Запретное влечение (СИ) - Карельская Анна "(Anika)". Страница 50

У меня не было слов, чтобы объяснять им мотивы, которые я преследовала. Не было чёткого представления о том, как вообще общаться с ними сейчас, и, что самое главное, я избегала вопроса, который непременно услышала бы от них: «Что у вас произошло?»

А ещё я чувствовала, что Уилл поддерживал с ними связь. Быть может, просил Кевина присматривать за мной или же Лисси. И поэтому, как бы глупо всё это ни звучало, я считала их предателями. Заочно.

Меня будто бы кинули в воду, а я совсем не умею плавать. Да мне никогда и не было нужды плавать в одиночку. Ведь моим спасательным кругом всегда был Уилл.

А теперь я тону.

Медленно спускаюсь на кухню и начинаю варить себе кофе. В доме тихо, и кажется, родители в отъезде. С ними всё по-прежнему плохо. Между собой мама с отцом практически не общаются, а если такое и происходит, то снизу слышны их ссоры, звуки разбитой посуды и тихий плач матери. Это не менее странно, ведь скандалы всегда случались в нашем доме только с моим непосредственным участием. Теперь я испытываю горький осадок вины, за то что в крепости нашей семьи случилась трещина. Быть может, этой трещиной являлась я, но, так или иначе, всё сводилось к Уиллу.

Меня же родители и вовсе перестали замечать. Я стала этакой безликой сожительницей, у которой изредка интересовались, где она пропадала и почему от неё пахнет сигаретами. Также мне доставались мамины завтраки и хмурый, задумчивый взгляд отца. На этом всё.

Но мне не было больно. Нет. Если вам постоянно твердят о том, что любят детей одинаково, ни за что не верьте. Такого просто не бывает. Как кажется мне, каждый человек уникален. Нам с самого нашего рождения даётся некий лимит любви. И мы распределяем его по своим ощущениям, симпатиям, глубоким чувствам. Как бы вам ни хотелось любить кого-то так же, этого не случится. Обязательно найдётся маленькая деталь, которая перевесит на чаше весов не в пользу ваших ожиданий. Мы не роботы. Не запрограммированные личности. Мы – обычные люди, которые не властны над предпочтениями своего сердца.

И мои родители – такие же простые люди. Здесь нет ничего горького и болезненного. Просто Уилл был особенным. Да и как я могу держать на родных обиду, когда люблю брата больше, чем саму себя? Я вся словно соткана из него. И теперь от меня словно оторвали больший кусок.

Все тоскуют по нему. Ведь он всегда был связующей ниточкой в наших тёплых отношениях. Он умел сглаживать углы и приводить меня в чувства. Умел слушать, смешить и быть всем для своей младшей сестры.

Мой кофе в доброй традиции сбегает, расползаясь по плите грязной кляксой. И из меня тут же вырывается тихий, но истеричный смех, который приходит вместе с осознанием. Как я докатилась до такого? Размышлять о нём так, будто Уилла… будто его совсем нет в нашей жизни. Маленьким и злобным зверьком во мне бьётся подступающая агрессия. Как же так? Я позволила себе сдаться. Погаснуть. Допустила, чтобы мои слабости взяли надо мной вверх. Ведь он жив! Он всё ещё со мной. Связан неразрывными узами. И, чёрт возьми, я не позволю родителям, обстоятельствам и всему миру отобрать его у меня.

Глубоко выдохнув, я заметаю следы своего кухонного преступления и направляюсь к двери с кружкой свежесваренного кофе, желая прочистить мозги на свежем воздухе. Мне нужно набраться сил и терпения, чтобы достигнуть своей цели. И чем изощрённее будут мои методы, тем скорее я окажусь в любимых руках. Но как только я, достигнув порога, отворяю дверь, мой взгляд упирается в знакомое дерзкое личико.

Да нет же, проклятье! Мне ведь не может «везти» настолько?

– Здравствуй, Мел! – расплывается в улыбке Розали и машет мне изящными пальцами.

Приторно улыбаюсь ей в ответ и с размаху захлопываю дверь перед её носом.

– Эй, открой дверь, – шипит девушка снаружи и начинает назойливо стучать по входной двери.

Мне хочется заорать от несправедливости. Но вместо этого я отпиваю свой кофе и начинаю подниматься к себе. Стук начинает разноситься по всему дому, отчего из гостиной неожиданно вылетает мама.

– Амелия, что происходит?! – испуганно бормочет она снизу.

– Это не ко мне, мам. Разберись с ней, пожалуйста, со всей своей вежливой учтивостью, – пожимая плечами, я достигаю самой верхней ступеньки и скрываюсь из виду.

Мне не хочется никого видеть. А особенно сейчас и особенно её – бывшую игрушку Уилла. Вернувшись в комнату, я закрываю за собой дверь и залезаю с ногами в своё мягкое кресло. Отпивая маленькими глотками из своей кружки, я стараюсь взять себя в руки и придумать новый план. Но стук каблуков по коридору уже давит мне на виски.

Я люблю тебя, мама.

Прикрываю веки и тяжело выдыхаю, когда дверь распахивается и звон каблучков достигает середины моей комнаты.

– Хватит прятаться, чёртова трусиха!

– С такой стервой, как ты, это удаётся с трудом, – фыркаю в ответ и устремляю свой взгляд в окно.

– Вот и славно, потому что я пришла к тебе с добрыми намерениями.

– Меня сейчас стошнит.

– Послушай, я от тебя тоже не в восторге, даже несмотря на твой сучий потенциал, – мягко отзывается Розали и грациозно запрыгивает на подоконник рядом со мной.

Я не сразу замечаю, что улыбаюсь. Искренне и без притворства. Вовремя одумавшись, поджимаю губы и бегло окидываю её тощую фигурку взглядом, оценивая внешний вид. Рыжие локоны сегодня выпрямлены и собраны в высокий хвост. Одета в белое короткое платье, отчего стройные бёдра слегка оголяются, когда она закидывает ногу на ногу и сбрасывает свои босоножки на пол.

Вообще-то, она хороша собой. Здесь ничего не скажешь. Но даже несмотря на это, я всё ещё хочу остаться наедине со своим остывшим кофе и блуждающими мыслями. Но… увы.

– Кажется, ты совсем распустилась, девочка, – тянет рыжая и морщит свой маленький нос, отодвигая от себя пачку моих сигарет. – И чего ты добиваешься своей неумелой забастовкой?

– А чего добиваешься ты? Тебе что, больше всех надо?

– Считай это благотворительным актом.

Одна моя бровь насмешливо изгибается, когда я замечаю её серьёзный настрой. Это что, розыгрыш такой?

– Иди-ка ты отсюда, Рози, пока мой кофе не достиг твоего белоснежного платья.

– Да брось, Мел, я вполне могу обойтись без него, – расплывается она в игривой улыбке. – Господи, Колин был прав. Ты – тяжёлый случай. Упрямая, словно ослица. И почему ты не можешь быть такой же душкой, как Уилл? Впрочем, генетические осечки случаются.

Я закатываю глаза и поднимаюсь с кресла, скидывая с себя халат. Когда же я натягиваю на себя широкую футболку брата, ко мне медленно приходит понимание услышанного.

– Колин? При чём здесь он?

Рози мечтательно улыбается и пялится на свои ногти, безупречно покрытые красным цветом. Я тихо ругаюсь себе под нос и снова возвращаюсь в кресло, тяжело выдыхая.

– Отношения с ним – это животный секс и ошеломляющая романтика, – сладко шепчет Рози, чуть ближе нагнувшись ко мне. – Знаешь ли ты, на что способны его руки? Мне кажется, что большее девушкам и не нужно. Только эти руки в положенном месте и понимание тебя. Я не знаю, где были твои глаза, чтобы отказаться от такого, маленькая тупица.

– Ты настоящая испорченная девка, Рози, знаешь это?

Девушка качает головой, отчего её конский хвост гуляет из стороны в сторону. А затем её полные губы трогает задорная широкая улыбка. Я не знаю, как это объяснить, но почему-то тоже улыбаюсь в ответ, снова ощущая в себе странную радость. Мне так не хочется верить в это, но эта беззаботность и вправду исходит от неё. Это странно, но теперь я замечаю всю её красоту. Она не старается быть «миленькой и хорошенькой», как в тот вечер, и не выпячивает свою сексуальность. Она раскрепощённая, да, но сейчас, когда мы наедине, Рози предстаёт передо мной без всех своих показных масок.

Это… сбивает меня с толку.

– Прости, цветочек, я тебя, наверное, смутила. Забудь, впрочем, это женские штучки, – протягивает она ехидным тоном.

Я вновь подавляю улыбку. Почему я не злюсь? Не бросаюсь на неё? На это сложно дать ясный ответ, потому как мои инстинкты молчат. Быть может, я просто знаю, что она не права. Ведь было время, когда моя голова полностью отключалась от той почти животной похоти, которая овладевала мной и Уиллом. Я знаю, о чём она толкует, знаю, каково это. Поэтому просто продолжаю тихо улыбаться одними уголками губ и слушать все её ухищрения.