Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 4
— Ключ? — едко переспросил Рокот.
И вдруг горло прошило холодом.
Священный покой. Животные страсти. Жизнь. Тепло. Ключ к сердцу Сарима. Иней на ресницах Лилу.
— Так это из-за них?! — Рокот выбросил холстину с серебряными раструбами на стол и сдавил рык так, что голос прозвенел не гневом, а презрением.
— Ты вынул ключи из шёлка?! — Слассен округлил глаза и прикрыл рот узкой ладонью.
Рокот сладко улыбнулся:
— Зачем оборачивать шёлком «ключи к сердцу Сарима»? Они же не запятнаны магией?
— Пути Сарима неисповедимы. — Слассен благоговейно сложил ладони лодочкой передо лбом, затем поднял их над головой и раскрыл, выливая священный покой. — Такова воля божия.
— Такова воля Ериха. — Рокоту хотелось кричать: «Что оно сделало с Лилу?! Как оно это сделало?», но в разговоре с настоятелем дворцового храма каждое неосторожное слово может слишком дорого стоить. — И как же действует это… чудо?
Слассен только передёрнул острыми плечами под тонкой хламидой.
— На то оно и чудо. Мы не должны понимать. Мы должны верить, доставить их в лес и закрепить в шпиль каждого нового храма.
— Но почему мы не делимся этим «чудом» с жителями славного Ерихема? — наклонился вперёд Рокот.
— Такова воля божия, — невозмутимо повторил Слассен.
Рокоту осточертели эти танцы и интриги, когда он чуть не потерял Лилу!
— Сегодня, во время вечерней молитвы, моей дочери стало плохо. Ключи не были в шёлке. Это из-за них?
Слассен трижды моргнул, пристально глядя ему в глаза.
— Из-за ключей? Чушь. Должно быть, женское недомогание. В её возрасте моя сестра порой жутко страдала.
Рокот молчал и, кажется, слышал скрип собственных зубов. Любое слово, которое он мог сейчас выплюнуть в лицо храмовника, стало бы последним его словом в роли главнокомандующего и защитника святой веры.
Нельзя. Времена безрассудства давно прошли.
Слассен поднялся и набросил капюшон хламиды.
— Никто не должен знать о ключах — только ты. Ты проводник божьей воли в этом походе.
— Я проводник воли Ериха, — прошипел Рокот.
Веришь ли ты делам своим больше, чем священным книгам?
— Ерих Великий верит тебе как самому себе.
Готов ли перед богом ответить за приказы монарха?
— Раз уж сам Ерих верит. — Рокот смиренно склонил голову.
Храмовник торжествующе улыбнулся и поспешил к выходу. Рокот последовал за ним, помог накинуть плащ.
— Почему ты не объяснил всё в казармах? — не удержался Рокот.
Храмовник высвободил руку из бесчисленных складок, поправил капюшон и безмятежно улыбнулся.
— У каждой стены есть уши. Твоя семья много лет надёжно хранит твои тайны. Не так ли? Ерих доверяет Мирте куда больше, чем обитателям казарм. Разве за всеми уследишь? К тому же зная, что рискуешь ты семьёй, Ерих верит тебе даже больше, чем самому себе.
Не мигая, Рокот продолжал смотреть на Слассена. Жар поднимался из груди и волнами расходился по телу. Все эти годы Ерих знал его тайну о магии? Знал и хранил, чтобы использовать с выгодой. Теперь всего лишь представился случай.
— Мир и покой, — дружелюбно поклонился храмовник и скрылся в промозглой темноте.
Рокот плотно закрыл дверь и прижался лбом к холодному дереву. Захотелось исчезнуть.
Позади зашуршала юбка.
— Ты всё слышала? Да, я снова ухожу в поход. — Рокот резко обернулся и стремительно подошёл к Мирте.
— Снова на десять лет?
— Нет, я вернусь к осени. Четыре ключа — это всего лишь четыре храма.
— Всего лишь четыре храма для тех, кому и вовсе они не нужны?
Он крепко прижал её к себе, вдохнул тёплый запах дома и прошептал:
— Я вернусь к осени. Никому не говори о том, что сегодня случилось и о том, что ты услышала. Ничего не бойся. Мы несём свет Сарима в лес. Мы строим храмы. Только и всего.
Он резко отстранился и отошёл к окну. По слюдяным кругляшкам всё так же стекала вода. Фонари погасли.
— Ты веришь в это дело? — тихо спросила Мирта.
Рокот долго молчал, провожая взглядом каждую новую каплю дождя.
— Как Лилу? — вместо ответа спросил он.
— Лучше. Согрелась и крепко уснула, — без дрожи в голосе ответила Мирта.
— Я обязательно вернусь.
Мирта крепко прижалась к его спине и обняла доверчиво, как только что обнимала Лилу.
— Ничего никому не говори, — по слогам повторил Рокот и вздохнул спокойно, только когда она уверенно кивнула.
--3--. Белянка
Взмах берёзовой метлы — лежалая трава в сторону, взмах — и чернеет земляной пол. Заметная работа всегда радовала Белянку: куда веселее убирать, когда сора скопилось много. А уж наряжать избу первоцветами в канун Нового лета — одно удовольствие!
Пахло небом. Сырой ветер, напоенный талой водой, рвался в раскрытые ставни, надувал штопаные занавески. На перемёте раскачивались пучки трав, завывали щели между рассохшихся за зиму брёвен. Подхватив левой рукой кадушку с водой, Белянка плеснула через край и продолжила мести.
— Эй, подол зальёшь! — Ласка подняла босые ноги на лавку и подтянула зелёный сарафан, расшитый понизу жёлтыми одуванчиками. — Подарок матушки, к празднику!
Подарок матушки...
Матушка Белянки лет десять назад ушла на запад. Отец погоревал-погоревал да и отдал дочку в ученицы тётушке Мухомор, а сына Ловкого воспитал сам — с мальчишкой-то яснее. Белянка здесь выросла, но домом избушка ведуньи ей так и не стала.
Ласка продолжила с упоением расчёсываться: глубоко разделяя гребнем смоляные пряди, плавно проводила до кончиков, потом вскидывала острый локоть — и волосы густой волной укрывали спину, а она снова поднимала гребень к затылку. Белянка невольно залюбовалась: брови изгибаются коромыслами, ресницы трепещут крыльями бабочки, а на подбородке такая мягкая ямочка… У самой-то ни бровей, ни ресниц не сыскать — светлые как пересохшая солома.
— Что уставилась глазами побитой собаки? — задрала нос Ласка и усмехнулась.
Будто она тут хозяйка! Раз младшенькая Боровиковых, которых пол-деревни, то можно зарываться?
— Тётушка Мухомор тебя просила на стол накрыть, — осторожно напомнила Белянка.