Калифорнийская славянка - Грязев Александр Алексеевич. Страница 36

Круглый год в Гонолулу и другие гавайские порты заходили корабли разных стран со всех сторон света за пресной водой, съестными припасами, ну и,конечно, для отдыха, ибо на островах тех стояло вечное лето и здешняя природа походила на райскую: тёплые морские течения, вечнозелёные леса и равнины, банановые рощи и заросли сахарного тростника.

Отдохнув и пополнив трюмы всем необходимым шли морские скитальцы дальше: на север – к берегам Камчатки и Аляски, на запад – в китайский Кантон и индийские порты, на восток – в Монтерей, или  Сан-Франциско и на юг – к многочисленным островам Океании. Шли, чтобы через какое-то время опять вернуться сюда, в сей райский уголок…

…Жили на Гавайях люди, как говорится, с незапамятных времён, но открыл острова для европейцев английский мореход Джеймс Кук лет пятнадцать тому назад и назвал их Сандвичевыми в честь, как сказывают, начальника своего адмирала Сандвича. Мореходом Кук и вправду слыл отменным: три земных круга совершил сей капитан по морям и океанам под своими парусами, открывая новые острова и проливы. Мог бы ещё многие открытия сделать, да убит был туземцами тех самых Сандвичевых островов…

Говорили, что островитяне  даже его съели, но то совершенная неправда, ибо гавайцы никогда не были людоедами. Правда, в те времена был у них обычай при похоронах вождей приносить в жертву двух  воинов, но этот обычай отменил корольТамеамеа Первый… А в гибели своей капитан Кук был сам же и виноват.

… С дружелюбными гавайцами Кук и его люди вели себя как с дикими зверями: по всякому насильничали и даже убивали. Туземцы долго это терпели, но терпение их кончилось при очередном заходе англичан по пути с Аляски  в бухту острова Оваи. На этот раз  матросы Кука тоже  вели себя с туземцами  очень не по доброму. Однажды ночью обиженные островитяне отвязали от борта корабля Кука шлюпку и угнали её к своему берегу. Утром с великой злобой в душе Джеймс Кук со своими людьми высадился на тот берег и попытался взять в плен  вождя острова, но туземцы за него вступились. Англичане стали стрелять из ружей, пролилась кровь, завязался короткий бой, в котором капитан Кук и был убит. Так бесславно окончил свои дни сей славный мореход…

… Вскоре после того все Гавайские острова объединил в одно государство новый тамошний король Тамемеа Первый, у которого была своя армия и даже военный флот.

Сам король, как рассказывали люди, его видевшие, был светел лицом и тем очень походил на европейца. Видно был он потомком тех белых людей, которые живали  на островах задолго до капитана Кука. Тамеамеа  никогда не носил  набедренной повязки, а надевал белую рубаху, порты и лёгкие сандалии.

Из людей Баранова первым ходил к тем Гавайским островам   Сысой Слободчиков. Король Тамемеа, много слышавший  о белых людях на Аляске и Алеутских островах, пожелал однажды видеть Слободчикова. Он расспрашивал Сысоя о жизни на севере, о стране России и правителе Русской Америки Баранове, а при расставании передал для  него старинный деревянный шлем с забралом, сказав при этом: «Я слышал, что ваш правитель Баранов очень смелый человек. Я таких люблю, потому, как и сам смелый. В знак сего посылаю ему этот старый шлем на память»… Вот таков он, заочный друг Александра Андреевича, правитель Гавайских островов…

        В дверь  постучали, она тут же отворилась, и в кабинет Баранова вошёл его помощник по коммерческой части Кусков.

– Бумаги готовы, Александр Андреевич, – произнёс он от порога.

– Вот и славно, вот и хорошо, Иван Александрович. Давай их сюда, голубчик.

Баранов взял бумаги, коротко глянул на них и сел к столу.

– Ну вот, господин Мур… Всё, о чём мы договорились устно, теперь положено на бумагу… Стало быть так: берёте у нас три тысячи бобровых шкур, да медведковых, песцовых, лисьих… Впрочем, тут всё прописано и по-английски. Читайте… – Баранов протянул бумагу Муру и продолжал. – Я желал бы, чтобы наши пушные товары вы променяли в Кантоне на товары тамошние и необходимые нам: чай разных сортов, китайку-ткань цветов тоже разных, штук пятьсот шёлку, сахару-леденцу и прочего товару. И всё это сдали бы на Камчатке нашему комиссионеру Мясникову. А тот часть товаров с вами же прислал бы сюда. Здесь же и расчёт будет полный. Так ли я говорю, господин Мур?

– Всё так, мистер Баранов. Не извольте беспокоиться. Я выполню все пункты нашего договора… А кто будет у меня на судне вашим доверенным лицом?

– Об этом мы спросим моего помощника Ивана Александровича. Вся наша коммерция – его епархия, и он тут архиерей. Так кого ты приглядел, Иван Александрович, в доверенные?

– Служащего у меня в конторе Петра Ивановича Калистратова, Александр Андреевич. Он звания купеческого и мореход добрый. Хаживал со мной до Сан-Франциско, да и на Камчатку отсюда ходил, – сказал Кусков.

Баранов удовлетворённо закивал головой, соглашаясь с  Кусковым.

– Так что он, господин Мур, будет не только за товар отвечать, но и вам в пути помогать. Нахлебником не будет… Ну, а с вами мы давно знакомы, и я вам верю, вручая наш товар в руки ваши, – заключил Баранов.

– Благодарю вас, мистер Баранов. Иначе и быть не может, когда мы делаем одно общее дело.

– Тогда скрепим наш уговор, – сказал Баранов и первым подписал бумаги.

За ним склонился над ними и Томас Мур, размашисто расписываясь гусиным пером.

– Ну, так что – по рукам! – весело воскликнул Баранов и протянул Муру свою руку.

– По рукам, мистер Баранов, – также весело ответил капитан Мур.

И они пожали друг другу руки.

– А теперь, капитан Мур, как и положено у нас, надобно уговор наш обмыть, и я приглашаю вас отобедать у меня. Супруга моя Анна Григорьевна, должно быть, уже ждёт нас. Как вы к этому относитесь?

– О! О! Я знаю, как вы скрепляете договоры, чтобы они не рассыхались, – рассмеялся Мур. – Но я готов к этому.

Баранов, тоже улыбаясь, отворил двери, пропуская вперёд гостя.

А тем временем, скрывшись в кустах за камнями прибрежного острова, Сысой Слободчиков с Гурием наблюдали за иностранным кораблём, стоящим в маленькой бухточке у матёрого берега. Зрительная труба была в руках Гурия, и взгляд его блуждал по скалам, волнам, потом упёрся в название корабля, в его мачты и трапы-сходни, по которым сновали с корабля на берег и обратно матросы и местные индейцы.

– Кажись, разгружают судно-то, – сказал Гурий. – А матросам колоши местные помогают. Видно, много товару на обмен привезли… Ой, Сысой, да это же Котлеан… Точно он, вождь этих самых колошей. Я его узнал сразу: усы ниточкой, скулы широкие, а бородка узкая, как у козла.

– Дай-ка мне, Гуря, – заинтересовался Сысой и протянул руку к зрительной трубе. – Что ты там выглядел.

– Да узнал я его, – довольно сказал Гурий.

Слободчиков тоже направил трубу на людей возле корабля, стоящего в тихой бухточке. И он увидел, как к ногам их складывался весь товар, сносимый по сходням с корабля: тюки, мешки, бочонки, ящики. Индеец, о котором говорил Гурий, был в плаще-накидке из белого козьего меха.

– Да. Это он – Котлеан, – подтвердил Сысой. – А рядом с ним, стало быть, сам капитан судна.

– А как же. Он и есть. Товар меняют на бобровые шкуры.

– Всё похоже на это. Только корабль сей не торговый, – сказал уверенно Сысой.

– Как так? Почему? – удивился Гурий.

– А потому, что спешат больно. Да и место стоянки вдалеке от жилья колошей. Всё как-то тайно, по-воровски.

– Стало быть, этот англичанин – пират!

– Стало быть так, Гуря.

– Что делать будем?

– Немного погодим. Посмотрим. Может, что хорошее увидим, – ответил Сысой, всматриваясь в зрительную трубу. – Во! Так и есть. Кажись, дождались.

– Чего увидал? – нетерпеливо спросил Гурий, тоже внимательно вглядываясь вдаль.

– Англичанин из ящика ружьё достал. Так… заряжает. Котлеану подаёт… Тот доволен, зело доволен. Хвалит, видно. Сейчас выстрелит… Слушай.

Со стороны судна раздался звук выстрела. Сысой опять всматривается в подзорную трубу, но Гурий дёргает его за отворот кафтана.