Георг — Синяя Птица (с иллюстрац.) - Юрген Анна. Страница 12

Малый Медведь направился на север.

Глава 6

Картины этого необычайного путешествия с такой силой нахлынули на мальчика, что, казалось, полное переживаний прошедшее лето должно было бы забыться. Правда, позже и эти впечатления потускнели, потому что у него появилась приемная мать — Лучистое Полуденное Солнце. Новая жизнь оказалась ярче первых месяцев пребывания среди индейцев. Но сейчас все окружающее действовало на него ошеломляюще.

До сего времени на Луговом береге Синяя Птица видел по другую сторону полей и за террасами реки только одни деревья. И на Юниате он не знал ничего, кроме непроницаемого покрова лесов, под которым, казалось задыхались крохотные поселения людей. Теперь, первый раз в жизни, перед ним раскрылась широкая, покрытая травами равнина, лежащая огромным зеленым островом среди бескрайних лесов. А ведь она была всего-навсего только последним небольшим выступом безбрежных прерий Запада, вклинившимся сюда, в этот край севернее Огайо. Это была всего-навсего крохотная лужайка по сравнению с прерией. Но какое восхищение охватило мальчика, когда перед ним в полдень второго дня пути исчез лес и вдруг показалась эта огромная равнина, покрытая доходящей до колен травой, отороченная едва заметной вдали зеленью лесов. Он замер, пораженный увиденным. От палящего зноя воздух колебался над землей и в его струях расплывалась граница равнины и леса: лишенная деревьев степь, казалось, не имела ни конца, ни края.

Георг рвал стебли трав, желтоватой окраской напоминающих, что наступил конец лета. Он носился по степи, как дикий олененок носится за быстро убегающим стадом. Он готов был громко кричать под небесным высоким куполом, на котором пламенело солнце.

Потом окружающий его мир снова погрузился в полутьму, и над головами путешественников вновь раскинулся зеленый шатер; они шли через рощи белых дубов, каштанов, ясеней, сикомор и бука. Но и рощи сменялись непроходимыми дикими болотцами, узкими оврагами, с медленно текущими ручейками, мелкими озерами, на протоках которых бобры сооружали свои постройки. На косогорах вызревал черный терн, и повсюду в густом его сплетении были разбросаны ярко красные бусинки плодов.

Отец Малии, Малый Медведь, уходил вперед с ружьем на охоту. Здесь, в этой нетронутой человеком глуши, он находил достойные цели для ружейных выстрелов. Ежедневно сдиралось и высушивалось несколько шкурок. Две лошади едва могли тащить богатую добычу.

Синяя Птица в разговоре должен был применить все свои знания языка ирокезов, потому что вождь — его приемный отец — не знал английского языка. И может быть, по этой причине мальчик овладевал языком ирокезов быстрее, чем у дяди. Вождь Малый Медведь обладал исключительным качеством характера — терпением, чего очень недоставало Малии. Он не переставал заботиться о произношении своего приемного сына и заставлял отдельные слова повторять по несколько раз. В конце концов он запретил своей дочери говорить с Георгом по-английски, чтобы скорее приучить сына к звучанию новой для того речи.

Во время путешествия он обращал внимание мальчика на все, что могло пригодиться в пути.

— Макушки отдельных елей всегда наклонены на восток. Самые мощные ветки растут с южной стороны. Мох и лишайники селятся на стволах и между корнями, чаще всего с северной стороны деревьев.

Однажды пришлось чистить огромную шкуру, покрытую прекрасным светло-рыжеватым мехом, которую отец вечером принес с охоты.

Синяя Птица с любопытством рассматривал ее. Неожиданно он услышал голос Малого Медведя:

— Чья же это шкура?

Мальчик подумал, что такая шкура бывает у коров. Может быть, это шкура бизона? И хотя около Рейстоуна не видно было больше бизонов, но взрослые часто рассказывали об этих диких быках.

— Наверное, это мех бизона…

— Но ведь мех бизона имеет совершенно другой цвет!

— Я еще никогда не видел бизонов.

— Ничего! Я думаю, ты еще не раз увидишь их, когда мы будем с тобой охотиться. А это шкура вапити.

«Вапити»! Этот огромный олень еще встречается и на Юниате, но там он очень осторожен и его редко можно увидеть. Иногда осенью проносится над лесом странный крик, подобный протяжному стону. «Это вапити!» — говорят в таком случае. Оказывается, вот как выглядит его шкура!

Несколько огорченный своим невежеством. Георг — Синяя Птица посмотрел на вождя. Он все еще испытывал робость перед своим приемным отцом; к этому примешивалась боязнь насмешек, которые не раз слышал мальчик в начале пути, когда вождь принялся за его обучение.

А тут еще после одного из привалов нужно было забрать тушу лося, которого отец убил в конце дня. Лошади устали, поэтому лучшие куски мяса были упакованы, и каждый взвалил на себя по свертку. Груз невыносимо давил на спину Георга, и он не выдержал.

— Мне очень тяжело, у меня совсем разболелись ноги!

Не сказав ни слова, Малый Медведь снял с него часть ноши и переложил на Малию, тащившую и без того большой тюк. Георг от стыда был готов провалиться сквозь землю. Тонкое нежное тельце его любимой сестренки, казалось, должно было согнуться под двойной тяжестью, но Малия шла до нового привала, ни разу не присаживаясь. Никто не сказал ни слова по этому поводу, но Георг больше никогда не жаловался. Он по-новому начал смотреть на себя и на свои поступки.

Однажды на отдыхе, когда время приближалось к полудню. Георг — Синяя Птица сидел у костра один. Он поворачивал на вертеле обжариваемое мясо и, подкладывая сухой хворост, поддерживал хороший огонь. Малый Медведь ушел на охоту, а Малия — в лес, искать иглы дикобраза для вышивок. Неожиданно заворчал Шнапп, преемник незабвенного спутника первых дней; мальчик оглянулся и увидел подходившего незнакомца. По колокольчикам, прикрепленным к бахроме вдоль шва кожаных штанов, можно было узнать в прибывшем виандота. Путник опустил ношу и молча подошел к огню.

Мальчик уже знал, что нужно делать.

— Ты желанный гость! Садись!

С коротким возгласом «Хау» путник присел. Мальчик выбрал большой, хорошо поджаренный кусок мяса и на заостренной палочке подал его прибывшему. Незнакомец ел с видимым удовольствием.

— Я благодарю тебя, мой сын! — сказал он, съев мясо и закурив свою трубку; потом сообщил, что идет на северо-запад, к заливу Диких Птиц, и, посидев некоторое время, отправился в путь.

После обеда Синяя Птица рассказал о случившемся. Малый Медведь похвалил его.

— Ты поступил хорошо! Ты, конечно, дал ему в дорогу кленовый сахар и медвежье сало?

— Нет, у нас самих остался всего один кузовок сахара, а медвежье сало мы ведь хотели нести домой.

— Ты все еще рассуждаешь, как белый! Разве ты не заметил, что гостю, переступившему наш порог, мы отдаем лучшее?

Конечно, мальчик видел, с каким радушием Круглое Облако принимала гостей, но только теперь он понял, что это радушие — один из законов их жизни.

— Да, я это видел, — сказал он, опустив голову.

— Учись вести себя как настоящий мужчина, а не как бледнолицый!

Лучшие часы своего путешествия они проводили за вечерним костром, разжигая его на лишенных травы участках между степью и лесом. В землю втыкались заостренные колья и устанавливался вертел для обжаривания мяса. Над огнем кружились и танцевали несметные рои насекомых, а из чернильно-черной темноты по другую сторону костра доносились фырканье пасущихся коней и похрустывание пережевываемой травы.

И когда угасал костер, еще долго не мог заснуть Георг. Необычайная глубина мерцающего светом далеких звезд неба поражала очарованного мальчика. Он погружал руку в шерсть спавшего с ним рядом верного Шнаппа. Земля, подавленная величием ночного неба, казалось, была готова склониться перед ним. Но вот она точно очнулась, послышался ее голос: зашумел легкий ночной ветерок, где-то затрубил олень и, наконец, издалека, из-за темного леса, донесся вой волков. Только не слышал Синяя Птица барабанной дроби, сопровождавшей его в дни побега. Вот об этом и спросил он однажды вождя. Малый Медведь сразу понял Синюю Птицу.