Схождение во ад - Молчанов Андрей Алексеевич. Страница 30

Узкий подбородок старца подергивался от смеха, водянистопрозрачные глаза сияли задором какого-то сатанинского веселья, и тут в морщинисто-дряблой маске, являвшей лицо незваного гостя, угадались знакомые, страшные черты покойного штандартенфюрера Краузе...

- Я не мог умереть, не повидавшись с тобой, милый Роланд, - произнесло привидение, и уголок нижней губы его пополз вниз, обозначая подобие улыбки. - Но даже и не столько с тобой, сколько с моим любимым портфельчиком...

Роланд проглотил горький колючий ком, застрявший в схваченном судорогой горле.

Внезапно его обуял какой-то животный страх, вернувшийся как бы из детских кошмаров, когда ему мерещилось неотвратимое падение с высоты на торчащие из покрывшего тумана далекую землю чугунные пики.

Давно похороненный в памяти образ этого жуткого сновидения сейчас возвратился к нему зловеще и зримо; он хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему; обморочная слабость овладела всем существом, и неожиданно поплывший перед глазами мрак он воспринял с тем же облегчением, с каким когда-то выныривал в уютную солнечную реальность детской спаленки из липкой, смертной духоты ночного кошмара.

РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ

Перебежчика-араба решили поселить в небольшом городке под Вашингтоном - в частном доме, принадлежавшим ЦРУ, что находился в секторе, охраняемом специальной местной службой безопасности.

Таким образом, исключались все и без того маловероятные его контакты с кем-либо, но Ричарду теперь ежедневно приходилось мотаться в пригороды, контролируя своего подопечного и устраивая встречи с ним разнообразных экспертов, дотошно выжимавших из "объекта" всю полезную информацию, которой тот располагал.

Сегодняшний день посвящался ключевому мероприятию: перебежчик, сразу же после беседы с психологом, должен был пройти испытание на полиграфе, размещавшимся в одной из муниципальных клиник, где разведовательное ведомство арендовало для своих целей верхний этаж.

Пациенты клиники, равно как и медперсонал, естественно, даже не представляли, что за "научная лаборатория" располагается за снабженной специальными кодовыми замками дверью, за которой скрывались ничем не примечательные, молчаливо-корректные люди в халатах врачей.

Вероятно, в такой же нераспознаваемой близости от мира людей, находятся, по утверждениям посвященных мистиков, иерархии ада, чья сущность в той или иной мере имеет свое отражение как в самой деятельности каких-либо спецслужб, так и в тех, кто деятельность подобного рода осуществляет.

Почтить своим присутствием процедуру "прокачки" араба Ричарду не довелось: тонюсенько запищал пэйджер, пристегнутый к брючному ремню и на табло высветился номер телефона шефа, с которым он незамедлительно связался, получив приказ передать подопечного другому офицеру, а самому же срочно прибыть в контору.

Там Ричарда ожидало ошеломляющее известие: в Нью-Йорке вчера скончался отец...

- У тебя тяжелый год, - сочувственно коснулся его плеча немногословный начальник, видимо, имея в виду мороку недавнего развода и драму дня сегодняшнего. - Поезжай, разбирайся там... С делами управимся без тебя.

Впрочем, никаких особенных нагрузок в последнее время на Ричарда и не возлагалось, за исключением, разве, опеки над арабом и разбора малозначительной бумажной волокиты, касавшейся уже закрытых направлений работы.

Скудость своих текущих рабочих планов он находил настораживающестранной, и о причинах этакой синекуры, внезапно сменившей плотный каждодневный график, всерьез задумался по дороге в Нью-Йорк.

Что это - недоверие? Или же у начальства появились планы перевода его в иной департамент?

Все началось примерно с месяц назад; кстати, после того, как и сам он прошел проверку на полиграфе, хотя представилась она ему закономерной, планово-необходимой; аспекты его возможной изменнической деятельности затрагивались в стандартных, никакой особенной спецификой не отличавшихся вопросах; реакции он проявил, как ему казалось, отменные; однако чутье - категория, в общем-то, мистическая, но в его профессии весьма объективная, подсказывало: вокруг него начинается какая-то возня, причем, хвост этой возни мелькал, что называется, в разных углах.

Детали некоего неблагополучия окружавшей его обстановки проявлялись неотчетливо, однако он, как и тот же детектор лжи, остро чувствовал еле заметные отклонения от привычной нормы даже в мелочах: в мимике и интонациях некоторых собеседников, определенных реакциях на его предложения по тому или иному вопросу...

Но даже если он в чем-то и подозревается, претензий ни к кому не предъявишь, ибо недоверие ко всему и ко всем основа основ любой секретной службы, находящейся в постоянной конфронтации не только с очевидными своими противниками, но зачастую и с коллегами из дружеских, казалось бы, соседних ведомств...

Кстати!

Он убрал руку с руля, набрав кнопками телефона номер коммутатора нью-йоркского отделения ФБР, где в службе контрразведовательных операций работал его ближайший дружок Алан, бывший соратник по прежней работе с советской эмиграцией, кто так и остался в известном Ричарду кабинете, чьи окна выходили на шумный Бродвей...

И пока телефонистка, выслушав сообщенный ей четырехзначный код, соединяла его с затребованным абонентом, Ричард словно воочию увидел знакомый небоскреб на Федералплазе, ветерана ФБР старика Джорджа, сидевшего в стеклянной кабине бюро пропусков на первом этаже; аквариум небольшого холла-простенка между входами в лифты и, наконец, знакомый этаж, где на темно-синем фоне золотом сияли буквы: "Intelligence Department".

Коммутатором пришлось воспользоваться по причине регулярных изменений "прямых" телефонов Алана, вызванных "отработкой" определенного оперативного ресурса. Что же касается телефонистки, то для нее Алан именовался Джоном.

- Умер отец, - сообщил Ричард, после обмена стандартными приветствиями и, выслушав участливые соболезнования, продолжил:

- Через час я буду в Лонг-Айленде. Что у тебя относительно сегодняшней программы на вечер?

- Полностью к твоим услугам.

- Спасибо... Джон.

Остаток дня заняли переговоры с похоронным бюро, с паталогоанатомом, констатировавшим смерть от обширного инфаркта, с менеджером банка, где находились сбережения отца, и в пустой теперь дом на Лонг-Айленде Ричард попал только к вечеру, где его тотчас атаковали звонки от приятелей отца, от владельца дома, готового вернуть половину депозита за аренду в случае, если Ричард вывезет все ему необходимые вещи в течение трех дней и - предлагавшему по сходной цене приобрести остающуюся посуду и мебель.

После зашел сосед - молодой парень, желавший приобрести ныне беспризорную яхту и место на причале.

Вскоре Ричард не без озлобления понял, что погружается в какую-то коммерческую пучину, где сам факт смерти единственного ему родного человека выступает, как нечто условное и абсолютно уже непринципиальное, отраженное лишь в деликатности тона, с каким вносились те или иные деловые предложения. И за всем этим, как он вдруг остро почувствовал, скрывалась именно та суть американского образа жизни, что была столь неприемлема для отца, причем, неприемлема органически, в отличие от него - воспринимавшего подобный подход к бытию, если и с неприязнью, то умозрительной, ведь он вырос именно здесь, впитав в себя с американским воздухом все положения и нормы, основанные на принципе "не успел - опоздал".

Бродя по дому с трубкой радиотелефона в руке, Ричард раздумывал, что из наследства отца ему взять с собой Вашингтон? Разве - семейные фотографии и документы?.. Ну, еще памятные ему с детства вещицы и столовое серебро. Да!коллекцию спиннингов - ее отец собирал всю жизнь. Вот, пожалуй, и все.

Среди бумаг он обнаружил и метрику отца, и документ на право собственности, касающийся особняка в Карлсхорсте, что представился ему весьма перспективным...

Вскоре он собрал средних размеров спортивную сумку, уместившуюся в багажнике "Форда".