Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович. Страница 63

– Будешь кофе? – спросила она, пропуская меня на кухню.

– Да, – я шагнул к буфету, собираясь достать кофемолку, но Катя прыснула, и я остановился.

– Он сварен уже.

– А что смешного?

– Ну, за кофемолкой ринулся. У тебя рефлексы, как у собаки Павлова, вырабатываются. С полтычка. Это от войны?

– В общем-то да.

– Прикольно.

– Думаешь?

– Ну, не знаю. Извини, если я тебя грузанула.

– Нет, нормально. Привык уже.

Глядя на нее, я вдруг понял, что сегодня ночью у нас с ней неминуемо будет секс. Меня к ней влекло все сильнее, а она не выставляла никаких ощутимых границ. Она не выпроваживала меня, не спрашивала, когда уйду. Словно мое присутствие в ее квартире являлось уже чем-то совершенно естественным, в общем, я понял, какую награду за ночную победу приготовил мне этот день. Лучше некуда.

Сев за стол, я снова ощутил исходящий от Кати теплый поток энергии, как в Ботаническом саду, когда мы держались за руки. Только сейчас между нами был стол, но это ничуть не мешало золотистому течению. Сердце в моей груди неожиданно сильно екнуло и пустилось набирать обороты. По щекам растекся горячий румянец. Чтобы скрыть бурю неожиданно нахлынувших чувств, я пригубил чашку с обжигающим кофе. В тот же миг за окном ширкнула молния, и через несколько секунд по стеклам ударил трескучий удар грома.

– Вот так, – вздохнула Катя. – Один день тепла – и снова дождь. Я и не заметила, как лето прошло.

На лето мне было совершенно наплевать, но от ее слов стало грустно. Действительно возникло короткое ощущение невосполнимой потери. Понятно, что еще будет не одно лето, только этому уже не бывать.

– Пойдем в комнату, – предложила она. – Ящик посмотрим, узнаем, что в мире бывает.

– Ничего из того, что там показывают, не бывает, – пожал я плечами, но послушно поднялся следом за ней.

– Неправда. Как раз все там видно. Надо только уметь смотреть.

Меня позабавила такая позиция, и я решил выяснить, что же такого Катя знала про телевизор, чего не знал я. Какую же такую правду собиралась она почерпнуть из придуманного режиссерами и сценаристами действа?

– И как же ты смотришь?

– Да очень просто, – она взяла пульт дистанционного управления, включила широченную плазменную панель, какие мне доводилось видеть лишь на витринах дорогих магазинов, и устроилась на диване, поджав ноги. – Садись. Что ты как бедный родственник?

Я сел на краешек, а она принялась перещелкивать каналы, меняя их довольно быстро, один за другим. Звук при этом она не включала. Новостные программы пробегала не останавливаясь, в том числе и «Евроньюс», которому, на мой взгляд, можно было вполне доверять, к рекламе чуть приглядывалась, а на музыкальных каналах задерживалась чуть дольше – секунд по десять, а то и пятнадцать. Я успел заметить видеоклип певицы Сирень. На экране она выглядела загорелой, гораздо моложе своих лет, без морщин. К тому же ее не было слышно, что само по себе делало происходящее не таким отвратительным, каким оно оказалось в жизни. Вокруг Сирени отплясывал кордебалет из парней и девушек в белых шортах и маечках. Без звука было отчетливо видно, как им тяжело прыгать и делать скучные, никому не нужные па. На переднем плане, у сцены, так же скучно и однообразно покачивала поднятыми руками знакомая мне библиотечная массовка. Клип точно обрабатывался в студии Кирилла – без всяких сомнений. Я покопался в памяти и вспомнил папку, в которой эта массовка хранилась на компьютере у Данилы.

– Даже по двадцатке не заплатили, – со вздохом произнесла Катя и переключила канал.

– Кому? – не понял я.

– Кордебалету.

– С чего ты взяла?

– На морды их посмотри, – она вернула программу. – Вот сейчас. Что у них в глазах написано?

– Я в отличие от тебя на психолога не учился.

– Заплатят или не заплатят. Вот что написано.

Я вспомнил себя до того, как получил от Кирилла деньги, и понял, что она права.

– А откуда взялась двадцатка? Долларов хоть, надеюсь?

– Ага, – Катя снова принялась перелистывать передачи. – Обычная цена. У меня две знакомые из подтанцовки. Но сейчас продюсеры звездей совсем обнаглели – и того не платят.

– Продюсеры кого?

– Звездей. Ну, в смысле звезд эстрады.

– У тебя что, страсть к словотворчеству?

– А что? Русский язык общий. И не фига его лимитировать. Еще на воздух лимит введите. Уроды…

– Я, что ли, ввожу? – меня зацепил ее наезд.

– А чем тебе не нравится мое словотворчество?

– Да нет. Просто, если честно, я не всегда понимаю, что ты говоришь.

– А ты забей. Слова вообще ни фига не значат. Они только костыли для передачи эмоций. Если с человеком на одной волне, всегда поймешь его. А если нет, то все слова – сплошное вранье.

– Теоретик… – усмехнулся я.

Она сидела совсем рядом – руку протяни. И хотелось, безумно хотелось протянуть к ней руку, коснуться плеча, ощутить тепло тела через тонкую ткань футболки. Но я не решался. Я не был уверен, что она этого хочет, а ее доверие значило для меня теперь больше, чем самый сладкий секс. Хотелось с ней дружить, просто общаться, слушать ее забавный сленг и вольное словотворчество. Секса тоже хотелось, но это отошло на второй план. Или не на второй? Я попытался разобраться в себе и с удивлением понял, что секса мне хочется даже сильнее обычного, меня влекло к Кате со страшной силой, но интересовал меня не только секс, а еще и другие качества, никак с полом не связанные. И я боялся, получив секс, утратить все остальное. Я боялся, что установившийся между нами мостик слишком тонок и может не выдержать бури страстей. Что, когда эта буря иссякнет, нас уже не будет связывать ничего.

– Твой способ смотреть телевизор заключается в отсутствии звука и в быстром переключении каналов? – спросил я через пару минут, чтобы отвлечься.

– Ага. Это даосский способ.

– Буддийский. Один мой знакомый говорил, что о нем писал Пелевин.

– У Пелевина буддийский. А у меня даосский.

– И в чем разница?

– У него было без звука, или без изображения, или вверх ногами. А у меня без звука и часто переключая программы. Дело в том, что сейчас так научились снимать, что одно изображение, даже без звука, способно здорово засрать мозги. Способ Пелевина годился для конца девяностых годов. Сейчас все изменилось. Чтобы телевизор не превратил тебя в зомбака, надо не только звук выключить, но еще и каналы переключать. Как только видишь, что становится интересно, так сразу и переключать.

– А не проще вообще его тогда не смотреть?

– Нельзя. Надо быть постоянно в курсе того, какие новые технологии применяют для запудривания мозгов. Без звука и с переключением каналов это хорошо видно. Это и есть главная правда о мире. Телевизор – их оружие. А пульт дистанционного управления – мой бронежилет.

– Их оружие?

– Ну да. Нанимателей.

Я чуть не свалился с дивана, когда услышал это слово в данном контексте. Прямо лавина мыслей в голове промелькнула, одна нелепее другой. Но все же я уверил себя, что в мире вечного ливня она быть не могла. Она не воин. Кажется. Хотя и боец без всяких сомнений.

– Кого, ты сказала? – сипло спросил я.

– Нанимателей. Ну, хозяев мира. Есть люди, которые живут, а есть те, кто на них работает. Первые – наниматели.

– А… Словотворчество.

– Не нравится?

– Да нет, в этот раз ты в самую точку попала.

– В каком смысле?

– Да я их сам так называю.

– У них весь мир в кармане, – кивнула Катя, в очередной раз переключив канал.

– Значит, у них есть какие-то способности, которых нет у нас. Никто не занимает свое положение просто так.

– Думаешь? – она повернулась ко мне с насмешливым прищуром.

– А что? – спросил я уже осторожнее.

– Это тебе по телевизору говорили, что капиталисты работали с утра до ночи, начинали чистильщиками обуви, а потом тяжким трудом заработали денег и поднялись на недосягаемые высоты?

– Не помню, где говорили. Хочешь сказать, что это вранье?