Тайна Спящей Охотницы (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 43

Отец только сверкнул на сына глазами — и тот сразу выскочил из комнаты в коридор.

Петр Андреевич пододвинулся ближе к потомку и стал мощными своими пальцами, вернее жесткими ногтями выбивать дробь на крышке сундука… а сам заговорил.

— Я ведь только по-настоящему и поверил, что это — ты, когда браслетка села… а не рванула тут так, как фугаска… Хотя оно понятно, что рвануть не могло, раз ты из будущего прибыл, такая ведь у времени хитрая арифметика, да? — горячо зашептал прапрадед прямо Киту в лицо, давя табачным перегаром.

Кит догадался: покраснел и вспотел прапрадед, и потряхивало его по одной причине — от волнения и даже пережитого ужаса — а вдруг все-таки аннигилирует, иным словом, рванёт на всю Солнечную систему! — а вовсе не от прошлой выпивки, не было ее… Это — во-первых. А во-вторых, барабанил он звонко по сундуку для того, чтобы создавать звуковые помехи. Значит, перестал бояться одного, а начал страшиться другого. Но желание узнать что-то важное было сильнее страха.

— Типа того, — кивнул Кит.

— У тебя-то еще впереди большие дела. Может, и не увидимся больше, — теперь от напряжения и волнения лишь подрагивая веками и покашливая, шептал прапрадед. — О будущем тебя не спрашиваю. Главное про него — и так понятно, слава Богу. Но о прошлом, может, скажешь пару слов, чтоб мне, инвалиду, не томиться? Может, знаешь что-нибудь… Но коли и тебе сказали, что — военный секрет, то так и скажи. Как-нибудь перетерплю до смерти. Мы-то, как умрем, так и всё узнаем там, а?

— Я и сам мало знаю, — ответил Кит, покусав губы, когда предок напирал на него, допытываясь…

Ему самому страшно хотелось допытаться, кто же всё-таки приходил к предку, из какой реальности.

— Но откуда мы родом, откуда мы такие взялись, тебе уже известно? — прямиком спросил Петр Андреевич.

Такая тяжесть легла на сердце Киту! Не говорить же прямо сейчас, весной сорок второго года, предку — простому москвичу, рабочему человеку с редким даром, — что по отцовской линии… то есть чуть ли отец его родной — не кто иной как, быть может, самый злодейский на свете немец… ну, после Гитлера и прочих страшных гадов в мундирах с черепами и молниями.

— Ну, вроде бы мы от какого-то… типа, великого изобретателя, — неуверенно проговорил Кит. — Только он скрывался от всех. У него самый большой… ну это, талант был, и он боялся, что его заставят создавать оружие. Какое-нибудь самое страшное.

— Так это мне знакомо, — с облегчением заметил дед и даже немного отстранился от Кита, как будто был очень доволен его ответом. — Только скрыться некуда, далеко не убежишь…

Он подумал немного… и стал стучать по сундуку пальцами другой руки, правая устала.

— Чует мое сердце, что я и есть его родной сын, — вдруг с воодушевлением и чуть ли не в полный голос проговорил Петр Андреевич.

Гулко и пугливо бухнуло сердце у Кита, и мурашки пробежали по спине: вот он, что ли, еще один момент истины…

— Я ведь подкидышем рос, — признался Петр Андреевич. — Меня ведь подкинули, вообрази, прямо на паровоз под парами… да, отцу моему новому Андрею Никифорычу. Машинистом он был… С запиской какой-то загадочной… и, подумай, с пачкой ассигнаций, тех еще. Это ж в самом конце еще прошлого века случилось, в последний год… вот считай когда. И от Москвы далече. Под Ревелем. Это уж мне отец на смертном одре признался. А только, что в той записке было, и почему он меня в приют не отдал, так и не открыл… Правда, они до меня с матерью бездетными были. И деньги потом из разных мест долгое время приходили… я уж вырос на них. Видать, от того изобретателя, как разумеешь?

— Наверно, от него, — кивнул Кит и не выдержал. — У нас еще легенда есть…

Кит замолк, заколебался…

— Ну! — строго велел прапрадед.

Теперь Кит наклонился ближе к недальнему родичу, сглотнул всухую и сказал:

— Вроде из Германии он родом был…

Петр Андреевич совсем не удивился и не отшатнулся. Только собрался весь, свел брови.

— Так и думал, — мрачно и мужественно кивнул он. — Вот оно. Сходится. Немец, значит… Только матери потом копились одна за другую наши, да?

И вздохнул, опустил плечи.

— Ох, какая война у нас, Никита… — с болью вздохнул он. — Ох, какая большая. Тройная война!

— Как это, «тройная»?! — изумился Кит.

— Одна вот здесь. Сам видишь. Огромная. Народная… с немцами нынешними бьемся, — железно чеканил Петр Андреевич. — И нам с тобой — это особо тяжкий груз. А другая-то — еще огромнее… хоть, может, без таких страданий и крови, как ныне… да только огромнее, понимай как знаешь. Там она вся! В ней, как понимаю, смысл и судьба не то, что страны нашей… и даже шара земного, а всего мироздания решается.

И обоими указательными пальцами указал вверх и немного в стороны, как бы охватывая этим простым углом весь невидимый сейчас небосвод.

— …и разобраться в ней, кто враг, а кто свой, немыслимо живому человеку, никакого размаха ума не хватит, — добавил Петр Андреевич, поводил взглядом по дощатому потолку, словно выискивая что-то, и шумно, безнадежно выдохнул.

Там, на потолке, как бы секретничали огромные тени прапрадеда и праправнука…

— Это точно, — искренне и безоговорочно согласился Кит.

— …Не разберешься, пока в третьей войне врага не отыщешь и не победишь его, — подкинул предок новую загадку.

— Это какого? — осторожно спросил Кит, видя, что прапрадед ждет вопроса.

— Какого — сам должен определить, — вроде как и не ответил прапрадед, хотя и сказал свои слова очень веско. — А война-то эта — здесь.

И побарабанил пальцами не по сундуку, а по груди своей… получалось, по сердцу.

Уже бывали у Кита такие приливы злости — в минуты всяких непонятностей и неразберихи. И всяких непоняток, от которых крыша едет.

— Я вам нашего общего предка сдал, а вы мне хоть это… намекните, кто к вам приходил оттуда. — И Кит повторил жест двумя указательными пальцами. — Мне тоже разобраться надо.

Петр Андреевич помрачнел, потяжелел, нахмурился.

— Не «к вам», а ко мне… Это ты мне, что ли, прапрадеду родному, как чужому выкаешь? — наехал он на потомка.

Кит понял ошибку… Одного своего деда он не помнил — мамин папа жил в Краснодаре и умер, когда внуку его было пять лет, а другого деда, особо важного, папиного папу, он и вовсе не застал.

— Ну, дед! — взмолился он. — У меня тоже такая война — мозги на вынос. Не знаешь, от кого бежать. Может, от того, что ты сейчас скажешь, что-то прояснится. А то нас за зомби держат, злость берет, честное слово!

— Это еще что за снедь, бомби-жомби эти?! — изумился прапрадед.

И Кит со смаком рассказал, кто такие зомби, с чем их едят и как с ними бороться. Кратенько рассказал, но впечатляюще.

И предок впечатлился…

— Надо ж какая зараза еще на свете заведётся! — хлопнул он себя по колену…

…но не поддался.

— Однако не похоже, чтоб те нас за кукол держат, — покачал он головой и снова поводил взглядом по потолку. — Иначе серой бы от них воняло, как от чертей.

— От кого? — подловил предка Кит.

Петр Андреевич еще хорошенько похмурился, пожался, повздыхал прежде, чем решиться.

— Ладно, двум смертям не бывать, а на семь бед — один ответ, — махнул он рукой, оцепенел на миг, огляделся опасливо и… что?

Что-что! Снова застучал ногтями по сундуку.

— Расскажешь — сказка выйдет, — начал он с предупреждения. — Я ведь, как немец попёр на нас прошлым летом, так голову сломал. Извелся весь в мыслях: раз у меня ложки… а то и ломы в руках гнутся, коли рассержусь, и иголку патефонную я безо всякого станка пальцами, как цигарку, слепить способен, так должен же я что-то такое придумать, чтоб и мессеров да хенкелей без зениток валить… чтоб крылья у них обвисали на дистанции и винты плавились на лету. Да ведь руками до них не дотянешься… И тут однажды словно заснул на работе, заготовку испортил, зато, как есть, озарение нашло! Прямо увидел, как древние говорили, на воздусях перед глазами эту самую браслетку. И как сделать её и из чего. Такой сплав свинца, почти как в типографиях для шрифтов… Эх, недаром алхимики в древности чуяли, что из свинец в золото можно перелить!