Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм". Страница 27

Я прошел в уже знакомую комнату, где витали приятные запахи кофе и свежего хлеба. Прямо как в то утро. Мальчики с картины Симберга все продолжали свое бесконечное паломничество. Где-то под потолком играла музыка, я поднял глаза и увидел колонки. Пел чей-то нежный женский голос…

Я присел за стойку бара, а Элена тем временем разлила кофе по кружкам. В этот раз стояли еще какие-то конфеты, сыры и колбасы, масло с травами, сыр «Филадельфия»… Обычно у меня не было выбора, чем завтракать. Максимум я мог пометаться между вареньем или сырком для хлеба.

- Как закончилась выставка? – спросил я, переводя взгляд на нее.

Сегодня Элена была в бежевом кардигане, который свободно разлетался от рукавов и в черных брюках широкого покроя. Лицо же, как всегда выглядело, как на рекламе крема для омоложения. Там обычно помещали красивых тридцатилетних женщин с едва заметными морщинами вокруг глаз, и их кожа выглядела здоровее, чем у большинства девушек.

У Элены вообще пока еще не было каких-либо возрастных признаков. Ее реальный возраст, а также безвременная душевная мудрость угадывались на каком-то необъяснимом интуитивном уровне. Как если бы с возрастом на лице появлялся какой-то отпечаток, который преображал человека изнутри.

- О, замечательно. Я даже не ожидала, что будет такой ажиотаж, - покачала она головой с едва заметной усмешкой.

Я вообще заметил, что она постоянно улыбалась. Иногда почти неуловимо, иногда явно, но эта была улыбка-полумаска. Она не показывала ее жизнерадостный настрой, она наводила туман.

- Жанр, в котором я работаю, мягко говоря, на любителя.

- Мне кажется, что все равно в этом плане у изобразительного искусства, как и у музыки, больше шансов быть понятыми.

- И почему же? – спросила она, присаживаясь напротив меня.

- Потому что, чтобы допустим, оценить красоту какого-нибудь текста или меткость отдельного выражения, нужно очень хорошо владеть языком, на котором это написано. А музыка и изобразительное искусство универсальны. Они говорят на языке, который понятен всем.

- Что же из этого делаешь ты? Пишешь, рисуешь, играешь?

Я вкратце поведал мою проблему бездарного ребенка.

- Но ты сказал, что другим нравится то, что ты пишешь.

- Ну, нравится, сильно сказано. Они отмечают читабельность этого.

- Ты пробовал писать для себя?

Я задумался. Она подлила себе молока и по кофе начала расцветать бежевая лужа. Передо мной лежал надкушенный бутерброд и нетронутая чашка. В ее присутствии я не мог концентрироваться на чем-то кроме нее.

- Когда-то я вел дневник, - наконец я припомнил я – полтора года назад… А потом я забросил его. Нашел этой весной, перечитал и понял, что его писал какой-то депрессивный придурок.

Элена посмеялась.

- Ну а произведения? – ее глаза вопросительно вспыхнули – Создай свой мир из слов.

- Может быть. Не сейчас. Текстовая реальность имеет свои пределы. Ты можешь написать, как ты чувствуешь, но ты не можешь показать это буквально. Всегда остается доля какой-то недосказанности. Незавершенности. Кинематограф в этом плане совершеннее. Можно продумать историю от диалогов до визуального воплощения.

Элене словно доставляло удовольствия слушать мои рассуждения. Мне они не казались особенно глубокими, и я не вполне понимал ее доброжелательный взгляд, в котором угадывался ее интерес к моей личности.

- Но после твоей выставки я понял, что хотел бы, наверное, рисовать… Я имею в виду в качестве даже деятельности после этой школы.

- Никогда не поздно начать учиться. Это не так сложно, как может показаться. Хочешь я дам тебе пару уроков по композиции и скетчингу? А потом можешь записаться на курсы компьютерной графики. Здесь есть неплохие…

- Здорово, - осторожно сказал я.

О таком учителе можно было только мечтать. Элена поймала эту мысль в моих глазах, и я почувствовал, какона про себя посмеивается, но совсем незлобно.

- Ты, правда, хотел бы стать графическим дизайнером?

- Я не очень пока знаю кем мне надо стать.

- Я спросила, кем ты хочешь стать.

Я уловил разницу.

- Просто мне кажется, современная трудовая жизнь, как правило, не о том чего ты хочешь.

- да. Это еегнусный аспект, я согласна. Мне повезло. Иногда я думаю, что мне просто чертовски повезло, - с каким-то непонятным весельем сказала она – но это не значит, что не надо пытаться делать то, что тебе по душе, Сергей. В этой жизни двигаются вперед только те, у кого есть цель. Может быть, ты не сразу поймешь какова твоя цель, но если она есть, то внутри тебя появляется чувство предназначения, которое толчками будет двигать тебя к тому, где твое место. Понимаешь, о чем я?

Я кивнул. Все что говорила Элена, попадало куда-то в солнечное сплетение.

- Но это может быть долгий путь, - добавила она, помолчав – Я не сразу стала художником. Я рисовала с трех лет. Сначала я попробовала учиться в Бостоне на финансиста, но не выдержала и бросила учебу после первого семестра. Год я болталась без дела, работала в фаст-фуде, пыталась сама продавать свои картины, но их никто не покупал в то время… пока не поступила на художественный. Ты знаешь, образование в таких сферах, как правило, - формальность. Если у тебя есть талант, свой стиль, при наличии грамотных преподавателей, ты только отшлифуешь технику. В противном случае из тебя в любом случае ничего не выйдет.

Затем она резко перевела тему.

- кем бы ты хотел стать?

Почему ей ответить на этот вопрос мне было не в лом.

- Мне нравятся здания. Как они устроены. Я думаю, у каждого здания есть своя философия. И здания меняют людей, а не люди их.

- тогда тебе надо в архитектуру. Все просто.

- Чтобы туда поступить нужно, сдать математику, черчение и рисунок. Из всего этого я могу только чертить. Вот поэтому я хотел бы научиться рисовать на компьютере. Так я мог бы создавать свои здания, не сдавая математику и не боясь, что в реальности их невозможно будет воплотить.

Глаза Элены словно пропустили сквозь себя солнечный свет. Я мог сказать, что это было знаком того, что она была мною очень довольна. Как учитель учеником. Мы еще о чем-то болтали, а потом распрощались. Но договорились встречаться раз в неделю по субботам.

- Давай это будет нашей традицией – вместе завтракать, а затем я помогу тебе освоить простые навыки рисования.

- Отлично. Мне нравится.

- Мне тоже. До следующей субботы, Сергей …

***

Странно, что из всех людей на земле, моим другом стала тридцатилетняя женщина-художник из высшего света. Вообще все, что ко мне притягивалось само, вводило меня в определенный ступор. Это сильно контрастировало с тем, кем я был, или думал что был.

Дни утекали в октябрь, и учителя в школе продолжали увеличивать нагрузку, и говорили нам на каждом уроке, что мы вступаем в чрезвычайно ответственный период нашей жизни. Шуточки кончились, дворовые поиски идентичности тоже. Пора было действительно решать КЕМ вы будете, а это чаще всего определялось вашей профессией. Я слушал разговоры одноклассников украдкой, пытаясь понять, как они делают свой выбор.

Ян метался между журналистикой и рекламой, и его выбор был понятен. Он любил информационные потоки и умел их неплохо транслировать между людьми, придавая им определенную форму. Кирилл сразу сказал, что пойдет намедицинский, понятное дело, он должен был ведь унаследовать родительскую фармацевтическую компанию. Кэнон и Никон собирались поступать в Институт Марангони или что-то вроде этого в Италии. Они грезили о глянцевых журналах и мировых именах, которые были бы в этот раз их собственные, а не прозвища в честь марок фотокамер.

Майк собирался и дальше стучать, решив пока никуда не поступать. Но его будущее было тесно связно с барабанной установкой, и хотелось надеяться, что из этого что-то выйдет. Алена была в числе многих, кто собирались на экономический, но все знали, что вообще-то она хочет замуж за олигарха. Ближайшей жертвой был Кирилл, и она вела активную работу в этом направлении.