Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 43
Плотная ткань плаща кутала полумраком, отрезала от целого мира.
Стел прервал поцелуй с огромным трудом и приподнялся.
Распахнутыми, её ресницы были ещё прекраснее. А от глубокого взгляда тёмно-каштановых глаз бросало в жар. Или это огонь снаружи?
— Мы живы! Живы! — воскликнул Стел. — Значит, ты отпустила его? И вытащила нас!
Хотелось хохотать навзрыд.
Она зажмурилась и тяжело вздохнула:
— Вытащила нас тётушка Мухомор. Я предала её, а она нас спасла.
— Но ты же разрушила приворот? — вскинул брови Стел. — Иначе никто бы не спас нас…
— Разрушила, — она коротко кивнула и открыла глаза — переполненные дикой смесью сожаления, боли, насмешки и чего-то неуловимо-огненного. Желания жить?
— Кто ты? — нахмурилась она.
Закономерный невинный вопрос. Но он вернул мир с головы на ноги.
— Посланник из городов, — коротко ответил Стел. — И нам пора бежать от огня.
— Нет, — мотнула она головой. — Теперь я не сбегу. Когда она спасла меня — я не сбегу. Я должна остановить пожар. Сгореть, но остановить.
Стел откинул плащ и рывком поднялся на ноги.
Останавливать было нечего. Пламя погасло. Плотный дым клубился над пепелищем и недогоревшими остовами деревьев.
— Не судьба тебе сегодня погибнуть, — радостно заявил Стел: её растерянность отчего-то здорово его веселила.
Она кивнула, посмотрела на его губы — к её округлым щекам хлынула кровь — и небрежно поправила волосы:
— Я и вправду прекрасна?
Стел кивнул, выдерживая её обжигающий взгляд. Как объяснить, что поцелуй был лишь кратчайшим путём к её душе?
Она поднялась на носочки, обхватила себя руками за плечи, перекатилась на пятки. В глазах мелькнула тоска, но вдруг девушка расхохоталась низким бархатистым смехом.
— Да не бойся! Тебя не приворожу! — Печаль исчезла, будто по приказу. Тёмные дуги бровей резко взлетели вверх, а губы изогнулись в улыбке бывалой соблазнительницы — Стел никогда бы не поверил, что это она целовалась так нежно и так трогательно неумело!
Резко развернувшись, она хлестнула его по лицу волосами, пропахшими дымом, но потом оглянулась твёрдо произнесла:
— Спасибо.
— Не за что, — он пожал плечами.
— Но никогда никому не говори, что ты сделал, — тёмные глаза яростно блеснули. — Никогда и никому. Слышишь?
— Обещаю, — улыбнулся он.
В ответ она лишь подмигнула и убежала прочь, так и не назвав своего имени.
На губах стыл запах шиповника, но сладкое томление во всём теле навязчиво возвращало привкус мёда и абрикосов. И немного вишнёвой косточки.
--25--. Белянка
Сон взорвался истошным криком. По рукам и ногам острыми языками пламени поднимался ужас. Страдания сотен и сотен жизней распирали голову.
— Бегом! В деревню! — ярко вспыхнули мысли ивы пополам с голосом тётушки Мухомор.
Белянка вскочила на ноги. Виски пульсировали жгучей болью, во рту пересохло. Запах страха бушевал повсюду, резал сердце и плавил мысли.
— Скорее!
Не разбирая дороги, она бросилась в лодку, рванула привязь и толкнулась веслом, правя к стремнине. Мысли путались, метались перепуганными мошками.
— Вон она! — крик Ласки сорвался в девчоночий визг. — В лодке!
Паника через край плескалась по Большой поляне: плакали дети, взрослые бестолково бегали, блеяли козы, кудахтали куры, зерно сыпалось из рваных мешков, из разбитых бочек текло вино.
— Хватайте детей и скот, укрывайтесь у воды! — кричал Ловкий. — Бросайте добро и землянки!
Но его никто не слушал — со всех сторон неслось:
— Пожар! Пожар!
Лесной Пожар.
Древнейший и безжалостный враг.
— Скорее! — тётушка Мухомор ухватила учениц за руки и потащила прочь. — Огонь рядом! Чужаки пустили вестника вперёд!
— Не может быть… — выдохнула Белянка.
Недавние слова прошелестели подступающим дымом:
— Я пока не могу поверить тебе…
— Может, оно и к лучшему…
Мелкая дрожь поднималась от могучих корней леса через пальцы ног, по костям и в самое сердце. Жар из глубин родовой памяти опалял каждую нить души. Немел язык, слезились глаза, воздух застревал в горле.
Она никогда не видела Лесной Пожар.
Но она знала.
И боялась.
— Помните: огонь — всего лишь чистое и простейшее тепло! — прокричала тётушка Мухомор. — И помните — кто вы! Помни — кто ты!
Лба быстро коснулись сухие губы, дохнуло извечной душицей и мелиссой, мягкая ладонь с силой толкнула в спину:
— Да пребудет с вами Лес, доченьки! Бегите!
И Белянка побежала, не разбирая дороги, навстречу пламени.
А на лбу благословением стыл тёплый поцелуй.
С каждым шагом воздух всё яростнее опалял кожу, обжигал глотку. Где-то далеко слева затерялась Ласка, где-то справа за пригорком скрылись Горлица и тётушка Мухомор. Белянка осталась одна, заблудилась в густом дыму. Острые камни и травы резали босые ноги — сапожки остались в лодке.
Разве можно сейчас думать о сапожках?
Позади содрогается Лес плачем детей и истошными воплями взрослых, и чем дальше от деревни — тем громче, будто каждый листок, каждая веточка усиливает крик. Будто стонет сам Лес.
Впереди по-змеиному шипит огонь, взвивается неприступной стеной, норовит поглотить. С грохотом падают столетние исполины. Сухими лучинами вспыхивает тощий орешник. В небо взлетают стайки галок, взрезая пронзительными криками кромешный ужас.
Полыхнула берёза. Рядом — только руку протянуть. Ветер обжёг лицо, запахло палёными волосами.
Белянка остановилась, пошатнулась, застыла — дальше пути нет. Ноги невольно шагнули назад. Потом ещё. И ещё.
Вся сила воли ушла на то, чтобы замереть — первобытный ужас гнал прочь, прочь от безумной стихии, пожирающей всё и вся на своём пути. Бежать! Бежать, что есть сил. Спастись, спрятаться, укрыться…
Но где укрыться от Лесного Пожара?
Можно сбежать. Струсить, выжить любой ценой. Но тогда сгорит деревня. Сгорит Дом. Сгорит Лес.
Белянка закрыла глаза, глубоко вдохнула, до боли в груди, зарылась пальцами ног в лесную подстилку, коснулась земли. Бесконечной, живой, влажной и плодородной.
— Помоги мне, Лес. Поделись силой.
Ноги словно пустили глубокие корни, и Белянка потянулась за ними, выдыхая до отказа, до последнего глотка живительного воздуха, стекая вниз, сливаясь с Землёй.
И та откликнулась, всколыхнулась, вздрогнула, и тоненькой струйкой сквозь кожу просочилось тепло, смешалось с кровью, хлынуло к сердцу, вытесняя сомнения и страх. С каждым вдохом и выдохом поток становился мощнее, сильнее кружилась голова и расправлялись плечи.
Сила пьянила, бурлила, жила. Тяжёлая, спокойная сила матушки-Земли. Горбит горы, зазубривает скалы и разверзает бездны, прорастает хрупкими былинками по весне и день за днём возрождается из праха. Сила жизни. Сила Леса.
Белянка распахнула глаза.
Вот теперь можно поспорить с огнём на равных.
— Убирайся прочь! — во всю глотку закричала она и вскинула раскрытые ладони. Упругой волной пронеслось сжатое тепло, опустошив до капли тело.
Огонь не дрогнул. Лишь разгорелся яростнее, поглотив подарок в мгновение ока.
Не может быть! Как бороться с тем, что пожирает тепло?
Страх с новой силой сжал горло. Под ногами горела сухая трава. Белянка отступила на несколько шагов, не отворачиваясь от врага, и вновь зарыла ноги в землю. Медленно, неохотно потекла сила. Сомнения путали мысли.
— Огонь — всего лишь чистое и простейшее тепло! — прошелестело в высоких кронах.
Огонь. Первоисток тепла и света. Суть солнца, жизни и смерти. Любую преграду превращает в силу, не останавливается ни перед чем и всегда добивается цели. Если не убивает, то согревает и дарует жизнь. Огонь. Ему можно противопоставить хоть всю силу мира — лишь запылает ярче.
Огонь — всего лишь простейшее тепло.
Как просто!
Тепло — это то, с чем лучше всего умеют обращаться ведуньи!
Белянка улыбнулась внезапному озарению, раскинула руки, распахнула душу, приглашая в объятия Огонь.