Седьмая чаша - Сэнсом К. Дж.. Страница 110

— Войдите! — твердым голосом проговорил лорд Хартфорд.

В кабинет вошел Барак. Когда нужно, этот хитрец умел изобразить покорность, вот и теперь он потупился и опустил голову под требовательным взглядом лорда Хартфорда.

— Простите, что помешал вам, милорд, — заговорил он, — но только что пришел Джанли, охранник из таверны Локли. Они нашли его.

— Живым? — спросил Харснет, и лицо его озарилось надеждой.

— Нет, сэр. Мертвым.

Барак обвел взглядом вельможную компанию и добавил:

— В старом монастыре Чартерхаус. Характер его смерти указывает на то, что он стал шестой жертвой.

Лорд Хартфорд словно стал ниже ростом и закрыл лицо ладонью.

— Кто об этом знает?

— Никто из представителей власти, милорд. Пока никто.

— Шардлейк, Харснет, отправляйтесь туда.

— Я тоже хочу поехать с ними, — заявил сэр Томас.

— Хорошо, — согласился лорд Хартфорд и поочередно посмотрел на каждого из нас. — Он заставил всех нас плясать под его дудку. Увидим ли мы когда-нибудь, как он пляшет джигу на конце веревки?

Глава 36

Дождь не прекращался в течение всего времени, пока мы ехали в Чартерхаус. Я то и дело смахивал капли с глаз и громко, чтобы перекричать стук копыт, расспрашивал охранника Джанли о том, что произошло. Остальные, стараясь не пропустить ни слова, прислушивались к нашему разговору, а иногда и сами задавали вопросы. Мы скакали, не жалея лошадей, по улицам, превратившимся в трясину, поэтому наши сапоги и бока животных были заляпаны грязью.

— Нынче утром в таверну «Зеленый человек» прибежал сторож заброшенного аббатства, — рассказывал Джанли. — Там уже давно никто не живет, кроме него самого и семьи Бассано, итальянских музыкантов, которых выписал король. Они обустроили под жилище бывшие монашеские кельи.

— Больше там точно никого нет? — спросил Сеймур.

— Нет, сэр. Это место используется под склад королевского охотничьего снаряжения и костюмов для маскарадов. Самого сторожа в таверне знают как безнадежного пьяницу. Он частенько заявлялся в «Зеленого человека» и напивался там как свинья, после чего Локли и миссис Бьюнс приходилось едва ли не взашей выгонять его. Одна из его немногих обязанностей состояла в том, чтобы открывать и закрывать заслонку водопроводной станции для стока воды по трубам, проложенным под домами на площади. Он часто забывал это делать, и тогда местным жителям приходилось отправляться в старый монастырь, чтобы напомнить ему об этом.

— Кстати, окрестные жители знают про убийство? — поинтересовался Харснет.

— Нет, сэр. Сторож прибежал час назад и принялся что-то лепетать о наводнении и мертвом человеке в канализации. Он считал, что я какое-то официальное лицо, и сказал, что мертвец — не кто иной, как Локли. Я отправил его восвояси, а сам поспешил в офис коронера, как мне и было приказано на тот случай, если что-то произойдет.

Покосившись на охранника, я заметил, что молодой человек выглядит уставшим и напряженным.

— Вам удалось сохранить в тайне то, как была убита миссис Бьюнс? — спросил я.

— Ага. Всем, кто этим интересовался, я рассказывал, что объявился Локли, прикончил бедняжку и снова смылся. При этом я намекал, что тут замешаны деньги. А интересовались многие: и соседи из местных, и бывшие клиенты таверны.

— Отлично. Вы просто молодец.

— Я хотел бы уехать вместе с моей семьей. У меня из головы не выходит та бедная женщина, лежащая на полу. Особенно по ночам.

— Она была всего лишь содержательницей трактира, — проворчал сэр Томас. — Нужно радоваться, что на ее месте не оказался кто-нибудь поважнее, иначе огласки было бы не избежать.

И вот наконец Чартерхаус-сквер. Проехав по тропинке между деревьями, прикрывающими древний чумный погост, мы миновали старинную церковь. Ее дверь была закрыта. Нищие, должно быть, отправились заниматься своим промыслом куда-нибудь в город. В стену длинной кирпичной стены разогнанного монастыря была вделана коновязь, и мы привязали к ней наших лошадок. Сэр Томас брезгливо поглядел на свои выпачканные грязью нарядные чулки.

Джанли громко постучал в ворота. Вскоре послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. На нас испуганно уставился мужчина средних лет, с красным лицом и носом в мраморных прожилках.

— Я привел людей, которые хотели бы взглянуть на тело, Падж, — вежливо проговорил Джанли.

Сторож с сомнением посмотрел на нас.

— Им придется спуститься в канализацию. И я не знаю, как вы станете вытаскивать его оттуда. Труп каким-то образом прикрепили к сливным воротам, и он не позволяет им открыться. Он совершенно голый. — Голос сторожа взлетел. — Это ужасно! Почему кому-то понадобилось это делать? Зачем?

— Оставь это нам, приятель, — по-свойски проговорил Барак.

Миновав руины древнего монастырского храма с выбитыми окнами и разрушенной кровлей, мы оказались на большом квадратном дворе, поросшем травой. Посреди двора стояло сооружение в виде восьмиугольника, под медной крышей и с кранами по бокам.

Видимо, это и был старый монастырский водопровод, который питали ручьи Ислингтона. Он давал монахам воду и служил для промывки канализационных труб, проходивших под подвалами окрестных домов. По периметру двора возвышались маленькие квадратные постройки, в которых когда-то помещались кельи монахов. К каждому домику примыкал крохотный клочок земли. С поникших ветвей деревьев стекала дождевая вода. Давным-давно здесь царили мир и покой. Монахи аббатства Чартерхаус вели уединенную жизнь в своих кельях, расположенных вокруг центрального двора, — уникальное архитектурное решение для монастырей той поры. Каждая келья была снабжена толстой деревянной дверью с висячим замком. Слева от нас находился дом побольше. Его дверь была открыта, а внутри я заметил каких-то людей.

— Я перевел туда семью Бассано, — пояснил сторож. — Они пришли ко мне в сторожку и стали жаловаться на то, что их затопило. Вон, сами взгляните.

Он указал на водопроводную будку. Сквозь щели между керамическими плитками, которыми была выложена земля вокруг нее, с сердитым шипением пробивалась вода. Она уже успела затопить часть поросшего травой пространства между будкой и кельями, и этот участок напоминал болото.

Нас продолжал поливать дождь. Вытерев лицо дрожащей рукой, сторож снова заговорил:

— Я отправился взглянуть на водопроводную будку, где находятся сливные ворота, и увидел тело, зажатое ими. Перегнулся через поручень, чтобы получше рассмотреть лицо. Глядь, а это бедняга Фрэнсис!

— «Шестая чаша высушит воду в Евфрате», — пробормотал я себе под нос и спросил: — Мастер Падж, вы что-нибудь слышали прошлой ночью?

— Нет, — сварливо пробубнил он, — по ночам человек должен спать.

— Только не в том случае, если он сторож! — резко осадил его сэр Томас. — Где сейчас итальянцы?

Падж провел нас к постройке с открытой дверью. Некогда здесь, без сомнения, располагался монастырский зал капитула, поскольку вдоль стен — в точности как в Вестминстерском аббатстве — стояли скамьи. Но это помещение было гораздо меньше и, безусловно, скромнее. Большую часть пространства занимали сундуки и комоды, в которых, вероятнее всего, хранились костюмы и маски для карнавалов, поодаль стояли два тяжеленных манекена с надетыми на них рыцарскими латами, а у стены было навалено с полдесятка турнирных копий.

На лавках, тесно прижавшись друг к другу, сидела небольшая группа людей — четверо мужчин и трое женщин с детьми на руках. Смуглые, темноволосые, они сжимали в руках музыкальные инструменты: лютни, тамбурины и даже одну арфу. Дублеты мужчин и платья женщин были насквозь промокшими, а сами бедняги выглядели перепуганными.

— Кто-нибудь из вас говорит по-английски? — спросил я.

Один из мужчин поднялся.

— Я говорю, — сообщил он с ужасающим акцентом.

— Вы семья Бассано? Королевские музыканты?

— Да, сэр, — поклонился мой собеседник. — Я их слуга, синьор Гранци.