Портрет незнакомца. Сочинения - Вахтин Борис Борисович. Страница 126

Нам нужно тщательно различать секты и обуздывать их с помощью законов, когда они переходят к насилию, принуждению и обману. Но мы должны также осмыслить, что стоит за ними, что они объясняют нам о нашем времени, из каких слабостей нашего общества черпают они свои силы. Может быть, тогда мы найдем и альтернативные средства, чтобы решать проблемы, поднимаемые ими».

На этом серьезном мнении серьезного ученого мне и хотелось закончить беглый обзор точек зрения по поводу джонстаунской трагедии и откликов на нее, но не могу удержаться, чтобы не познакомить читателя с еще одной публикацией — статьей Кэйти Батлер «Исправление верой — надежды вышли боком», напечатанной в либеральной газете «Виллидж войс» 9 декабря 1978 года.

Автор пишет, что почти два года назад она стала посещать собрания Народного Храма, имея целью написать об этой «впечатляющей социалистически-христианской церкви». И церковь привлекла ее. «До сих пор не знаю, — откровенно пишет она, — кем я стала по отношению к Народному Храму: другом, изменником или одураченным простофилей. Одно знаю сейчас ясно: мои чувства были затронуты, как и чувства тысяч присоединившихся к этой церкви. Если бы я не была так занята журналистикой и если бы меня слегка не отталкивал душок их скрытой паранойи, я могла бы и присоединиться — чтобы работать вместе с межрасовым коллективом, соединяющим радикальные политические убеждения с глубокой духовностью. Сегодня перед лицом гибели более чем девятисот человек непросто пытаться объяснить воздействие Джонса на людей. Многие отчеты сворачивают на легкий разговор о сектах и „промывке мозгов“ и приписывают все явление демоническому принуждению, подкрепляемому избиениями, показными исцелениями и оркестрированной спонтанностью.

Истина более тревожна: он, помимо всего прочего, олицетворял нашу надежду».

Спасибо, Кэйт Батлер. Точнее не скажешь. Вот в чем была сила Джонса — он «олицетворял надежды» известного круга людей. Джонс исчез, но надежды остались, а с ними осталась и питательная среда для новых заразных личностей, осталось снисходительное отношение к маоистскому террору и кампучийскому геноциду… Питательная среда, стало быть, не только и не столько социальные несправедливости сами по себе, но и некоторые умонастроения, некоторые люди, готовые допустить во имя прекрасных целей, ради избавления от несправедливости, так их донимающей, любые страдания и любую кровь…

Батлер говорит, что она из личного опыта знает, чем привлекал Джонс людей: «У него была способность откликаться на любовь людей и на их потребность в любви, как и на их отчаяние и страх. Я остаюсь с вопросом, который обсуждают бывшие члены Народного Храма: была ли способность Джонса вызывать глубокую любовь не чем иным, как приемом? Или со временем его доброту слопала паранойя, которая все больше и больше выходила из-под контроля?»

Батлер была единственным белым репортером, которому разрешили посетить здание Народного Храма в Сан-Франциско сразу после того, как поползли слухи о массовом самоубийстве в Гайяне.

Зал на две тысячи мест был странно пуст. В здании лежал груз, подготовленный к отправке в Джонстаун: тюки с одеждой, ящики с лекарствами, бочонки с зерном, гвоздями… На стенах висели чернобелые плакаты, на некоторых из них изображены были сцены из истории гитлеровских концлагерей и японских лагерей для интернированных. Бросался в глаза лозунг: «Мы должны учиться у прошлого, чтобы понять будущее».

Батлер вспомнила, что она видела здесь два года назад…

Масса народа… Песни… Вопросы о политике… Радикальное, громоподобное христианство… И вот в недорогом костюме на сцену, обтянутую красным плюшем, поднимается Джонс и своим теплым оклахомским говорком начинает говорить… Он сплетает воедино радикальное христианство римских рабов в катакомбах и безобразия ФБР, предвещающие фашизм, осуждает бесчувственных индивидуалистов и призывает к общей ответственности. Люди вскакивают, гремит овация…

Церковь утверждала, что с успехом лечит наркоманов, содержит дома для отсталых детей, общественные кухни и общежития, стремясь построить на земле «царство небесное».

Никому и дела не было, когда Джонс представлял свою аудиторию для выступлений сторонников гомосексуализма, когда его хвалил реакционный журналист за отправку в Гайяну 160 карманных воров, когда ему пели дифирамбы «левые»…

Перебежчики, пишет Батлер, жаловались на запугивания? Обычное дело — если вы хотите, чтобы поезда соблюдали расписание, приходится терпеть некоторый авторитаризм… А о «неприятном» Батлер ничего тогда не знала — это свое незнание она очень и очень подчеркивает.

Однажды она проговорила с Джонсом до утра, и в конце встречи тот вынул снимок женщины из Биафры с ребенком, умершим от голода, на руках, и спросил (это был момент из «Великого инквизитора», замечает Батлер):

— Как мог какой бы то ни было бог создать мир, в котором эта мать и это дитя так бы страдали? Какая в этом могла быть цель?

Батлер что-то ответила, но настоящего ответа у нее на было. Это очень понравилось Джонсу — Батлер получила от него много деловых предложений и, прежде всего, предложение написать о нем книгу. Эти предложения Батлер отклонила, но и от мысли писать про Народный Храм тоже отказалась — она теперь часами беседовала по телефону с Джонсом, объясняя ему, что не может же один человек нести бремя, помогая такому множеству подопечных, что и ему самому нужна поддержка, иначе он, как часто бывает с вождями, окажется в изоляции…

От своего увлечения Батлер излечивалась постепенно и, когда узнала о трагедии, то оплакивала не только Джонса, которого знала, но и его неудачу с Джонстауном — о последнем, по ее словам, единственный уцелевший сын Джонса сказал, что это начинание свидетельствовало как о гениальности, так и о паранойе отца. И Батлер, думая об этом человеке, лежащем мертвым в своей земле обетованной в окружении 260 маленьких детей, пишет, что ответ на вопросы Джонса по поводу существования бога представляется ей еще более ненаходимым, чем когда-либо. И, добавлю от себя, пока такие вот «незрячие» журналисты и люди имеются в наличии (ей было сперва мало, скажем, того объявления об исцелениях, которое цитировалось выше, а в итоге оказалось мало сотен трупов, чтобы раскусить Джонса), новые Джонсы могут смело смотреть в грядущее — им конца не будет…

Под микроскопом

Все, что случилось с Джонсом и его экспериментом, так ужасно закончившимся, кажется мне во всех своих основных чертах сходным с тем, что мне, как китаеведу, известно о Китае под властью Мао Цзэдуна. К сожалению, незнание кхмерского языка и труднодоступность сведений лишают меня права на полное уподобление рассмотренной выше социальной клеточки, пораженной «болезнью Джонса», с другим заболевшим обществом — с Кампучией, по поводу которой я приведу лишь одно свидетельство, последние строки которого не кажутся мне ни полемическим приемом, ни преувеличением. Вот что писал в «Правде» от 12 марта 1979 года Рок Самай, генсек ЦК Единого фронта Национального спасения Кампучии:

«В Кампучии в живых осталось всего два врача. Тяжелое положение у нас и с техническими кадрами, учеными, учителями, квалифицированными рабочими. Из строя были выведены все предприятия и почти вся сельскохозяйственная техника. Пропекинская клика „строителей нового мира“ уничтожила библиотеки и кинотеатры, театры, школы и вузы. Были „ликвидированы“ жизненно важные в любом государстве общественный транспорт, средства связи, телевидение, а также банковские учреждения, рынки, вообще товарноденежное обращение… Главный удар был обрушен на города, на интеллигенцию, на культуру и прекрасные традиции нашего народа.

Свыше 3 миллионов жителей Пномпеня и других городов были принудительно выселены в деревни и загнаны в так называемые трудовые бригады — разновидность концлагерей. Много людей погибло в пути либо потом от голода, болезней или было просто физически уничтожено. Эти чудовищные преступления демагогически прикрывались лозунгами „социалистической революции“, „полного уничтожения классов и социальных пережитков“. Варварский эксперимент клика Пол Пота — Иенг Сари проводила в основном над трудящимися города, в том числе и пролетариата, от имени которого она якобы выступала.