Сказание о новых кисэн - Ли Хён Су. Страница 11

Мисс Мин посмотрела на небо. Облака в небе напоминали белые линии в половнике с водой, когда там кипел сахар после того, как в нем размешивали ложку соды. Возможно, она смотрела так, чтобы не заплакать.

— После этого я стала считать своей приёмной матерью наставницу кёбана в квонбоне, а когда я выросла и набрала вес, я похорошела. Я всегда носила за пазухой мускусную сумочку и гребень. Они хранили в себе заклинания и тайные желания матери и тетушек-вдов по линии отца. И я решила, что раз вошла в этот мир, то стоит жить как настоящая кисэн. Когда видишь то, на что можно смотреть и на что нельзя, когда стареешь внутри кибана… — тут ее голос стал влажным, — если ты спросишь меня, почему я тебе говорю такое… — и, не договорив, она замолчала.

— Я поняла, что вы хотите сказать, — тихо ответила ей мисс Мин. — Я тоже знаю, о чем вы беспокоитесь.

— Да, ты умная девушка, — сказала мадам О, немного успокоившись, тронутая ее словами, — поэтому ты во что бы то ни стало должна завтра ночью спокойно провести церемонию до конца.

— Ни о чем не беспокойтесь, — тихо заверила ее мисс Мин, — я сделаю все как следует.

Когда мадам О вместо бодрого ответа увидела мисс Мин, которая, склонив голову вниз, ковыряла землю передним носком туфли, неизвестно почему, ей вдруг послышался звук подметания веником «сарык-сарык». С некоторых пор она знала, что этот звук — самый грустный звук в мире.

— Шлюха! Нет, вы посмотрите на эти вздутые ягодицы, — гремел во дворе голос Табакне. — Стоит только взглянуть на них, становится страшно. Что, негде крутить ими, раз крутишь ими здесь, перед завтраком?

Это случилось чуть ранее, когда со стороны кухни раздался звук, словно керамическая посуда рассыпалась на куски с острыми углами, ударившись о столб. Судя по тому, что он был слышен после звука пуска воды из водяного пистолета и ругани Табакне: «Скажи, почему тебе потребовалось два дня, чтобы сделать пилинг?», видимо, мисс Чжу попалась прямо ей на глаза, когда она стояла у крана, и была облита водой из резинового шланга, когда пришла в кибан, проведя вне его две ночи, под предлогом «иду к дерматологу на пилинг». И хотя прошло уже много времени с того момента, когда она с визгливым криком: «Эй, ноги, спасите меня!», стремительно вбежала в комнату и закрыла за собой раздвижную дверь, обитую бумагой, еще долго был слышен шум непрерывно падающей струи воды. Мадам О собралась направиться в сторону бамбуковой рощи, ибо она знала, что ругань Табакне сразу не утихнет — та могла легко ругаться более получаса. «Шлюха!», — громко разносилось по всему кибану. Ругаясь в сторону плотно закрытой двери, она не обращала внимания даже на присутствие своей любимицы. От злости она вылила столько воды, что одна из кисэн тихо сказала: «Ой, перед раздвижной дверью образовалась река Ханган».

— Я смотрю, характер сестры не меняется, — тихо сказала мадам О, и в ее голосе был слышен упрек.

— Когда мой характер изменится, это будет означать, что мне пришла пора умереть, а тебе тогда придется копать для меня могилу, — раздраженно ответила та, все еще злая на мисс Чжу.

— Я не могу жить в таком душевном смятении, — глубоко вздыхая, сказала мадам О.

Табакне, сидевшая на краю деревянного пола, глубоко вздохнув вслед за ней, тут же, с нетерпением сверкая треугольными впавшими глазами, громким голосом, в котором чувствовалось раздражение и тревога, спросила ее: «Почему? Что заставляет тебя находиться в душевном смятении?»

— Знаете, она очень похожа на Чхэрён.

«Чхэрён? — мелькнуло в голове Табакне. — Но причем тут она?»

Она внимательно посмотрела на мисс Мин, выходившую из бамбуковой рощи.

— Ее танцевальные движения национальных танцев так похожи на танцевальные движения Чхэрён.

— Меня успокаивает то, что она не переняла вспыльчивость Чхэрён, ее жесткость и холодный характер.

— Мисс Мин очень практичная молодая девушка, с ней ничего не случится, не волнуйтесь, сестра.

Табакне, с угрюмым видом, стала энергично говорить:

— Мисс Мин сообщила, что ее любовник, говоря, сказал ей, что он против проведения этой церемонии: «Что это еще за „хвачхомори“» [28]. Но я думаю, что это просто слова, не более того, так что нам не стоит его опасаться. Он, что, думает, что она удавится из-за него? Дурак! Если посмотреть на нее, то не похоже, что она станет вешаться, если они расстанутся. Она из тех девушек, которые обязательно извлекут выгоду для себя. Я видела его, он показался мне невзрачным и непривлекательным.

— Сестра, — тихо прервала ее мадам О, — разве есть в этом мире мужчины, которые могут выглядеть достойными и привлекательными в ваших глазах?

— Почему бы и нет? — не растерявшись, ответила Табакне. — Просто они не попадались мне на глаза.

— Возможно, оттого, что мисс Мин стала чувствительной перед большим событием, я видела, как она постоянно нервничает, — с тревогой в голосе сказала мадам О.

— Если это так серьезно, — проворчала Табакне, недовольная, что ее прервали, — позови ее к себе и попробуй еще раз приободрить.

— Хорошо, я так и сделаю.

Повернувшись к мисс Мин, мадам О окликнула ее, когда та собралась войти в отдельный домик и, предложив ей сесть на деревянный пол, тихо сказала: «У меня была подруга по имени Чхэрён. Мы знали друг друга с детства, со времен „нальтыги“ [29], еще до того, как мы стали кисэнами».

— Наша мадам О была высокой, — прервав ее, вступила в разговор Табакне, — поэтому из-за своего роста и белой кожи, она бросалась в глаза и выглядела как современная красавица, а невысокая, миленькая Чхэрён, с маленьким лицом, в котором были видны лишь глаза, нос и губы, выглядела традиционной корейской красавицей. Каждая из них выглядела по-своему красиво, поэтому их трудно сравнивать друг с другом.

— Так же как и я, она была кисэн-танцовщицей, — тихо сказала мадам О, выслушав Табакне. — У нее была красивая осанка и прекрасная танцевальная техника, как у артистки И Мэ Бан [30]. Возможно, ваши танцевальные движения похожи, потому что ты тоже одно время училась в школе корейской традиционной музыки и танца, но ты выглядишь профессионально, как актриса Хан Ён Сук.

— Чхэрён должна была стать актрисой, а не кисэн-танцовщицей, — снова встряла в разговор Табакне. — Возможно, если бы она была жива по сей день, то прославилась бы по всей стране благодаря танцу «Сальпхури» [31]. Она была очень дерзкой девкой, а не такой мягкой, как мадам О.

— Сестра, пожалуйста, не ругайте ее, — вступаясь за свою подругу, сказала мадам О, огорченная этими словами.

— А что тут такого? При жизни она часто выслушивала мою ругань, а бранила я ее до хрипоты, поэтому если и на том свете она будет периодически выслушивать мою ругань, ей, думаю, станет теплее.

То ли оттого, что было жарко, то ли оттого, что им надоело спорить, они замолчали и начали усиленно обмахиваться веером. Веер мадам О шуршал «хваль-хваль», веер Табакне — «парак-парак».. Когда мадам О обмахивалась один раз, то Табакне, в соответствии с ее характером, три-четыре. Ее веер то изгибался так, что, казалось, вот-вот сломается, то снова выпрямлялся.

— Черт, — та еще паршивка. Когда она, словно моллюск, крепко закрывала свой маленький ротик, даже в разгар лета возникал холодный ветер. Но когда она начинала танцевать, то словно переворачивалась на 180 градусов, становясь совершенно другой: словно белая лиса превращалась в девушку, ее края глаз слегка искривлялись, а по ее телу, казалось, текла, искрясь, мифическая сила хвагэсаль [32], словно мерцание на обжаренной сайре, обмазанной кунжутным маслом. Увидев ее танец, многие мужчины теряли разум. Что поделаешь, ведь достаточно было только взглянуть на нее, как тело само собой начинало дрожать и покрываться потом.