Господин двух царств - Тарр Джудит. Страница 71

– Разве он уже не получил ее? – рассеянно спросила Мериамон.

– Это только начало, разумеется, – ответил Нико. – Для тебя это все, что нужно было: Египет свободен. Что тебе остальной мир?

– Ничто, – ответила Мериамон. – Все.

– Точно. – Он вскочил, подхватив и ее. Сехмет только что успела прыгнуть ему на плечо, прежде чем ее стряхнули на ковер. – Пошли обедать, и хватит унывать. До свадьбы не так уж далеко. Разве только… – Он замялся. – Если ты…

– Только когда узнает царь, – сказала она.

– Тогда подождем.

Казалось, его это совсем не огорчает.

«Сумасшедший, – подумала она. – И сводит с ума. Но устоять невозможно».

…Они двигались вдоль самого западного рукава реки, отклонявшегося все дальше к западу среди туманов и болот Дельты. Она была как широкий цветок лотоса, чьим стеблем был Верхний Египет, богатая, плодородная земля, далеко простиравшаяся вдоль берега моря. Возле устья, называвшегося Капопус, они покинули корабли, пересели на своих отдохнувших лошадей и повернули на запад от Нила. Суша сузилась до длинной полосы песка: море справа, озеро Мареотис слева, и там, и там синие воды, а над ними еще более синее небо.

На полоске земли между морем и озером располагался торговый город. Жители называли его египетским именем Ракотис, хотя большинство их были греками, а не египтянами, – купцами и путешественниками, чьи корабли стояли в широкой окруженной стеной гавани. Если Пелузия была восточными воротами Двух Царств, то здесь были ворота западные: гораздо меньше и слабее, но на редкость удачно расположенные, и полоса земли вокруг, хотя и узкая, была плодородна.

Александр отправился в лодке по озеру в компании друзей и Мериамон, поскольку увидел ее, когда спускался к воде. Он был в превосходном настроении, одет в похожий на тряпку хитон, который привел бы в отчаяние его прислугу, и в широкополую шляпу с длинной пурпурной лентой. Сехмет старалась поймать развевающийся конец ленты.

– Она совсем не боится плыть в лодке, – заметил Гефестион, предлагая почесать ей под подбородком. Кошка поразмыслила немного и с царским великодушием разрешила.

– Вот тебе египетская кошка, – сказал Александр. Он оперся на борт. Порыв ветра сдернул с него шляпу; Александр подхватил ее, прежде чем она успела улететь, и откинул ее за спину на шнурке. Он неотрывно смотрел на очертания города и острова позади него.

– Взгляните-ка сюда, – сказал он.

Все, кто не был занят управлением лодкой, посмотрели.

– Красиво, – сказал кто-то.

– И земля хорошая. Замечательный климат. Не так жарко, как в Египте, с моря дует ветер. И лихорадки здесь не бывает: по берегам озера нет болот, от которых летом распространяется зараза. Все уносит река.

– Есть и гавань хорошая, – сказал Нико, стоя у борта рядом с Неархом. – Вы заметили, что остров стоит, как стена против открытого моря, а внутри гавань, и есть рифы, разбивающие волны? Удивляюсь, как ее не захватили финикийцы еще столетия назад и не построили здесь порт.

– Их не пустили греки, – ответил Неарх. – Мы ведь тоже морской народ, не забывай.

– Египет тут тоже не посторонний, – заметила Мериамон.

– Я мог бы построить здесь город, – сказал Александр.

Он говорил негромко. Люди в лодке разговаривали, не обращая на него внимания, но для Мериамон весь мир внезапно замер. Она заметила, что Нико тоже прислушивается, и черноволосый Крет, и Птолемей, подошедший к ним.

– Я мог бы построить город, – повторил Александр, – здесь, на этом месте, между озером и морем. Ворота во всю Африку, ворота к сокровищам Египта. Египет всегда смотрел внутрь себя из Мемфиса и Фив. Теперь я говорю, что он будет смотреть на весь мир.

Мериамон вцепилась в борт. Корабль слегка покачивался на волнах, но ей казалось, что начался шторм. Тень ее пробудилась, а Сехмет выгнула спину у нее на плече. Боги прислушивались – напряженное внимание наполнило воды и небеса.

Это было не все то, за чем она пришла. Но уже часть. В этом месте, в это время этот новый голос говорил негромко, облекая в слова будущий город.

Это не был голос Александра. Птолемей, солидный невозмутимый Птолемей, твердо стоящий на земле и практически мыслящий, мечтал вслух:

– А здесь стена, и, конечно, надо построить мост между островом и сушей, а чтобы корабли могли найти дорогу, поставить что-нибудь, какой-нибудь знак на скале у края острова. Может быть, башню. Бедую. Белую башню видно издалека. А по ночам на вершине ее свет…

– Город, – сказал Александр, резко и мучительно ясно, – чтобы править миром.

– Мы можем это сделать, – заявил Птолемей. – Кроме всего прочего, царь обязательно должен оставить след в мире, след, который останется на века. Город, заложенный им и названный его именем.

– Александрия, – сказал Александр. – Мне нравится, как это звучит.

– Александрия, – отозвалась Мериамон. Назвала город. Сделала его реальностью.

27

Когда Александр решал что-то сделать, он неумолимо увлекал за собой всех. Окруженный строителями, прибывшими с ним из Мемфиса, он мерил шагами границы будущего города, отмечая каждую точку для будущих работ. Он мог бы спокойно набросать все на папирусе, сидя у себя в шатре; у него было достаточно и писцов, и землемеров, но здесь была аудитория, перед которой можно было выступить.

Разметку вели толченым мелом, а по ней шли землемеры с линейками и колышками. Когда дошли до середины западной стены, дело застопорилось.

– Несите мел! – закричал Александр.

Все смущенно молчали.

– Ну?

Один из строителей прокашлялся.

– Больше нету, – сказал он.

– Почему? – спросил царь.

Снова молчание. Все переминались с ноги на ногу.

– Его не успели приготовить вовремя.

– Да? – сказал Александр. Негромко. Почти ласково.

– Ладно, – вмешался Птолемей, проворный и практичный, – дело-то надо делать. Что у нас есть?

– Вот, – сказал Гефестион, сбрасывая с плеч тюк, который он нес, казалось, так же легко, как свой хитон. Из тюка он достал мешочек, развязал его и высыпал в горсть содержимое – порцию зерна македонского солдата. Гефестион взглянул на любопытных, столпившихся вокруг.

– Поможете?

Все обменялись взглядами. Один улыбнулся, затем другой. Тюки сброшены в плеч, появились мешочки. Вскоре командиры уже строили людей, собирая мешочки и сохраняя бирки. Гефестион с улыбкой наблюдал за этим.

Настроение Александра явно улучшилось. Он улыбнулся своему другу. Тот ответил еще более широкой улыбкой.

Куча зерна росла. Строители смотрели на нее с сомнением, но Диад Фессалиец засмеялся, набрал полную горсть и пошел продолжать свое дело с того места, где остановился.

– Это знамение, – говорила Мериамон, – то, что город Александра был намечен ячменным зерном.

– Добрый знак, – отозвался Нико.

Они сидели у входа шатра Таис. Солнце село совсем недавно, и небо было светлое. Землемеры все еще работали, размечая линию, обозначенную Александром.

– Ты заметил, – спросила Мериамон, – что птицы прилетели клевать зерно только там, где разметка уже сделана? Неотмеченную колышками линию они не трогали.

– Аристандр говорит, что город будет процветать, и люди будут прибывать сюда со всех концов света.

– У него ясный глаз.

– Такой же ясный, как у тебя?

Он только наполовину смеялся над ней. Мериамон смотрела, как цепочка людей медленно движется по краю озера, останавливаясь время от времени, нагибаясь и выпрямляясь. Птолемей был с ними. Он приходил обедать, торопливо поел, снова ушел. Александр, смеясь, крикнул ему вслед:

– Ты еще больше сумасшедший, чем я. Будешь просить этот город себе, когда его построят?

Птолемей ухмыльнулся через плечо:

– Не буду, пока ты им пользуешься. Но когда он тебе надоест…

– Если надоест, чего боги не допустят, если боги это допустят, тогда город твой.

– Твой брат изменился, – сказала Мериамон.