Похмельный синдром - Серегин Михаил Георгиевич. Страница 30

Вечером того же дня Китайцу позвонила Юлия.

– Меня просила позвонить тебе Элла Юрьевна. Самой ей сейчас не до этого. Константин Семенович умер, – голос Юли дрогнул. – Ты меня понимаешь?

– Она не верит в язву? – горько усмехнулся Китаец.

– Да. Она хочет обратиться к тебе за помощью. Мы посоветовались и решили, что обе наймем тебя, – Юля старалась не показывать своей подавленности, но голос предавал ее на каждом слоге.

– Я понимаю, что нынче не до шуток, но не могу удержаться от замечания, что подобного в моей практике еще не было. И что я весьма польщен… К тому же я располагаю новой полезной информацией, которой намерен поделиться с ней.

– Элла Юрьевна просила тебя завтра утром подъехать к ней.

– Конечно. Диктуй адрес.

– А у тебя какой адрес? – еле выговорила Юля.

– Ты хочешь приехать?

– Да, – скрывая волнение, выдавила она.

– Боюсь, что это не самый лучший вариант… – вздохнул Танин.

– Послушай, если бы я была в другой кондиции, я бы швырнула трубку. Ты всегда так относишься к женщинам?

– Как? – не понял Китаец.

– Смотришь на них, как на кусок мяса? – воскликнула Юля в отчаянии.

– Как раз потому, что я не смотрю на тебя, как на кусок мяса, я не хочу, чтобы ты приезжала, – невесело сказал Китаец.

– Мне не этого от тебя надо, – глухо произнесла Юля, голос которой по-прежнему дрожал, – Элла Юрьевна с семьей…

– Тебе одиноко? – пробубнил он.

– Ты угадал, Танин. Ты всегда так подробно выспрашиваешь?

– Юля, я не психотерапевт и даже не психоаналитик…

– Перестань издеваться! – не выдержала Юля. – Получается, что я напрашиваюсь к тебе, а ты…

Китайцу показалось, что он слышит всхлип, переходящий в плач.

– Жди. Я приеду, – коротко сказал он и повесил трубку.

Минут через двадцать он уже стоял перед Юлиной квартирой.

Она была собранна и сосредоточенна. Глаза покрасневшие, но все такие же красивые и выразительные.

Они молча сели в машину. И только когда «Массо» сворачивал с Чапаева на Рабочую, Юля небрежно обронила:

– У тебя прекрасная машина. Даже не подозревала, что детективы на таких ездят.

– А ты думала, что я во всем похож на Коломбо, начиная с его знаменитого помятого плаща и кончая его старым французским автомобилем? – пошутил Китаец.

Войдя в квартиру, Китаец включил свет и помог Юле стянуть сапоги.

– Боже мой, – воскликнула она, – какая пустота!

– Прошу не повторяться! – улыбнулся Китаец.

– А что, тебе часто это говорили? Женщины? – подозрительно спросила Юля.

– И женщины, и мужчины, независимо от пола и возраста. Садись, – он легонько толкнул Юлю, и та приземлилась на диван.

Китаец подошел к бару.

– Что будешь пить? – посмотрел он на гостью.

– А что есть?

– Коньяк, водка, вино, правда, не очень хорошее.

– Коньяку бы я выпила немного.

– Тогда жди.

Китаец достал бутылку «Дербента», поставил на столик перед Юлей и пошел на кухню за стаканами и закуской.

Когда он вернулся, Юля обозревала полки с книгами. Казалось, она любым способом хотела избавиться от того гнетущего впечатления, которое, как догадывался Китаец, на нее произвело известие о смерти Снежина. Но именно об этом Китаец и хотел ее спросить.

– Тебя сегодня днем не было, – тихо проговорила Юля.

– Утром, ты хотела сказать, – уточнил Китаец.

– Нет, утром я тебе не звонила.

– Ах, ну да, я спал.

– Спал? – почему-то удивилась Юля.

– А что, это воспрещается? – ответил он вопросом на вопрос, разливая коньяк.

– Да не-ет, – раздумчиво протянула Юля, – просто, если я, например, сплю, то все равно слышу телефон.

– А я вот так глубоко спал, что не слышал, – соврал Китаец.

– У тебя чистая совесть, – насмешливо посмотрела на Китайца Юля.

Танин молча пожал плечами.

– Вот лимон, ветчина, сыр. Может, в магазин сбегать? – предложил он.

– Да что ты! Этого достаточно. Я вообще не хочу есть. – Юля присела на краешек дивана.

– Ну тогда… – Танин поднял рюмку, – за удачное расследование!

– Да. Найди эту сволочь, – Юля внезапно в порыве мстительного ожесточения стиснула зубы.

Они выпили.

– Я не буду тебя спрашивать, почему ты обратилась за моральной поддержкой ко мне, а не к Александру. Я тронут, говорю совершенно искренне, – Китаец исподлобья взглянул на Юлю.

Юлины губы растянулись в иронической усмешке. Она не могла понять этой вечной мужской привычки все до конца выяснять и выведывать, расспрашивать о каких-то ненужных деталях даже вот в такие тяжкие и одновременно сладостные минуты, когда можешь хотя бы мысленно опереться на чье-то великодушно подставленное плечо. Китаец немного смутился, прочитав по ее глазам, что его замечание неуместно. Самому ему достаточно было попристальнее приглядеться к тому чувству, на волне которого родилась эта фраза, чтобы различить в нем и неуемное мужское тщеславие, и месть уколотого самолюбия, и ревность. Он вперил взгляд в потолок, представил себя сидящим в глубине огромного цветка, может быть, лотоса, медленно сосчитал до десяти и… улыбнулся.

– Расскажи поподробнее, что произошло, – попросил он после небольшой паузы.

– Можно? – Юля потянулась к коньяку.

Китаец извинился за невнимательность, плеснул обоим коньяку и принялся греть рюмку.

– Давай обойдемся без тостов, – улыбнулась Юля.

– Я сам хотел тебе это предложить.

Осушив рюмки, они посмотрели друг на друга, как заговорщики, и Китаец налил еще по глотку.

– Боюсь, придется вызывать такси, – Китаец смотрел на Юлю немигающим взглядом.

Ему нравилось ее черное узкое платье с глубоким вырезом углом, и еще этот огромный католический крест, усыпанный полудрагоценными камнями, на красивой серебряной цепочке. Изысканное платье… Сбоку – «молния». Снять его – раз плюнуть. Нет, он не будет об этом думать. Теплые томительные грезы, навеянные коньяком, разлетелись, как стайка вспугнутых цапель, от строгого окрика задремавшей было воли.

– Такси? – неприятно удивилась она.

– Ты же видишь, я совсем пьян, – слукавил он.

– Хватит прикидываться! – Юля строго посмотрела на него. – Я останусь до утра, – тоном, не терпящим возражений, произнесла она.

– Да? А почему я узнаю об этом последним? – пошутил он.

– Ты всегда отделываешься шуткой, когда не знаешь, что сказать? – с пренебрежительно-высокомерной интонацией проговорила Юля.

– С тобой нелегко, – с притворной тяжестью вздохнул он.

– С тобой тоже, – усмехнулась она, – не волнуйся, твоя невинность останется столь же кристальной…

– Решено, – поторопился резюмировать Китаец, – ты спишь здесь, а я – в спальне.

– Ты действительно веришь в это? – с томным лукавством взглянула на него Юля.

– Мне нужно время, – с серьезным видом произнес Китаец. – И потом, как же Александр?

– Да-а, зацепила она тебя, – насмешливым тоном, который должен был замаскировать ревнивую обиду и досаду, – сказала Юля, имея в виду, конечно, Светлану. – А за Шурика не волнуйся, с ним я разберусь.

– Так что там со Снежиным? – сделал он попытку переключить разговор на интересующую его тему.

– Элла Юрьевна сама тебе все расскажет… Завтра.

Юля выпила коньяк, взяла со стола сигарету, зажигалку и откинулась на спинку дивана. Закурила, как в прошлый раз, отвергнув галантную заботу Танина.

– А все-таки, – не отставал Китаец.

– Этим же вечером Элла позвонила в больницу. С ней говорил тот бугай, ну, помнишь…

Китаец кивнул.

– Что-то плел про анализы Константина Семеновича, потом сказал, что у него расстроилась психика, что они сделали ему успокоительный укол и что он спит. А сегодня утром Элла узнала, что Константин Семенович в семь сорок вечера скончался. Никто не позвонил. Если бы она сама не обеспокоилась, боюсь, вообще бы не сообщили, – голос Юли дрогнул. – Какая, к черту, язва!