Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия. Страница 106

- Ну, как дети малые, - усмехнулся Раневский. – Не с инспекцией чай пожаловал.

Тотчас на столе вновь появились карты. Махнув рукой, мол, не обращайте внимания, Александр устроился на лавке около печи, вытянув ноющую ногу. Кто-то передал ему кружку с темно-красным вином.

- Александр Сергеевич, - озорно сверкнул глазами Истомин, - может партию в бостон?

- Поручик, вам не терпится расстаться с годовым жалованьем? – отшутился Раневский.

Офицеры вернулись к игре. Поначалу игра шла вяло, но вскоре, перестав обращать внимание на присутствие полковника, кавалергарды все более входили в раж, все азартнее делались ставки, все громче и непристойней становились шутки. «Завтра поеду в Калиш и найму квартиру», - проваливаясь в дрему, решил Раневский. Голоса товарищей слились в сплошной неясный гул, веки отяжелели и, казалось, никакая в мире сила не заставит его открыть глаза. Александр проснулся, будто от толчка. Все тело затекло от сидения в неудобной позе. В слюдяное оконце пробивался серый рассвет. За столом осталось только трое: Истомин, Салтыков и Крыжановский.

Поднявшись со своего места, Раневский покачнулся, ухватился за стол, тотчас вскочил Крыжановский, намереваясь поддержать его.

- Оставьте, - осадил его Александр. – Я сам. Господа, пожалуй, и я вас покину.

Поднявшись из-за стола, офицеры поспешно простились с ним, Истомин проводил его до крыльца и вернулся за стол.

- Слышал я к полковнику madame приехала, - усаживаясь на свое место, усмехнулся Истомин. – Говорят, даже очень недурна собой.

- Брешут, - отмахнулся Салтыков. – Коли бы так было, сидел бы он с нами, вместо того, чтобы ночь в постели с красивой женщиной провести.

- У Александра Сергеевича жена погибла, сгорела вместе с усадьбой три месяца назад, - тихо заметил Крыжановский, - хотя тела так и не нашли. И вообще вся эта история довольна темная.

- Быстро он ей замену нашел, - не унимался Истомин.

- Может все вовсе и не так, - вспыхнул Крыжановский.

- Остыньте юноша, - осадил его Салтыков. – Так или не так, не наше то ума дело. А вообще, господа, не хорошо завидовать. Любит, значит, коль приехала, - вздохнул поручик.

После душного спертого и прокуренного воздуха в избе Истомина Раневский с наслаждением глубоко вдохнул. Нежным румянцем, будто стыдливая барышня, занялся Восток. В отдалении синел еловый бор, ровными столбиками вился дым из печных труб. Звонкая морозная тишина царила в округе: «Рано, - вздохнул Раневский. – Непозволительно рано в такой час являться в дом».

Взгляд его остановился на пологом холме, возвышающемся над деревней. Странное желание овладело им, захотелось взойти на вершину, туда к бескрайнему небу, взглянуть в сияющую высь.

Сойдя с утоптанной сотнями ног тропинки, Раневский глядя прямо перед собой зашагал к холму, утопая по колено в сугробах. И ежели выйдя на улицу из натопленной избы, он зябко ежился от ядрёного морозца, то с каждым шагом ему становилось все жарче, лоб и виски покрылись испариной. Александр распахнул шинель. Только на первый взгляд, холм укрытый толстым снежным покровом, казался пологим. Тяжелое дыхание с шумом вырывалось из груди, легкие горели огнем. Еще немного, еще чуть-чуть, совсем уж близка раздвоенная вершина. Раневский оступился. Болью прострелило бедро. Выдернув ногу из снежного плена, он с трудом одолел несколько последних саженей. Остановившись наверху, закинул голову вверх, всматриваясь в небеса.

Что надеялся увидеть там? «Что, ежели она там? – мелькнула мысль, больно уколовшая в самое сердце. – Нет, ты не можешь быть так несправедлив. Зачем оставил жизнь мне, коли ее забрал?

Где твоя высшая справедливость?»

- Не богохульствуй, - прошептал сам себе.

Внезапно налетевший порыв ветра, остудил голову, забрался под шинель. Александр зябко повел плечами. Окинув взглядом маленькую деревеньку, Раневский повернул обратно. Спускаться было куда быстрее. К тому времени, когда он вернулся и остановился у большой избы, где квартировался, маленькая деревенька уже проснулась. Скрипел под чьими-то торопливыми шагами снег, где-то всхрапнула лошадь, мимо, хмуро косясь на офицера, на маленьких дрожках, проехал мужик, по воду к прорубленной проруби, скользя по утоптанному, местами обледеневшему склону, спускалась баба с пустыми ведрами. Хромая сильнее обыкновенного, Александр поднялся на низенькое крылечко и ступил в полутемные сени. Нога нестерпимо ныла. Поморщившись от неприятных ощущений, Раневский всмотрелся в полутьму.

- Вернулись, барин, - оглянулся возившийся с самоваром денщик.

- Мария Федоровна не вставали еще? – отряхивая шинель от налипшего снега, поинтересовался Александр.

- Проснулись. Вот чаю просили подать, - проворчал Тимофей.

- Освободишься, подай мне воды умыться и смену белья, - вздохнул Раневский, присаживаясь на перевернутую кадку. – После завтрака оседлай лошадь, в Калиш съездить надобно.

Робко постучавшись в двери, Тимофей коротко шепотом переговорил с камеристкой барыни и прошмыгнул в горницу. Вернувшись с саквояжем хозяина, ругаясь себе под нос, зажёг свечи и принялся готовить все к туалету барина.

- Свалилась на нашу голову, - ворчал Тимошка.

- Замолчи, - оборвал его Раневский, переменив рубаху.

Приведя себя в порядок, Александр постучал в двери.

- Entrez! – отозвалась Мари.

- Bonjour, Мария Федоровна, - ступив в горницу, поприветствовал ее Раневский. – Как спалось?

- Благодарю, хорошо.

Сделав камеристке знак удалиться, Мари обратилась к Александру:

- Александр Сергеевич, мне право неловко. Вы ведь из-за меня вчера ушли?

- Не стоит беспокоиться, - отозвался Раневский, присаживаясь за стол.

На пороге пыхтя от натуги, появился Тимофей с самоваром. Осведомившись, не угодно ли господам еще чего-нибудь и получив отрицательный ответ, денщик поспешно покинул горницу, вновь недобро зыркнув глазами в сторону madame Домбровской. Мари аккуратно разлила по чашкам чай и подвинула Раневскому изящную чайную пару, взятую, очевидно, из ее багажа.

- Я нынче в Калиш поеду, - заговорил Александр, - постараюсь снять вам жилье. Негоже вам, Мария Федоровна, в расположении эскадрона оставаться.

Мари опустила глаза:

До Калиша верст сорок будет?

- Может и более, - кивнул головой Раневский.

- Так далеко, - вздохнула Мари.

Александр оторвался от созерцания своей чашки и, подняв голову, встретился с зелеными глазами madame Домбровской.

- Мари, вы осознаете, в какое положение ставите меня? Что будет с вами? Неужели вас совершенно не пугает утрата доброго имени, репутации?

- Рядом с вами я ничего не боюсь, - робко улыбнулась Мари. – Вы не позволите мне остаться подле вас, - вздохнула она.

- Исключено, - нахмурился Раневский.

- Что ж, покамест вы не требуете от меня вернуться в Россию, я согласна и на это, - без видимой охоты согласилась она.

Завтрак продолжился в полном молчании. Александр не мог найти в себе сил вести светскую беседу. Его раздражение, вызванное присутствием Мари росло с каждой минутой, проведенной подле нее. Может, то сказалась бессонная ночь, а может, безрадостные мысли, посетившие его поутру.

В конце концов, он поймал себя на том, что испытал едва ли не облегчение, покинув ее и отправившись в город. Дорога до Калиша заняла почти два часа. Объехав все мало-мальски приличные гостиницы и не найдя ни одной свободной комнаты, Раневский впал в уныние. Ему посоветовали обратиться в пансион, где сдавала комнаты одна весьма порядочная еврейская семья, но пообщавшись с хозяином и удостоверившись, что там уже проживают три офицера, Александр не решился отправить Мари сюда. Вернувшись в деревню не солоно хлебавши, он вынужден был сообщить Марии, что ей придется остаться в деревне, либо вернуться в Россию.

Мари с трудом смогла скрыть радость, охватившую ее при этом известии. Впрочем, полковник предпочел ее компании общество своих товарищей и вернулся лишь поздним вечером. Раневский намеревался устроиться на ночлег в сенях, вместе с Тимофеем и Прохором возницей madame Домбровской.