэтическим упражнениям короля.