Сказание о новых кисэн - Ли Хён Су. Страница 35

Если честно сказать, то было неприятно смотреть на нее, когда она, чертыхнувшись напоследок, ушла, поигрывая ягодицами. Я понимал, что она по-своему старалась демонстрировать свою сексуальность, но у нее это не очень хорошо получалось. «Дура, — подумал я, — из-за того, что она так делает, ей приходится либо подменять кого-либо из кисэн, либо обходиться случайными встречами».

В свободное от работы время я занимался сводничеством для тех, кто хотел заниматься любовью с кисэнами за пределами кибана. За это я брал комиссию в размере 30 %. С учетом того, что все они требовали места с хорошим видом, нельзя сказать, что это была легкая работа. Если учитывать вложенный труд, то доход был слишком маленький. Однако, несмотря на это, я старался всем угодить, ведь для исполнения задуманного надо было притвориться человеком, который проводит время, занимаясь разными мелкими делами. Это должно было отвлечь от моих планов внимание людей, особенно Табакне, которая подозрительно относилась ко мне. Откуда-то послышался очаровательный голос мадам О.

Разве можно не узнать такой голос? Ведь говорят, что даже собака, живущая в столовой, через три года может сварить рамён, а «застольный муж» кисэн за такое время станет не только виртуозным барабанщиком, но сможет тонко разбираться и в пении, и в танце, если он, конечно, не глухой и не слепой. Ее голос, быстрый, словно движения ног водомерки, легко ступающей по поверхности воды, одновременно легкий и одинокий, словно колыхание буйно разросшейся травы на заброшенной могиле, менял темп от протяжного до быстрого. Постоянно повышаясь, найдя давно потерянный звук, он красиво взмывал вверх. Когда же я в последний раз слышал ее великолепный голос? Забыв на время даже о том, что она меня обманула, я предался приятным воспоминаниям.

Но что это?! Мне кажется, что я сошел с ума. Нет, вы посмотрите на эту возбужденную пару. Они, открыв дверь настежь, вышли на деревянный пол. Куда же делись все остальные кисэны, которых было так много, что остались лишь шлюха и ее партнер?

Когда «Песня о камнях» — народная песня — вырывается из ее горла, господин Ли, по прозвищу «Всезнайка», до этого сидевший на полу и раскачивавшийся в такт ритму, вдруг вскочил и, повесив барабан на живот, начал плясать. Видимо он решил соблазнить ее через танец. Его мастерство в танце с барабаном, пожалуй, не уступало искусству кисэн-танцовщиц Буёнгака. Судя по тому, как мелодия песни и танец хорошо гармонировали, видно, что эта гармония возникла не за одну и не за две встречи. «Интересно, — неприятно мелькнуло у меня в голове, — они за моей спиной занимались только пением и танцем или еще кое-чем?» Господин Ли широко улыбался от удовольствия. Возбудившись, он игриво и томно поигрывал плечами, то пожимая их, то разворачивая, то приподнимая, то опуская…

Я отвернулся от них. Когда ты бросаешь деньги кисэнам, они без колебаний раскрывают куртки и, притворившись, будто умирают от любви, бросаются тебе в объятия. В такие минуты кажется, что в этом мире больше нечего желать, но подождите немного, и они, эти шлюхи, начнут бросаться на тебя, чтобы не только захватить твой пучок волос на голове, но и покорить тебя. Создавая иллюзию того, что весь этот мир — твой, они сначала выманят деньги, а затем вынут понемногу из тебя любовь, словно процент из банковского счета.

Кибан — мир, где всегда царствовали женщины. Что касалось мужчины, то он здесь мог стать всего лишь одноразовой зажигалкой. Они заставляют его работать, как вола, а потом, когда его уже нельзя использовать, продают в мясной магазин, предварительно порезав на части. Если бы они делали только это, то я не стал бы даже говорить об этом. Это до того грязные существа, что могут купить твое же проданное мясо и сварить из него острый мясной суп. После этого, засучив рукава, они могут, дегустируя, ворчать недовольно по поводу того, что мясо жилистое. Вот такие они, эти ужасные шлюхи. Я хорошо знал это, потому что сам испытал на своей шкуре. Да, я хорошо знаю их! Что та, что другая, все они одинаковы, одним словом — шлюхи!

«Я должен терпеть, — бормотал я вне себя от ярости, гнева, ненависти и обиды на мадам О. — Я должен терпеть до конца, чтобы выиграть в последней партии, даже если они заставят меня сойти с ума на глазах у этой шлюхи и ее партнера».

— Ты что, со стула упал, говоришь такие несуразные вещи, — крикнула Табакне, непонятно как оказавшаяся рядом со мной.

Я пришел в себя только после того, как она вылила на меня ушат холодной водой. Не обращая на это внимания, зарычав, как лев, я одним прыжком подпрыгнул на деревянный пол и, схватив за шиворот господина Ли, обращаясь к мадам О, закричал: «Говори, это он, это та гадина? Это тот подлец, который стал отцом твоего ребенка?» Она, отрицательно качая головой, ответила: «Я не знаю, о чем вы говорите». Не сдержав гнева, тряся перед ней копией сертификата, я так сильно орал на нее, спрашивая о том, кто такой О Ён Чжун, что, казалось, Буёнгак улетит от моего крика. Я был вне себя и по глупости показал свой главный козырь.

— Какая же ты все-таки бессовестная сволочь! Ты что, думал, что я до сих пор прожила без всякой страховки от опасностей? Ты что, считал, что этот дом так легко перейдет в твои руки? О небеса, какой же ты все-таки подлец! Я не раз встречала таких негодяев, как ты. Такими полон этот мир! Если мадам О, словно слепая, все время принимала проходимцев, похожих на тебя, то что касается меня, если ты говорил «а», я понимала недосказанное «б». Так что, вот тебе кукиш, не видать тебе Буёнгака как своих ушей, понял! — злорадно кричала Табакне, трясясь от ненависти.

На мгновенье мне показалось, что ее впалые глаза вышли из орбит. У меня горели щеки, словно я получил сильную пощечину. Я всегда думал, что в мастерстве притворяться мне нет равных, но оказалось, что это не так. «Тот, кто изо всех сил бежит по земле, не может увидеть тех, кто летит над его головой», — вспомнилась мне вдруг поговорка. Сказав мне, чтобы я раскрыл глаза, она, выхватив листок сертификата, стала размахивать им перед моим лицом. Буёнгак, который, как казалось мне, сам катился мне в руки, не смог преодолеть каменный мост, выстроенный ею. Я вдруг вспомнил, что даже в детской игре, суть которой состояла в том, чтобы сделать укол в ягодицы противника, если ее крепко держишь, надо было без всякого сожаления вколоть в нее глубоко заостренный конец палки. Но моя слабая душа, которая не могла идти до победного конца, — моя ахиллесова пята. Вершина, которая была моей целью, находилась прямо перед носом, но я испортил дело из-за своей наивности. Сильно задыхаясь, я еле-еле взошел на нее, и вот, несмотря на то, что стоял на ней, мне приходилось отступать, как побитому щенку.