Крестный отец Катманду - Бердетт Джон. Страница 28

— Точно он здесь бывал, — кивнула мать. — Я сочла его перспективным клиентом и поручила заботам Сали. А она уж расстаралась, я за ней наблюдала — выложилась на полную. Но он так и не повел ее наверх. Я спросила — почему? Они же чуть не совершили все здесь, прямо в баре. И денег, судя по всему, ему бы хватило. «Она великолепна, — ответил он. — Но я ищу что-нибудь более необузданное». Встал и ушел. Через пару часов я случайно выглянула на улицу и заметила, как он прогуливается под руку с Сумасшедшей Мой.

Мы с Сукумом застыли в изумлении, а затем одновременно спросили:

— С доктором Мими Мой, аптекарем и фармацевтом?

Нонг усмехнулась из-за облака дыма.

— Он же сказал, что ищет что-то необузданное. Вот и нашел.

Внезапно я вспомнил, что много лет назад мать знала Мой. В тот короткий, но бурный период их скандального знакомства доктор решила, что ей неплохо на какое-то время заняться проституцией — просто так, от скуки. Она знакомилась с самыми низкопробными клиентами Нонг, но ни разу не согласилась переспать ни с одним из них. Работала, если только напивалась, а трезвой не могла заставить себя флиртовать с волосатыми краснорожими западными мужиками в шортах — чувствовалось, что ей противно с ними даже рядом сидеть. Мать из уважения к ее социальному статусу терпела целую неделю, а затем выставила вон.

Подошла моя очередь одарить Сукума самодовольно-торжествующей улыбкой. Всем было известно, что он сделал карьеру на Сумасшедшей Мой.

— Тебе и карты в руки, детектив, — бросил я и скользнул за стойку за бутылкой пива (по совету Лека я должен был каждый день выпивать по одной). Только я успел ее осушить, как пикнул мой мобильный телефон: пришло текстовое сообщение от Мэнни.

Почувствовав, как кровь отливает от лица, я похлопал Сукума по плечу.

— Если понадобится моя помощь, звони.

— Ты куда?

Я показал ему сообщение от Мэнни.

— Поздравляю, кхун Сукум, твое повышение не за горами и расследование полностью в твоих руках.

Глава 19

Полковник Викорн опять стоял, но на этот раз не у окна, а с видом безумного ритмично прижимался спиной к стене. Он побелел как лист бумаги, и время от времени его пробирала дрожь, что было явным признаком смертоносной ярости.

— Этот карликовый генерал, этот оловянный солдатик, этот ископаемый пидор, этот злобный карапуз, этот ублюдок — знаешь, что он сделал?

— Нет.

Викорна так трясло, что он мог едва говорить.

— Арестовал одну из наших. Как-то снюхался с иммиграционной службой и все обтяпал. Некто Мэри Смит. За каким чертом я плачу тебе четверть миллиона долбаных бат в месяц? Ты должен заниматься этим, а не идиотским расследованием, от которого сам отказался. Ты что, не объяснил Зинне, что не мы сцапали австралийку? Где ты болтался все утро? Я пытался связаться с тобой по мобильному телефону, но он был выключен. Консильери не выключают мобильник — забыл кино?

Я не стал напоминать, что, когда тридцать лет назад в одной картине сошлись Коппола, Брандо и Аль Пачино, мобильных телефонов еще не изобрели. Вместо этого сказал:

— Слушаюсь, сэр.

Я тут же направился к двери, давая себе обещание, что, каким бы ни было плотным на улицах движение, я не поеду в аэропорт на мототакси. Спускаясь по лестнице, я удивлялся, как ярость Викорна отодвинула в моем мозгу дело Фрэнка Чарлза. Теперь моим делом стал гнев начальника.

Когда старик приходит в такое психическое состояние, все управление светится нездоровым зеленым светом, и каждый это ощущает.

Взгляните на это дело под таким углом. Вы председатель и исполнительный директор исключительно прибыльной компании, которую создали на пустом месте, используя только те возможности, которые предложила жизнь, и вырвались из своей среды обитания (за исключением старшего брата, ставшего настоятелем монастыря, все остальные мужчины в семье либо алкоголики, либо фермеры, выращивающие рис, а по большей части — и то и другое). Формально вы закончили школу в четырнадцать лет, а фактически начали присматривать за водяными буйволами и младшими братьями и сестрами с восьми. Тем не менее вас манило высокое положение в обществе, и прорыв наступил благодаря Америке, явившейся в виде индокитайской войны, конкретно — войны в северном Лаосе, где определенный товар — на местном языке его называли «фин», а ваши новые коллеги — «опиум» — благодаря содействию авиакомпании «Эйр Америка» продавался чуть ли не вдвое дороже золота.

Воспользовавшись военными доходами как основой, вы проложили себе дорогу в Тайскую королевскую полицию и, самоотверженно трудясь на благо общества, непрерывно строили собственный бизнес.

Путь был долгим и трудным. В лихие времена от многого пришлось отказаться — удивительно, как удалось выжить. Постоянно приходилось доказывать, что ты первый. Ваши усилия были героическими, вдохновенными и непрестанными — истинный пример капиталистической отваги и воображения. Вы железной рукой держали в узде организацию и, когда впереди замаячила старость, добились превосходства на рынке и в своем окружении, чего вам так недоставало в обстоятельствах рождения. Конкуренты вас боятся, ваши люди уважают за щедрость, и ничто не стоит между вами и ежегодно удваивающимися доходами.

Так могло продолжаться вечность, и вдруг кто-то выкладывает вашему самому лютому врагу ваш самый главный торговый секрет. И эта малюсенькая оплошность может погубить все ваше дело, а вас самого до конца жизни отправить в тюрьму. Надо что-то предпринимать. Кто-то знает имена ваших контрабандистов.

Я настолько сросся с уникальной легендой полковника, как человек вывел себя из нищих в богачи, что тоже преисполнился гнева, потребности действовать, и в приступе паранойи мне даже показалось, что эти чувства — мои. Оставалось заскочить вниз и взять с собой Лека, который в это время стоял у моего стола и хмурился. Прежде чем я успел сообщить ему, что мы едем в аэропорт, он сердито выпалил.

— Знаешь, что сейчас сделал Сукум? Я сам видел.

Я подавил нетерпение: Лек, когда чем-то возмущался, становился упрямым.

— Что?

— Скинул на тебя расследование, словно его уже повысили и ты его раб. — Лек кивнул на монитор. На экране в моем списке значилось дело с инициалами Сукума. И теперь моего помощника снедало чувство обиды за меня. Я решил, что мы сэкономим время, если посмотрим, что есть в поступившем досье, и дважды щелкнул мышью на приложении.

Материал был коротким и не очень вразумительным. Судя по всему, покончил с собой член приехавшей в Таиланд японской торговой делегации, причем сделал это освященным веками самурайским способом: выпустил себе кишки мечом в трехзвездочной гостинице на улице Силом напротив индуистского храма.

Обстоятельства дела выглядели еще более туманными. Торговая делегация состояла из ведущих деятелей японской ювелирной промышленности. Господину Сузуки было немногим за пятьдесят, и недавно он потерпел финансовый крах то ли из-за надувательства, то ли из-за мошенничества, что составляло один из пунктов повестки дня переговоров с представителями среднего звена тайских властей.

После встречи делегация возвратилась в Японию — вся, за исключением покойного. Считалось, что господин Сузуки решил расстаться с жизнью именно в Бангкоке, потому что считал Таиланд главной причиной своего банкротства. Никаких других подробностей в материале не содержалось.

Я пожал плечами. С одной стороны, Сукум грубо нарушил порядок, переправив мне досье без согласования с начальством; с другой — этот случай был настолько незначительным, что скорее всего так и останется храниться без движения в чьем-то ящике входящих электронных сообщений. Так какая разница; в моем или Сукума?

— Он просто хочет утвердить свое положение, — объяснил я Леку. — Считает себя обиженным и обойденным. Не бери в голову.

Такси попало в затор перед въездом на платную магистраль. Впереди стояла очередь из дюжины машин, и нам не оставалось ничего другого, как наблюдать за действием людей, низведенных до роли автоматов: каждый водитель одинаково высовывал руку с деньгами в окно, контролер в перчатках принимала плату и давала сдачу, затем автомобиль проезжал. Я вспомнил нарисованный Тиецином образ термитника и свою роль рабочего номер миллион двенадцать — вот она, моя карма в духе Оруэлла. [40]