Роковой оберег Марины Цветаевой - Спасская Мария. Страница 29

– Какой коньяк? – заинтересовался следователь.

– А вот точно такой же, как у Шаха на столе, – указал Алик на полупустую бутыль.

Чавчавадзе развернулся к столу, рассматривая бутылку. Рассказчик в центре комнаты переминался с ноги на ногу, не решаясь присесть, хотя слушатели с комфортом устроились на подковообразном диване.

– Не желаете коньячку? – проследив за взглядом следователя, вежливо предложил Шах.

– Благодарю, я на службе, – сухо откликнулся столичный гость. И, обращаясь к Алику, обронил: – Прошу вас, продолжайте.

– Я еще удивился – коньяк то дорогой, армянский, пятизвездочный, а баба так себе, немолодая и потасканная. Не по чину ей такой коньяк пить. Но я, конечно, согласился. Что я, дурак, от таких предложений отказываться? В общем, я дал «добро», и мы пошли в мастерскую предаваться радостям любви.

В этом месте повествования Василий рывком поднялся с места, с помертвевшим лицом шагнул к приятелю и двинул ему по скуле.

– Брат, ты что? – пятясь от него, пробормотал Алик.

– Ты для этого вызвался дежурить по ночам? – выдохнул Шах, занося кулак для нового удара.

Алик принял боксерскую стойку и приготовился защищаться.

– Прекратили драку! – прикрикнул Чавчавадзе, и бойцы разошлись по углам. – Это хорошо, что вы нам так подробно рассказали о походе в магазин, – обернулся Гия Соломонович к Алику. – Ваши слова, гражданин Кочетов, подтверждают алиби Вероники Полянски. В своих показаниях она упоминала, что после прогулки с собакой зашла в круглосуточный магазин и купила пачку сигарет. Продавщица Тамара Грызлова помнит Веронику Николаевну, потому что с собаками действительно запрещено входить в магазин, и продавщица хотела сделать покупательнице замечание, но ее отвлек некий хлопец в красной куртке, потребовавший продать ему спиртное в обход закона. Насколько я понимаю, речь идет о вас, Алексей Леонидович. Далее. Продавщица круглосуточного магазина на улице Березовой тоже говорила о хлопце в красном пуховике с эмблемой «Боско», который хотел купить водки после установленного законодательством часа, но получил справедливый отказ. Выйдя из магазина, парень свел знакомство с немолодой особой в сиреневой дубленке, и парочка отправилась в сторону кладбища, где, кроме круглосуточного автосервиса, больше ничего в такое время не функционирует. Честно говоря, я думал, что речь идет о Василии Андреевиче, у него тоже имеется алый пуховик. Но теперь стало ясно, что с дамой в сиреневом в автосервис отправились вы, гражданин Кочетов. И, следовательно, сам собой возникает вопрос: что было потом, когда вы привели свою новую знакомую в автосервис?

– Мы выпили по стакану, ну, там, туда сюда, и я отключился, – виновато сообщил Алик, опасливо поглядывая на Шаха.

– Значит, даму звали Валентина, – наморщил лоб следователь. – А фамилию она не называла?

– Я не спрашивал, зачем мне фамилия?

– И адреса вам тоже не оставила?

– Не успела. Даже телефончик не черкнула, хотя баба – огонь! Я бы не прочь еще раз с ней встретиться.

– Ну, ты и мразь, – снова рванулся в сторону приятеля Василий, но тот уже был наготове и вовремя отпрыгнул в сторону.

– Гражданин Шаховской, давайте не будем усугублять ваше и без того не слишком приятное положение, – холодно попросил следователь, наблюдая за сотрудниками автосервиса. – Подпишите постановление о невыезде и позвольте осмотреть вашу комнату.

– Осматривайте, – буркнул Шах, размашисто расписываясь на предложенном документе и демонстративно отворачиваясь к окну.

Обыск не принес ожидаемых результатов, но позволил обнаружить в одном из выдвижных ящиков шкафа целый склад милых вещичек с эмблемой синеносого медвежонка Тэдди.

– Это зачем же вам столько сувениров и игрушек? – удивился старший следователь, извлекая из ящика холщовую летнюю сумку с магазинной биркой и исследуя ее на предмет возможного тайника.

– Это детям сиротам, – невозмутимо пояснил Василий, однако на меня он при этом старался не смотреть.

– Скажите, пожалуйста, – усмехнулся Чавчавадзе. – Вы еще и благотворитель!

– А что вас удивляет? – дернул плечом Шах. – Я люблю детей.

– Это похвально, – отозвался Гия Соломонович, задвигая ящик на место. – Здесь мы, похоже, осмотр закончили. Пойдемте искать дальше.

– Разве вы не все еще нашли? – простодушно удивился Алик.

– Хочется побольше узнать об этой Валентине, – задумчиво изрек следователь. – Гражданин Шаховской, не хотите составить нам компанию?

– Не имею ни малейшего желания, – отрезал Шах.

– Ну, нет так нет, – пожал плечами Чавчавадзе и отправился досматривать помещения автосервиса.

Следом вышел Алик, опасливо поглядывая в сторону Шаха, и плотно прикрыл за собой дверь. Но Василий на него даже не смотрел. Он отвернулся к окну и не отрывал глаз от покачивающейся заснеженной еловой лапы, виднеющейся сквозь оконный переплет.

– Так это ты приносишь мне игрушки? – пробормотала я.

– Со мной рассчитались игрушками за ремонт машины, – безразличным голосом отозвался сводный брат. – Не пропадать же добру?

– Спасибо, Василий, – растроганно выдохнула я. – А я думала, это Вероника…

– Не об этом сейчас речь! – оборвал меня Шах. И медленно проговорил: – Это я вложил пистолет матери в руку.

– В каком смысле? – опешила я.

– В переносном, – хмыкнул Шах. – Я, как последний дурак, тем утром украл из сейфа отцовский «макаров» и отнес его во флигель.

– Зачем? – я растерянно смотрела на сводного брата, не понимая, шутит он или нет.

– Чтобы батя не лез, куда не просят, – огрызнулся Василий. И уже спокойнее добавил: – Сама посуди. У полицейского пропадает табельное оружие, значит, начинается служебное расследование. До того ли ему, чтобы при встрече за утренним чаем угрожать непослушному сыну прикрыть его сервис?

– А почему отнес во флигель?

– Там не бывает никого, и лучшего места для тайника не придумать. Я положил «макаров» в тумбочку рядом с кроватью и, когда отвел туда мать, как идиот, об этом забыл. Сам, своими руками толкнул мать на преступление!

Шах уронил голову на руки и так сидел, покачиваясь из стороны в сторону.

– Это совсем не так, – не слишком уверенно протянула я. – Ты же не мог всю ночь сидеть у кровати и стеречь Клавдию, чтобы чего не натворила.

– Конечно, не мог, – с горькой иронией усмехнулся Василий. – Мне же нужно было выкурить косячок, и я отправился в цыганскую деревню.

– Но ты говорил, что собирался ехать ко мне, а потом заснул, – выдавила из себя я, мучительно краснея и понимая, что меня снова провели.

Василий посмотрел на меня так, что мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою минутную слабость, когда я, как дурочка, мечтала о том, чтобы Шах меня поцеловал.

– Мало ли что я говорил, – процедил он сквозь зубы, продолжая пожирать меня пристальным взглядом. – А ты что, поверила? Ну и зря. Запомни, Женя, нельзя верить порочному сыну порочной матери. Мы врем, как дышим.

У меня возникло ощущение, что по крыльям, которые выросли за моей спиной после поцелуя Шаха, брат рубанул острием совковой лопаты, срезая их под корень. Пока я смотрела в одну точку, оглушенная его немотивированной ложью, Василий вдруг проговорил:

– Я у цыган переночевал, если тебе интересно.

– Да мне то что? – удивилась я, окончательно переставая понимать, как вести себя с этим человеком.

– Потому что ты думаешь, что я был у Светы.

– Это так важно, что я думаю? – чужим голосом проговорила я.

– Да, черт возьми! Для меня важно!

Василий сидел напряженный, как натянутая струна. Одно мое неверное слово, движение, жест – и он отпустит пружину, срываясь на истерику, круша мебель и матеря всех вокруг. Если бы парни сейчас видели своего предводителя, они не узнали бы прежнего Шаха. В нем больше не было уверенности и силы. Остались только боль и страх, притаившиеся в глубине карих глаз, пытливо разглядывающих меня из под прямых широких бровей. Чего он боится? Потерять мать? У него и так никогда не было матери. Опасается того, что его посадят? Это вряд ли, он не из тех, кто робеет перед полицией.