Человек со свинцовым чревом - Паро Жан-Франсуа. Страница 43
— Месье де Рюиссек?
— Да, месье. С кем имею честь говорить?
— Я полицейский и должен немедленно с вами поговорить.
Лицо молодого человека тут же побагровело, затем побледнело. Видам посторонился и пригласил Николя войти. Его жилище представляло собой огромную комнату с низким потолком и довольно темную. Два полукруглых окна вровень с полом выходили на улицу. Обстановка была элегантной, без излишеств, и ничто в ней не говорило о духовном призвании ее обитателя. Это была гарсоньерка молодого человека, ведущего жизнь, полную удовольствий, а вовсе не занятого духовными размышлениями. Видам продолжал стоять посреди комнаты против света и не приглашал Николя сесть.
— Итак, месье, чем я могу вам помочь?
Николя решил сразу перейти к делу.
— Получали ли вы от месье де ля Шо некую вещь взаймы, или, вернее, в счет оплаты проигрыша в карточной игре?
Видам снова залился краской.
— Месье, это только мое и его личное дело.
— Известно ли вам, что в месте, где вы так часто бываете, карточные игры запрещены и, следовательно, вы преступаете закон?
Молодой человек с вызовом поднял голову.
— Я не единственный в Париже посещаю игорные дома и не понимаю, почему королевская полиция должна поднимать по этому поводу шум.
— Потому, месье, что прочие ваши товарищи не планируют посвятить себя Богу, и пример, который вы подаете…
— Я уже не собираюсь принимать духовный сан. Это все в прошлом.
— Вижу, что смерть брата открыла для вас новые перспективы!
— Довольно оскорбительное замечание с вашей стороны, месье.
— Но никто больше из ваших товарищей так не выиграл из-за смерти ближнего своего.
Видам сделал шаг вперед. Его левая рука инстинктивно потянулась к правому боку в поисках эфеса отсутствующей шпаги. Николя заметил это движение.
— Осторожнее, месье, я никому не позволю безнаказанно оскорблять себя.
— Отвечайте на мои вопросы, — холодно ответил Николя. — Прежде всего я буду с вами откровенен и прошу вас принять во внимание то, что стало мне известно. Я также занимаюсь расследованием убийства вашего брата, которое ваш отец, граф де Рюиссек, предпочел объявить самоубийством. И не только его, но также вашей матери.
Николя заметил, что видам готов разрыдаться.
— Моей матери?
— Да, вашей матери, жестоко задушенной и сброшенной в колодец кармелитского монастыря. Вашей матери, которая желала доверить мне какую-то страшную тайну и которая умерла из-за этой тайны. Кому-то понадобилось заставить ее замолчать. Вот что, месье, позволяет мне задавать вам все эти вопросы, мне, Николя Ле Флошу, комиссару полиции Шатле.
— Мне нечего больше сказать в ответ на ваши обвинения.
Николя заметил, что новость об убийстве матери, кажется, не удивила молодого человека.
— Это было бы слишком просто. Напротив, вам есть о чем мне рассказать. И прежде всего — знакомы ли вы с мадемуазель Бишельер?
— Я знаю, что это любовница моего брата.
— Я не об этом вас спросил. Знакомы ли вы с ней лично?
— Вовсе нет.
— Тогда что вы делали в ее доме вчера после полудня? Не отрицайте, вас там видели. Три достойных доверия свидетеля готовы поклясться в этом перед судом.
Николя показалось, что молодой человек сейчас расплачется. Он почти до крови закусил губу.
— Я не видел ее на погребальной службе по своему брату и поехал…
— Но с какой стати вы решили, что эту молодую женщину пропустят на поминальную службу по вашему брату и матери? Попробуйте найти более убедительное объяснение.
Видам умолк.
— И к тому же, — продолжил Николя, — свидетели утверждают, что неоднократно видели вас у дома вышеупомянутой мадемуазели. Не пытайтесь убедить меня, что вы с ней не знакомы. Не желаете ли все объяснить?
— Мне нечего сказать.
— Воля ваша. Продолжим. Можете ли вы рассказать мне, чем вы занимались в день смерти вашего брата?
— Я гулял в Версале.
— В Версале! Но Версаль очень велик. Где именно вы были? В парке? Во дворце? В городе? Вы были один? Или с компанией? В Версале живет много народу, и вы неминуемо должны были встретить кого-то из ваших знакомых.
Николя с трудом удавалось быть таким резким, но ему необходимо было как-то воздействовать на молодого человека.
— Нет, никого. Я хотел побыть один.
Николя покачал головой. Видам собрал на свою голову все подозрения. После подобных заявлений Николя просто не мог оставить его на свободе. Он отогнал от себя все оставшиеся сомнения по поводу возможной вины видама. Нужно было начинать действовать. На глазах у растерявшегося молодого человека Николя достал из кармана один из королевских указов о заточении без суда и следствия, выданных ему месье де Сен-Флорантеном, и, не колеблясь, вписал в него имя видама. Второй раз в жизни он должен был сопровождать арестованного в Бастилию. В первый раз это был доктор Семакгюс, но тогда Николя всеми силами пытался защитить его и освободить от всех подозрений. Тот случай, когда Николя должен был исполнить печальную обязанность препровождения своего друга в тюрьму, укрепил его характер.
— Месье, — произнес он, — по приказу короля я должен доставить вас в Бастилию, где у вас будет время подумать о неприятностях, которые ожидают вас, если вы по-прежнему будете отмалчиваться. Надеюсь, при следующей нашей встрече вы будете более словоохотливы.
Видам подошел к Николя и заглянул ему в глаза.
— Месье, умоляю вас выслушать меня. Я не виновен в этих преступлениях.
— Должен заметить, что если вы объявляете себя невиновным, это значит, что вы знаете о существовании преступления. Я мог бы использовать эти слова вам во вред. Но будьте уверены: никто более меня не желает, чтобы вы оказались невиновны. Но вы должны помочь мне приблизиться к истине. Я уверен, что это в вашей власти.
Николя думал, что это увещевание, произнесенное спокойным тоном, растопит лед и молодой человек наконец заговорит. Но его труды были напрасны. Видам едва не уступил, однако опомнился, встряхнул головой и начал одеваться.
— Я в вашем распоряжении, месье.
Николя взял его под руку. Он дрожал. Николя опечатал дверь жилища, в котором позднее собирался произвести обыск, затем они спустились по лестнице и направились к карете. Кучер получил приказ ехать к государственной тюрьме. В течение всего пути молодой человек не проронил ни слова, и Николя с уважением отнесся к его молчанию. Пока он не мог рассчитывать на большее. Несколько дней в одиночной камере, возможно, сломят его упрямство и заставят понять всю серьезность обвинений, которые легли на него из-за отказа все объяснить.
В Бастилии Николя исполнил все формальности по заключению арестанта под стражу. Он разыскал главного тюремного смотрителя и поручил ему молодого человека. С одной стороны, необходимо было хранить в строгом секрете его заточение, с другой — не допускать к нему посетителей без разрешения Николя. И наконец, и он особенно настаивал на этом пункте, он приказал не спускать с заключенного глаз, чтобы, по недосмотру конвоиров, он не совершил самоубийства. Николя еще хранил в памяти смерть старого солдата, повесившегося в Шатле на своем ремне. Он также оставил небольшую сумму денег, на которую попросил покупать заключенному еду.
Николя с облегчением вышел из старой крепости. Эта масса серых камней действовала на него угнетающе. Внутри нее лабиринт сырых и темных лестниц и галерей, скрип ключей в замочных скважинах и лязг задвижных окошек в дверях еще более усиливали его тоску. Шумное оживление на улице Сент-Антуан с ее толпой и каретами вернули Николя спокойствие.
Николя размышлял о последствиях ареста видама. Весьма возможно, что граф де Рюиссек вмешается и попытается освободить своего младшего сына с той же настойчивостью, с которой он заставил вернуть тело своего убитого старшего сына. Николя немного засомневался: видам был арестован из-за одних лишь предположений. Жандармерия закрыла на это глаза: соперничество в любви, неудовлетворенные амбиции и, возможно, что-то еще, более конкретное. То, что Ламбер, слуга виконта, был сообщником, можно было принять без затруднений. Николя сомневался и не переставал задавать себе вопросы лишь по поводу одного — как брат мог убить брата. Несомненно, такое случалось и раньше. Всего несколько месяцев назад в центре всеобщего внимания было подобное дело. Шевалье Обаред убил своего старшего брата выстрелом в голову из пистолета и, удовлетворив свою глубокую обиду, скрылся, поступив на службу в армию врага. Месье де Шуазель отправил римскому послу письмо с описанием убийцы, чтобы арестовать его.