Господин двух царств - Тарр Джудит. Страница 73
Часть IV
СИВА
28
Александр оставил строителей в Ракотисе, а с ними и персов, чтобы они вместе с местными жителями смотрели в изумлении, как между озером и морем вырастает нечто из кольев и натянутых веревок, приобретающее очертания города. Может быть, он и сам предпочел бы остаться и наблюдать, как растет город, но бог призвал его. Александр собрал своих друзей, несколько слуг, коней и решительно повернулся спиной к новорожденной Александрии.
И еще один человек, не бывший ни слугой, ни другом, ни голосом богов, заявил совершенно ясно, что он тоже поедет в Сиву.
– Я умею ездить верхом, – заявил Арридай. – И езжу лучше многих. И пешком я тоже могу идти. Я хочу увидеть бога среди песков.
– Я знаю, что ты умеешь ездить верхом, – сказал Александр терпеливо: он всегда был терпелив с Арридаем. – Но я хочу, чтобы ты остался здесь и помог строить город и позаботился о Перитасе. Мазас тоже остается, а ведь он лучший наездник во всей армии.
– После тебя, – сказал Арридай. Брови его сошлись на переносице. – Мазас может позаботиться о Перитасе. Я хочу в Сиву.
– И что ты будешь делать, когда попадешь туда? – спросил его брат.
– Увижу бога, – ответил Арридай. – Ты говорил, что мне не надо оставаться с Пармением. С Мазасом оставаться я тоже не хочу. Я хочу быть с тобой.
– Ты умеешь добиваться своего, – вздохнул Александр. – Может быть, тебе нужно было быть царем вместо меня.
Арридай сделал знак против злых сил.
– Не говори так, Александр. Ты же знаешь, это плохая примета.
– Я знаю, что тебе не понравится дорога, по которой мы собираемся идти. Если ты хоть раз пожалуешься, тебе придется сразу же вернуться назад. Обещаешь?
– Обещаю, – ответил Арридай торжественно, потом радостно осклабился, гикнул и побежал готовить своего коня.
– Надеюсь, я не доживу до того, чтобы пожалеть об этом, – сказал Александр.
– Пока ты еще не жалел, – заметил Гефестион. – К тому же у него плохо только с головой. На любом коне он держится, как репей, и вынослив, как старый солдат.
– Ко мне он тоже пристает, как репей, – вздохнул Александр. – Я не могу оставить его с Пармением, когда он так настаивает, что хочет идти со мной, а Мазас не годится ему в охранники. Если бы его можно было отправить назад в Македонию…
Гефестион из осторожности не ответил. Александр смотрел неприязненно.
– Нет, там бы он долго не протянул. Он же старший сын Филиппа, что бы там ни было у него с головой.
– Он не причинит хлопот. Он никогда их не причиняет.
– Конечно, нет, – ответил Александр. – О нем можно почти забыть, так, что ли?
Забыть нельзя, но Гефестион этого не сказал. Александр, как и его брат, пошел заняться лошадьми. У Гефестиона были свои дела, но он еще задержался на пустом поле, где прежде был лагерь, засыпая песком последние головешки костров.
Когда он поднял голову, то увидел египтянку и позади нее сына Лага. В них чувствовался хорошо знакомый ему свет. Он улыбнулся про себя. Они успели найти подходящий момент.
Какие бы радости не пережили она и ее охранник, сейчас Мериамон была мрачна, взгляд ее был угрюм.
– Дорога будет труднее, чем думает Александр, – сказала она.
– Смертельная? – спросил Гефестион.
Когда Мериамон была напряжена, ее длинные глаза становились как будто еще длиннее и раскосыми, как у кошки. Она и вправду была очень похожа на кошку, которая сидела на плече у Николаоса, – скуластое лицо, гибкое тонкое тело.
– Мы будем идти по дороге день за днем. Пройдем ли мы ее, об этом знают только боги.
Гефестион взглянул на Николаоса. Тот пожал плечами. Гефестион заметил, что он не стоит в ее тени. На это решались только немногие. Ходили слухи, что у тени есть глаза, что по ночам она получает свободу и охотится во мраке.
Она была всего лишь маленькой женщиной в персидских штанах – по ее словам, никакая другая одежда не годится для серьезного путешествия, – говорила хрипловатым голосом и смотрела сквозь Гефестиона. Несомненно, она видела богов и знала их пророчества.
Она моргнула. Взгляд не кошки, а пустынного сокола – острый и всевидящий.
– Будь с Александром. Не оставляй его ни на миг, ни днем, ни ночью.
– Даже по нужде?
Между ее подведенными бровями появилась складка.
– Даже.
– Он возненавидит меня, – сказал Гефестион.
– Пусть. Но он будет жив и здоров.
Гефестион задумался. Она ждала. В этом было ее достоинство: она никогда не торопила с ответом, над которым надо было подумать. Наконец он спросил:
– Неужели будет так плохо?
– Не знаю, – ответила она. – Я знаю только, что есть чего бояться.
Некоторые посмеялись бы над ней, но Гефестион был не из их числа. Она говорила со своими богами. Он знал это так же точно, как то, что Аристандр говорит с богами Эллады. Если она боится, он будет осторожен.
То, что необходимо было быть возле Александра и днем и ночью, было не так уж плохо. Они и так всегда были вместе с ранней юности, ели с одного блюда, пили из одного кубка, спали на одном плаще и укрывались другим. Между ними было огромное пространство: Александр всегда помнил, что он Александр, и Гефестион тоже гордился собой. Но в центре всего, и тогда и теперь, они были вместе.
Египтянка знала это. Ни она, ни ее страж не двигались, но их было двое, и они были вместе.
Женщина и мужчина. Гефестион не знал, нравится ли ему это, одобряет ли он это. Это было не по-гречески, не по-философски. В душе женщины не может быть настоящей дружбы. Это только для мужчин.
Эта женщина была не такой, как другие. Все, что она сделала до сих пор, показало, что она не стремится обладать ничем, что ее не интересует ничто, кроме ее богов, ее возлюбленного, и, конечно, ее царя. Гефестион склонил перед ней голову. Она поклонилась в ответ.
– Я позабочусь о моем царе, – сказал он.
Отряд Александра выехал из Ракотиса пританцовывающей звенящей кавалькадой, во главе которой ехал сам царь в сверкающих доспехах. Но, как только город скрылся из виду, они спешились, разнуздали коней и отправили почти всех их назад в Ракотис, упаковали вещи, надели дорожное платье и двинулись пешком. Друзья Александра были к этому привычны: взвалили тюки на плечи, надвинули шляпы на глаза и пошли легким покачивающимся шагом, которого не затрудняли ни камни, ни песок. Немногочисленные лошади двигались рысцой, некоторые в поводу, большинство сами следовали за караваном. Слуги шли в арьергарде, несли посуду, провизию, шатры с подпорками.
Шли легко и быстро. Мериамон чувствовала на себе взгляды – и не только Нико. Она была уверена, что они ждут, когда она сдастся и поедет верхом на Феникс. Лошади это было бы не трудно: она была пустынной породы и не носила тяжелой боевой узды. Но у Мериамон была своя гордость. В Мемфисе она, конечно, несколько расслабилась, но сил у нее было достаточно, она могла идти вместе со всеми.
Они долго двигались вдоль побережья, по дороге в город Паратон, а оттуда в деревню Аписа. Зеленая влажность Дельты осталась позади, Красная Земля звала их. Воды и провизии было достаточно: флот Александра следовал за ними, по вечерам причаливая к берегу, как это делалось по дороге из Тира.
Идти было приятно. Море охлаждало легкими ветерками, хотя они не приносили дождя. Дорога была широкая и ровная – торговая дорога, на которой встречались люди. Они с удивлением смотрели на вооруженный отряд и рассказывали истории о разбойниках в глубине страны.
– Вам понадобятся ваши копья, – говорили они, – и хорошо бы достать верблюдов: лошади и мулы не годятся в глубине пустыни.
– Даже лошади пустынной породы? – поинтересовался Александр.
– Лошади не могут нести большой груз, – сказал на ломаном греческом путешественник, сидевший на верблюде, – а идти очень долго. В Паратоне есть верблюды, и вам бы стоило купить их.
– Значит, купим, – ответил Гефестион. Он разглядывал верблюда, на котором сидел советчик, с некоторым сомнением, но и с интересом. – Может быть, вот этот продается?