Сыграем во вражду - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)". Страница 41

Тихонько выругавшись, вновь поднялся с кровати и кое-как побрёл в коридор. Сперва хотел просто прикрыть дверь, но когда уже практически повернул замок, услышал тихий шелест голосов, доносящийся из подъезда. Любопытство и надежда взяли верх, потому я надел тапочки и осторожно выскользнул в коридор, спустился на один пролёт, а потом, подойдя к перилам, слегка подался вперёд, чтобы увидеть, кто и где разговаривал. И как раз успел заметить рукав яркой куртки Вика, мелькнувший на этаж ниже.

Щёлкнул замок, закрываясь, и тяжёлая металлическая дверь, облагороженная наклейкой с цветочным узором, отрезала меня от скрывшегося в чужой квартире Самойлова. От шока едва не отпустил перила и не кувыркнулся вниз головой, но смог удержаться и в итоге лишь осел на пол, глядя в никуда. Лишь несколько минут промедления отделяло нас с Виком. Несколько минут и самая грёбаная дверь с цветочками.

Салищева!

Рыкнув, я вскочил, и кинулся вниз, чтобы разнести к чёртовой матушке дверь мерзкой соседки. И плевать, что всего пару секунд назад ноги всё ещё подкашивались – теперь меня несла ярость, дававшая силы и смелость.

"Нужно прекращать", – разнёсся в голове собственный тихий голос, когда кулак уже был занесён для удара.

Я сглотнул, отступая. Затопивший сознание гнев испарился так же быстро, как и захватил свою жертву. Вместо него тело сковал дикий холод, словно бы идущий изнутри. Руки дрожали, ноги подкашивались, губы пересохли, а в висках стучала кровь. Ярости не было места в моей душе. Не сейчас, не сегодня, не для этого человека.

Потому что я сам же отправил Самойлова к ней…

Ну что, Корнеев, получил то, что хотел? Всё закончилось, больше нет пресловутой химии, захватывающей вас с головой. Больше нет улыбок и взглядов, полных нежности. Теперь ты доволен? Больше. Ничего. Нет.

Я старался дышать глубоко, но получалось лишь коротко и рвано. Дверь множилась перед глазами, кровь продолжала бешено долбиться в висках. Отвернуться ещё кое-как удалось, а вот шаги давались с трудом. Один, второй… осторожно и медленно, вцепившись в занозящие руки перила. Вверх по ступеням, считая каждый шаг. Их получилось шестьдесят три – на два этажа и площадки. А вот ударов сердца было куда больше. Бедное, казалось бы, не желало успокаиваться, оставшись где-то там, внизу, рядом со злополучной дверью.

Закрывшись в собственной квартире, я смог сделать лишь парочку шагов, а потом сел на пол, поджимая колени к груди, словно маленький мальчик. Самойлов бы смеялся, увидев такую картину: обессиленный враг, будто пятилетка, сидит в коридоре под дверью и весь дрожит. Да, наверное, смеялся бы, хотя…

Я прикрыл глаза, вспоминая сегодняшний день. Взволнованное лицо Вика, его улыбка, тихий смех, а после – поцелуи-укусы, пальцы, до боли сжимающие подбородок, обвинительный взгляд… Нет, он не стал бы смеяться. Теперь бы не стал. Вик бы, скорее, просто присел рядом, откинувшись на стену. Пожалел бы? Обнял?

Почему-то представился короткий поцелуй в висок и горячие руки на плечах, притягивающие ближе к сильному телу. И вкус чужих губ на губах…

В который раз сглотнув, я прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Корнеев, ты мужик или нет? Что за глупости? Ты же хотел заставить себя прекратить.

Необоснованная нежность и теплота Вика пугали, не было смысла врагам вести себя так трепетно по отношению друг к другу. Вот зачем он пришёл сегодня, зачем пытался ухаживать и помогать? Враги так не поступают. Так поступают друзья.

Или любимые.

Вновь вспомнились слова Самойлова, странные заявления про любовь, но я с трудом выкинул их из головы, вызывая в памяти другие кадры. К примеру, рукав куртки, скрывшийся за дверью Аксиньи. Возбуждённый парень встретил в подъезде красивую и доступную девушку, почему бы им не попробовать помочь друг другу? Они красиво смотрятся вместе.

Вставшая перед внутренним взором картина Вика и соседки, их тел, переплетённых на светлых простынях. Хрупкие ладошки девушки гладят широкую спину, коготки царапают смуглую кожу, ноги обхватывают парня за талию, крепче прижимая к…

Я застонал, прикусывая губу. Картина оказалась такой живой и детальной, что в горле встал ком. Наверное, то сейчас и происходит в квартире двумя этажами ниже, а виной всему я сам. Но ведь желание исполнилось, теперь мы точно перестанем зависеть от порождаемой враждой страсти. Я того хотел.

Значит, нужно привыкать. Самойлов теперь живёт своей жизнью, а я – своей. Больше мы не пойдём на поводу химии. Да и эти разрывающие душу видения Вика в чужой постели – не ревность, нет, а просто остаточное явление. Просто нас ещё не отпустило, надо переждать немного. Тогда всё встанет на свои места: мне не нужен будет Самойлов, а ему – я.

И этот холод, охвативший с головой, всего лишь следствие болезни. А душа и должна так болеть, когда ты пытаешься оторваться от дозы.

Химия. Доза. Наркотик. Ничего более.

Я практически поверил в это, когда через пару часов так и заснул на полу в коридоре.

Глава 40 – Человек "женатый"

Если прошлым днём я думал, что хуже состояния просто не бывает, то нынче понял – бывает. Беспокойная ночь на холодном полу никого не красит, а уж и так больного и нервного человека – тем более. Так что поутру я являл собой бледный полутруп с тёмными кругами под глазами, который при этом ещё болен простудой и всю ночь мучился от кошмаров.

От одного из них я, кстати, и проснулся. Помнится, главным действующим лицом там был Самойлов и он… Что он сделал, вспомнить не удавалось, но на душе было безумно противно, что означало: ничего хорошего Вик явно не совершил. Ноющие кости подбрасывали подозрительно привлекательную идею, что во сне парень активненько попинывал меня ногами, вышибая дух. Но нет, проблема была в другом.

Протяжно вздохнув, я уронил голову на стол, ожидая, пока вскипит чайник. Да, кости ныли всего лишь из-за болезни, а вот мысли оказались субстанцией гораздо более сложной. Но их вчерашним днём попинал не Вик, а я. Самостоятельно, без чьей-либо поддержки. Умелец, что уж тут сказать!

Лежащий на столе рядом с головой телефон завибрировал, и я автоматически протянул к нему руку, проверяя пришедшее сообщение. Ромка. Осведомляется о здоровье. Расстраивать друга и портить ему единственный выходной я не стал, сообщив, что всё в порядке.

Вместо этого поддался на уговоры воспалённого сознания, включил интернет и полез в соцсеть. Самойлова у меня в друзьях не было, но, помнится, с пару недель назад Ромыч кидал в личку его профиль, чтобы поржать над очередным тупым постом у того на стене. Да, именно!

Кое-как отыскав среди сообщений ссылку, я открыл профиль, жадно вглядываясь в фотографию Вика, и даже пожалел, что не решился когда-то добавить его в друзья. Мы ведь уже неплохо терпели друг друга, когда я заходил к Самойлову на страничку в последний раз… а на фото Вик улыбался так привычно и уютно, что сердце забилось быстрее. Кажется, снимок был сделан кем-то в вузе в тот день, когда верный враг явился туда в моих джинсах. Потёртая и рваная светло-голубая джинсовая ткань, силиконовый браслет на руке и улыбка…

Я сглотнул, отводя взгляд от фото, и едва не подавился, пожалев, что это сделал. Палец автоматически щёлкнул кнопку, блокируя экран, а я, наплевав на вскипевший было чайник, осторожно поднялся со стула и по стенке побрёл в комнату. Телефон так и остался лежать на столе. Сердце билось редко, пропуская удары.

Почему это меня так задело? Ведь глупости всё, никаких доказательств, ни единого пояснения, факта, утверждения… лишь короткое слово в СП дурацкой графы соцсети. Женат.

И почему от одного слова может быть так больно? Ноющее сердце не знало ответа. Оно подкидывало тысячу причин, по которым Вик мог так изменить статус, но за истину желало принять лишь самую худшую. И принимало – даже во сне.