Развязка петербургских тайн - Зобин Вадим. Страница 24

— Хорошо... Допустим, вы правы... Но причем тут Бероева?... Ее боится генеральша, но вам-то она зачем? — грубо спросила Наташа.

— Мне надо убедить ее вернуться в Петербург и дать показания против Шпильце... Кроме ее по­казаний у меня есть дневник доктора Катцеля.

— Шпильце очень богата, она откупится...

— Она уже не так богата, как об этом думают. Ее репутации нанесен урон, ей пришлось закрыть пансион для девиц, которых она продавала бога­тым развратникам. А расходы растут... Здесь есть и моя скромная заслуга...

— Ковров не поверит вам, — после небольшо­го раздумья сказала Наташа.

— Помогите мне убедить его...

— Я?— удивилась Наташа. — Ковров прекрас­но знает, что я подсылала к нему убийцу... Мои хлопоты будут иметь обратный результат.

— Мне почему-то кажется, что вы сможете убе­дить его помочь мне. Теперь, когда вы все знаете...

— Почему вы не рассказали мне все раньше, еще в Петербурге? — прервала его Наташа.

— Я боялся, что вы не поверите мне...

— Я могу не поверить вам и сейчас...

— Но вы ведь видите, что я говорю правду... Наташа ничего не ответила, неопределенно

пожала плечами.

Дом Ковровых. Швейцария.

В это время семья Ковровых тоже сидела за ужи­ном. Глаша уверенно хозяйничала, покрикивала на детей, которые, как всегда, шалили за столом.

Юлия Николаевна и Ковров сегодня против обыкновения были неразговорчивы, и Глаша тре­вожно посматривала то на Бероеву, то на Сергея Антоновича, пытаясь понять, что между ними про­изошло, какая кошка меж ними пробежала.

— Мне сосед наш, Гюнтер, три копны сена для Маньки предлагает за восемь гульденов... Брать или нет? — ни к кому конкретно не обращаясь, спро­сила Глаша. — Восемь гульденов — деньги, конеч­но, большие, но сено уж больно хорошее... Горное сено... Сухое, духовитое...

— Как ты с ним изъясняешься? — посмотрел на нее с интересом Ковров.

— С Гюнтером? — Глаша сама впервые заду­малась над этим. — Где — по-ихнему, где — по-нашему... А Бог его знает... Понимаем как-то... Так брать сено-то?

— Бери, — равнодушно разрешил Ковров.

— Сегодня вслух читать не будем, — сказала Юлия Николаевна. — Нам с Сергеем Антонови­чем надо поговорить...

Дети очень огорчились, но больше их огорчи­лась Глаша: она обожала семейные чтения. Она демонстративно загремела посудой, а когда дети кончили ужин, повела их к себе в комнату, громко ворча и приговаривая, что теперь, слава Богу, Та­нечка и Митенька грамоте знают, да и она, хоть и по складам, читать может. И никто им поэтому не нужен.

— Сережа, как ты думаешь, эта встреча — слу­чайная?— спросила Юлия Николаевна, когда дети и Глаша ушли. — И, пожалуйста, не обращайся со мной, как с больным ребенком... Мне бы хотелось знать, что ты думаешь на самом деле.

— Думаю, не случайная... — ответил Сергей Ан­тонович.

— Что же ей нужно? Зачем она приехала сюда?

— Не знаю... Но очень хочу узнать.

— Ты полагаешь, нам может грозить опасность?

— Не думаю... Баронесса незнакома с тобой. Я же ей очень хорошо известен... Возможно, она приехала сюда из-за меня... Хотя, кто его знает... Может быть, и ты, Юленька, в сфере ее интере­са... Будем внимательны и осторожны... Хорошо?

— Разумеется, — серьезно сказала Юлия Ни­колаевна.

— Нас сегодня приглашали... Думаю, пойти. Не возражаешь? — спросил Ковров у жены.

— Делай, как считаешь лучше... Я полностью полагаюсь на тебя...

— Тебе будет скучно одной...

— Почитаю вслух... Видишь, как Глаша разоби­делась.

Ковров поцеловал жену, взял шляпу и вышел.

Юлия Николаевна позвала Глашу и объявила, что чтение все же состоится.

Глаша, гордая сознанием, что с ней в этом доме считаются, пошла за детьми.

Дом Загурских. Швейцария.

Загурские и Ковров составили партию в пре­феранс. Игра шла ровно, никто не рисковал, боль­шого проигрыша или выигрыша не предвиделось, играли мастера своего дела.

— Пики, — объявил Ковров.

— Трефи, — перебила его Наташа.

— Пас, — сказал Загурский.

— Играйте, — сдался Ковров. — Вам, баронес­са, сегодня везет.

— Наталья Алексеевна, — поправила Наташа.

— Запамятовал... — извинился Сергей Антоно­вич.

— Странно, — возразила Наташа. — Мне ка­залось, вам совсем не сложно запомнить мое имя. Помните, лет двадцать назад вы искали всюду бег­лую дворовую девку князей Чечевинских — На­ташку?

Ковров бросил быстрый взгляд на Загурского. Платон Алексеевич как ни в чем не бывало глядел в карты.

— Припоминаю что-то смутно, — пробормотал Ковров.

— Ну, как же, Сергей Антонович? Эта девка подделала банковские билеты и получила в банке все деньги семьи Чечевинских... Неужто не помни­те?

— Я-то здесь, собственно, причем? — не пони­мая, зачем Наташа затеяла это саморазоблачение, спросил Ковров.

— Не лукавьте, Сергей Антонович. Не может быть, чтобы ваш друг Николай Чечевинский, он же граф Каллаш, не рассказал вам, что баронесса фон Деринг и беглая дворовая девка Наташка — одно и то же лицо. Пытаюсь рассказать эту исто­рию Платону Алексеевичу, а он мне не верит... Он решил, что у меня галлюцинации из-за последствий болезни... Семь без козырей...

— Вист, — сказал Ковров.

— Пас, — сказал Загурский. — Наталья Алек­сеевна всю весну тяжело болела...

— Если бы не Платон Алексеевич, вряд ли бы мы с вами сегодня играли в карты... — подтверди­ла Наташа.

— Что с вами случилось? — спросил Ковров.

— Я приняла яд...

— Не нужно, Наташа, — тихо попросил Загурский.

— Вы без одной, Сергей Антонович... Может быть, прервемся, господа? — предложила Наташа.

— Охотно! — согласился Ковров. — Продол­жим завтра.

Он встал, взял шляпу.

— Позвольте откланяться...

— Я бы хотела, чтобы вы задержались нена­долго, Сергей Антонович, — попросила Наташа.

— Как вам будет угодно. — Ковров сел.

— Я хочу рассказать вам одну историю, господа...

— Поздно, Наташа... Давай перенесем твой рас­сказ на завтра. И Сергею Антоновичу уже пора...

— Нет. Завтра я могу передумать... Располагай­тесь поудобней... Может быть, распорядиться на­счет чаю? — спросила она Коврова.

— Благодарю покорно, — отказался Сергей Ан­тонович.

Наташа подошла к окну, распахнула его. В ком­нату ворвался свежий горный воздух, пахнущий многоцветьем трав.

— Не знаю с чего начать, — сказала Наташа. —

Жил в поместье Турусовка добрый русский барин. Был он холостяк, и на правах жены держал в доме экономку, крепостную бабу. Прижил он с этой ба­бой девочку, которую очень полюбил, дал хоро­шее образование и воспитание. Знала девочка и по-французски, и по-немецки, на фортепьяно иг­рала, читала Руссо и Ричардсона... И вот, когда де­вочке исполнилось восемнадцать, случилось несча­стье. На охоте барин упал с лошади, сломал позвоночник и в одночасье умер.

Наташа взяла со спинки стула шаль, набросила на плечи.

— Приехала в поместье по делам наследства сестра барина — княгиня Чечевинская... То ли она уничтожила вольную экономки и ее дочери, то ли барин, Алексей Петрович, забыл ее составить, толь­ко оказались дочь и мать снова крепостными. Мать сослали на скотный двор, а дочь определили в гор­ничные к молодой княжне Анне Чечевинской. Вско­ре экономка умерла, ее забили кнутом за какой-то пустячный проступок, а дочь поклялась извести все семейство Чечевинских... В чем впоследствии и преуспела.

В комнате было тихо. Ковров смотрел на Ната­шу, решая сложную для себя задачу. Его интересо­вало, кому предназначался ее рассказ — мужу или ему. С одной стороны, что-то очень искреннее по­чудилось ему в голосе Наташи; с другой — она ведь знала, что все Коврову давно известно, и это, воз­можно, лишь эффектный ход с ее стороны.

— Платон Алексеевич, теперь вы верите, что все это было на самом деле?.. Я пыталась вам рас­сказать, но вы ни разу не выслушали меня.