Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 4

— Ключ? — едко переспросил Рокот.

И вдруг горло прошило холодом.

Священный покой. Животные страсти. Жизнь. Тепло. Ключ к сердцу Сарима. Иней на ресницах Лилу.

— Так это из-за них?! — Рокот выбросил холстину с серебряными раструбами на стол и сдавил рык так, что голос прозвенел не гневом, а презрением.

— Ты вынул ключи из шёлка?! — Слассен округлил глаза и прикрыл рот узкой ладонью.

Рокот сладко улыбнулся:

— Зачем оборачивать шёлком «ключи к сердцу Сарима»? Они же не запятнаны магией?

— Пути Сарима неисповедимы. — Слассен благоговейно сложил ладони лодочкой передо лбом, затем поднял их над головой и раскрыл, выливая священный покой. — Такова воля божия.

— Такова воля Ериха. — Рокоту хотелось кричать: «Что оно сделало с Лилу?! Как оно это сделало?», но в разговоре с настоятелем дворцового храма каждое неосторожное слово может слишком дорого стоить. — И как же действует это… чудо?

Слассен только передёрнул острыми плечами под тонкой хламидой.

— На то оно и чудо. Мы не должны понимать. Мы должны верить, доставить их в лес и закрепить в шпиль каждого нового храма.

— Но почему мы не делимся этим «чудом» с жителями славного Ерихема? — наклонился вперёд Рокот.

— Такова воля божия, — невозмутимо повторил Слассен.

Рокоту осточертели эти танцы и интриги, когда он чуть не потерял Лилу!

— Сегодня, во время вечерней молитвы, моей дочери стало плохо. Ключи не были в шёлке. Это из-за них?

Слассен трижды моргнул, пристально глядя ему в глаза.

— Из-за ключей? Чушь. Должно быть, женское недомогание. В её возрасте моя сестра порой жутко страдала.

Рокот молчал и, кажется, слышал скрип собственных зубов. Любое слово, которое он мог сейчас выплюнуть в лицо храмовника, стало бы последним его словом в роли главнокомандующего и защитника святой веры.

Нельзя. Времена безрассудства давно прошли.

Слассен поднялся и набросил капюшон хламиды.

— Никто не должен знать о ключах — только ты. Ты проводник божьей воли в этом походе.

— Я проводник воли Ериха, — прошипел Рокот.

Веришь ли ты делам своим больше, чем священным книгам?

— Ерих Великий верит тебе как самому себе.

Готов ли перед богом ответить за приказы монарха?

— Раз уж сам Ерих верит. — Рокот смиренно склонил голову.

Храмовник торжествующе улыбнулся и поспешил к выходу. Рокот последовал за ним, помог накинуть плащ.

— Почему ты не объяснил всё в казармах? — не удержался Рокот.

Храмовник высвободил руку из бесчисленных складок, поправил капюшон и безмятежно улыбнулся.

— У каждой стены есть уши. Твоя семья много лет надёжно хранит твои тайны. Не так ли? Ерих доверяет Мирте куда больше, чем обитателям казарм. Разве за всеми уследишь? К тому же зная, что рискуешь ты семьёй, Ерих верит тебе даже больше, чем самому себе.

Не мигая, Рокот продолжал смотреть на Слассена. Жар поднимался из груди и волнами расходился по телу. Все эти годы Ерих знал его тайну о магии? Знал и хранил, чтобы использовать с выгодой. Теперь всего лишь представился случай.

— Мир и покой, — дружелюбно поклонился храмовник и скрылся в промозглой темноте.

Рокот плотно закрыл дверь и прижался лбом к холодному дереву. Захотелось исчезнуть.

Позади зашуршала юбка.

— Ты всё слышала? Да, я снова ухожу в поход. — Рокот резко обернулся и стремительно подошёл к Мирте.

— Снова на десять лет?

— Нет, я вернусь к осени. Четыре ключа — это всего лишь четыре храма.

— Всего лишь четыре храма для тех, кому и вовсе они не нужны?

Он крепко прижал её к себе, вдохнул тёплый запах дома и прошептал:

— Я вернусь к осени. Никому не говори о том, что сегодня случилось и о том, что ты услышала. Ничего не бойся. Мы несём свет Сарима в лес. Мы строим храмы. Только и всего.

Он резко отстранился и отошёл к окну. По слюдяным кругляшкам всё так же стекала вода. Фонари погасли.

— Ты веришь в это дело? — тихо спросила Мирта.

Рокот долго молчал, провожая взглядом каждую новую каплю дождя.

— Как Лилу? — вместо ответа спросил он.

— Лучше. Согрелась и крепко уснула, — без дрожи в голосе ответила Мирта.

— Я обязательно вернусь.

Мирта крепко прижалась к его спине и обняла доверчиво, как только что обнимала Лилу.

— Ничего никому не говори, — по слогам повторил Рокот и вздохнул спокойно, только когда она уверенно кивнула.

--3--. Белянка

Взмах берёзовой метлы — лежалая трава в сторону, взмах — и чернеет земляной пол. Заметная работа всегда радовала Белянку: куда веселее убирать, когда сора скопилось много. А уж наряжать избу первоцветами в канун Нового лета — одно удовольствие!

Пахло небом. Сырой ветер, напоенный талой водой, рвался в раскрытые ставни, надувал штопаные занавески. На перемёте раскачивались пучки трав, завывали щели между рассохшихся за зиму брёвен. Подхватив левой рукой кадушку с водой, Белянка плеснула через край и продолжила мести.

— Эй, подол зальёшь! — Ласка подняла босые ноги на лавку и подтянула зелёный сарафан, расшитый понизу жёлтыми одуванчиками. — Подарок матушки, к празднику!

Подарок матушки...

Матушка Белянки лет десять назад ушла на запад. Отец погоревал-погоревал да и отдал дочку в ученицы тётушке Мухомор, а сына Ловкого воспитал сам — с мальчишкой-то яснее. Белянка здесь выросла, но домом избушка ведуньи ей так и не стала.

Ласка продолжила с упоением расчёсываться: глубоко разделяя гребнем смоляные пряди, плавно проводила до кончиков, потом вскидывала острый локоть — и волосы густой волной укрывали спину, а она снова поднимала гребень к затылку. Белянка невольно залюбовалась: брови изгибаются коромыслами, ресницы трепещут крыльями бабочки, а на подбородке такая мягкая ямочка… У самой-то ни бровей, ни ресниц не сыскать — светлые как пересохшая солома.

— Что уставилась глазами побитой собаки? — задрала нос Ласка и усмехнулась.

Будто она тут хозяйка! Раз младшенькая Боровиковых, которых пол-деревни, то можно зарываться?

— Тётушка Мухомор тебя просила на стол накрыть, — осторожно напомнила Белянка.