Марки королевы Виктории - Мейтланд Барри. Страница 35

– Угощайтесь…

– А вы?

Он покачал головой и повернулся к французскому окну. Но открыв балконную дверь, он не вышел на веранду, а достал пачку сигарет и закурил. Все его движения были скованными и медлительными, а рука слегка подрагивала.

– Я и не знала, что вы курите, – сказала Кэти, наполняя чашку из огромного кофейника.

– Бросил. Одиннадцать лет назад.

– Вы купили сигареты на обратном пути из аэропорта?

Вместо ответа Старлинг выпустил струйку сизого дыма к безоблачному голубому небу. Он не захотел ничего объяснять, и давить на него Кэти не стала. Со стороны кухни до них донесся громкий стук и хряск. Казалось, Марианна рубит топором на куски целую говяжью тушу.

В десять пятнадцать, когда Кэти уже подумывала об отъезде, со стороны подъездной дорожки послышался стрекот мотоциклетного мотора. Потом зазвонил дверной звонок, и Старлинг отправился открывать. Кэти последовала за ним. Затянутый в черную кожу курьер с ярко-желтым шлемом на голове вытащил из висевшей на груди сумки конверт. Он передал его Старлингу вместе с металлическим пюпитром с квитанцией, где Старлингу следовало расписаться. Когда Старлинг поставил свою подпись, курьер хотел было вернуться к своему мотоциклу, но Кэти его остановила.

– Задержитесь, – сказала она. – Кто отправитель?

– Все нормально, – прозвучал у нее из-за спины голос Старлинга. – Это от «Кабота». На конверте их логотип. Должно быть, прислали мне очередную порцию бумаг на подпись.

– Надо, черт возьми, привязывать своих собак, – сказал курьер, опасливо оглядываясь.

– Каких собак? У нас их нет.

– Правда? В таком случае лежавшую у ворот посылку изодрала стая голодных волков…

Кэти бросила взгляд на въезд и увидела клочки рваной бумаги, раскиданные у ворот и вдоль аллеи.

– Странно, – пробормотала она.

Стоявший у нее за спиной Старлинг вскричал:

– Боже!.. Что это?

Кэти повернулась и увидела, что Старлинг уже вскрыл фирменную упаковку курьерской службы и лежавший внутри конверт, бросил все это на пол и теперь держал в левой руке несколько полосок резаной бумаги, а в правой – бумажный лист с печатными буквами – как в посланиях с требованиями выкупа.

– «Это сильно меня разозлило, Сэмми», – прочитал Старлинг, произнеся слова речитативом и на высокой ноте.

Некоторое время он с ужасом во взгляде созерцал то резаную бумагу, то бумажный лист с коротким посланием, потом повернулся к Кэти:

– Что это значит?

Кэти подошла к нему, взяла из левой руки бумажные полоски и поняла, что это изрезанный на куски драгоценный канадский пакет.

Хелен Фицпатрик находилась на кухне и занималась приготовлением жаркого из ягненка к воскресному ленчу. Срезав с ножки большую часть жира, она стала шпиговать мясо зубчиками чеснока. Покончив с этой работой, женщина занялась картошкой. Во дворе рядом с кухонной дверью, повизгивая, возились лабрадоры. По мнению Хелен, собаки были сильно чем-то возбуждены, но поскольку посторонних не было видно, она решила, что животные, по обыкновению, затеяли какую-то игру.

– С чем вы там возитесь, девочки? – крикнула Хелен и ухмыльнулась.

Она почистила картофель, нарезала его ломтиками, положила в миску, добавила туда немного оливкового масла и давленого чеснока и стала все это перемешивать.

Одна из собачек, Генриетта, вбежала в дом через заднюю дверь, что-то с рычанием волоча за собой. Хелен и бровью не повела: время от времени случалось, что «девочки» находили в лесу какую-нибудь дрянь – то полуразложившегося ежика, то дохлую ворону. И всякий раз они с гордостью тащили добычу в коттедж, чтобы заслужить одобрение хозяйки.

– Молодец, умная собачка, – сказала Хелен, сосредоточив все свое внимание на ломтиках картофеля, которые выкладывала на противень. Потом, протянув руку, чтобы взять розмарин, добавила: – А теперь будь хорошей девочкой и отнеси это снова на улицу, ладно? Чем бы это ни было…

Генриетта подчинилась. Хелен слышала, как она вернулась с добычей во двор и принялась там с лаем и визгом ее валять – к огромному удовольствию поджидавшей ее подруги, которая тут же к ней присоединилась. Хелен посмотрела на пол и увидела на кафеле полоску грязи, тянувшуюся со двора на кухню, а потом поворачивавшую обратно.

Выше коттеджа по аллее Поучерз-Из шла Кэти, следуя за разбросанными по дороге клочками бумаги от посылки, о которой упомянул курьер. Двигаясь от клочка к клочку, Кэти сначала нашла остатки наружной обертки с наклейкой, где был проставлен адресат: «С. Старлинг, эсквайр», – а потом разорванную коробку из серого картона. За Кэти по аллее вышагивал затянутый в кожу курьер, все еще опасавшийся нападения стаи одичавших собак, за ним следовал Старлинг с обескураженным выражением лица, а позади всех ковыляла Марианна.

У открытых ворот коттеджа Фицпатриков Кэти встретил взволнованный лай одного из лабрадоров. Генриетта, другая собака той же породы, старшая из двух и более темной масти, не лаяла. Она тыкалась мордой в какой-то лежавший под кустом предмет.

– Что там у тебя, девочка? – спросила Кэти. Она направилась к собаке, но за шаг до нее остановилась, поскольку собака неожиданно оскалила зубы и угрожающе зарычала. – Перестань, девочка. Лучше покажи, что ты нашла.

Собака распласталась на дорожке, притворяясь невидимой, но поскольку этот номер не произвел на Кэти должного впечатления, быстро схватила свою добычу и устремилась к аллее. Кэти показалось, что за ней волочатся по земле черные волосы. В следующее мгновение собака поравнялась с курьером, положила свою ношу прямо у его ног и отскочила назад, махая хвостом как заведенная. Молодой человек опустил глаза, увидел человеческую голову и упал в обморок.

Пронзительный вопль Марианны заставил Хелен Фицпатрик бросить готовку и выбежать на передний двор. Подбежав к воротам, она замерла, вбирая в себя взглядом представшую перед ней удивительную и вместе с тем кошмарную картину: мужчину, распластавшегося в полный рост на дороге, Кэти, кричавшую что-то в телефон, Старлинга, будто обратившегося в статую, и Марианну, державшую в руках какой-то предмет. Нечто желто-воскового цвета с длинными, развевающимися на ветру черными волосами. Голову Евы Старлинг.

Поскольку именно эта часть тела супруги всегда была для Сэмми Старлинга причиной наибольших переживаний, он подумал о том, как это символично, что ему в конце концов досталась только ее голова.

Так было с самого начала. Когда он с ней встретился, у него первым делом захватило дух от созерцания ее лица. Он стоял у кромки раскаленного солнцем пляжа, шепча проклятия вслед уехавшему такси, до которого не успел добежать. Ослепительные солнечные лучи, отражаясь от белых песков пляжа, давали блики, напоминавшие театральные молнии. Он огляделся и наткнулся взглядом на миндалевидные глаза, темные, как у жителя арабской пустыни. Они располагались на золотисто-коричневом, совершенной овальной формы лице, обрамленном иссиня-черными волосами, разделенными по центру пробором и заправленными за уши. Он никогда прежде не видел этого лица, и тем не менее ему казалось, что он знал его целую вечность. В следующее мгновение эти надменные глаза моргнули, еще на долю секунды задержали на нем свой взгляд, и она отвернулась. Только после того как их обладательница двинулась от него прочь по испепеляемым солнцем песчаным дюнам, он оценил красоту других частей ее анатомии. Длинные золотистые конечности, округлые ягодицы, почти не прикрытые крохотным ярко-желтым бикини, изящную линию плеч, грациозное покачивание бедер при ходьбе и вообще все ее тело – его, так сказать, высокий класс.

Позже, даже после того как он узнал ее тело во всех его интимных и очаровательных подробностях, ее глаза и лицо не утратили своей способности оказывать на него гипнотическое воздействие, заставляя его обмирать и трансформируя его сердитый голос в тихое извиняющееся бормотание, хотя со временем природа их власти изменилась. Магия ее черт, их невинность и совершенство не померкли для него в связи с тем, что стали слишком хорошо ему знакомы. В определенном смысле эти черты стали оказывать на него более мощное воздействие именно в силу того, что он научился различать их варианты и комбинации – холодный, чуть в сторону или исподлобья брошенный взгляд, угол наклона бровей, морщинки на носу – и наделять их особым смыслом согласно своей шкале значений и оценок. «Почему ты такой старый, Сэмми? – казалось, временами говорил ее взгляд. – Почему ты не можешь держаться вровень с молодыми людьми, которые бегают трусцой вдоль кромки прибоя? Почему ты не можешь любить меня всю ночь, как это наверняка сделали бы они, будь у них такая возможность?»