Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 42

За то, что я сделал, и за то, что мог бы сделать, но не стал».

Ветер взвился к небу и обрушился на деревья, зазвенел берёзовыми серёжками, будто рассыпал пригоршню сухих горошин. Сквозь туман пробивалось солнце, золотило клейкие по весне листочки, и они трепетали, норовя сорваться с веток и улететь. Стел тоже хотел бы всё бросить и улететь — и тоже не мог. Прохладный воздух будоражил кровь, пах горькой травой, свежестью и… гарью. И что-то неслышное бормотали кроны, скрипели ветви, кряхтели подземные корни. Неслышное, ритмичное, нарастающее.

Рыжая белка спрыгнула Стелу на шею — он дёрнулся, замахал руками, но зверёк удержался, перебежал по предплечью на локоть и уставился чёрными угольками глаз. Шелковистая после линьки шёрстка горела на солнце, кисточки на ушах подёргивались в такт коротким движениям точёного носика.

— Везёт мне сегодня на белок, — пробормотал Стел и нашарил в сумке сушёных яблочных долек.

Рыжая обнюхала угощение, даже протянула лапки, так похожие на крохотные человеческие руки, но потом резко заверещала и запрыгнула на берёзу. Продолжая визжать всё в том же воинственном ритме, в котором дрожала этим утром каждая былинка, белка прыгала с ветки на ветку рыжим огоньком. Следом за ней щетинились листья, ревели ручьи, вскрикивали птицы. Стелу и самому захотелось оскалиться, броситься в атаку, вязкая слюна наполнила рот.

«Гнев Леса», — звенело в воздухе.

Не Сарим отвечает здесь на мольбы — Лес подпустил к своей сокровенной песне чужака. И песня эта пылала огнём и пахла гарью. Очертя голову Стел бросился к лагерю, он бежал, пригибаясь под ветками, перепрыгивая корни...

… пока его не остановила стена огня.

Громадные ветви падали с вековых дубов, взвивались охапки искр. Летели куски горящей коры, в лицо бил раскалённый воздух, горло жгло, давило удушливым кашлем.

В шаге от пламени застыла девушка.

Чёрные волосы отливали золотом пожара. Платье, подхваченное под грудью широким поясом, подёрнулось сизым пеплом. Бледные руки, как для молитвы вскинутые над головой, будто свело судорогой, плечи… окаменели.

Не дышит?

Стел обошёл её, спиной принимая жар, и заглянул в лицо. Сомкнуты алые губы, в напряжении застыли тонкие крылья носа, ресницы чертят по коже длинные тени. Она колдовала. Едва слышно дрожала душа, прошитая потоками огня. Кто у кого в плену? Кто ведёт, а кто подчиняется? Она разжигает пожар или тушит?

С утробным скрежетом, будто разошлись глубинные сваи земли, накренился столетний дуб, выворотив корни высотой в человеческий рост. Громадная ветвь нависла над их головами. Стел пригнулся, прыжком сшиб ведунью, и откатился с ней прочь — за миг до того, как дуб окончательно рухнул. Девушка раскинулась безвольной куклой, страшно выставив локти. Рывком Стел подхватил её на руки и побежал, всё дальше унося от огня.

Задыхаясь, он неудачно перепрыгнул сырой валежник — пропорол корягой колено. Стиснув зубы, уложил незнакомку на землю, лёг рядом и вместе с ней укрылся плащом. Рана саднила, штанина напиталась кровью, огонь подступал, а девчонка казалась мёртвой: обмякло тело, расправились мускулы лица, и только изредка пульсировала жилка на бледной шее. Стел откинул тонкую прядь с её лба, медленно провёл по горячей щеке и поднёс палец к носу — не дышит.

Потеряла дорогу к телу. Растворилась в пожаре.

С содроганием Стел вспомнил, как и сам лежал сломанной куклой у реки.

— Не умирай… — прошептал он, с силой потёр её бледные виски, скользнул пальцами к макушке. Волосы чёрным шёлком щекотно окутали кисти. И стало неважно, разжигала он пожар или гасила — она умирала. И это было нестерпимо неправильно.

Стел не мог позволить ей умереть у себя на руках.

Он потянулся магическим чутьём — и замер ошпаренный. Тепло на границе пожара слепило. Громыхало тысячей огненных бурь, кружилось вихрями, падало стенами — бушевало. В безумстве стихии человеческая душа — крупица. Искра, отлетевшая от родного костра, чтобы слиться с безликой силой и сгинуть.

Открыв глаза, Стел несколько раз моргнул, прогоняя жёлтые слепые круги. Под плащом стало жарче, острее запахло гарью. Скоро огонь доберётся сюда, и сырой валежник не спасёт. Можно бежать дальше, но от девчонки тогда останется лишь бездушный труп. И то, если они обгонят пожар. Оставить её здесь и спастись самому?.. Нет.

Матушка. Агила. Рани. Простите.

Отбросив сомнения, Стел сосредоточился, стараясь не думать, что в случае провала его ждёт смерть. Так на ответственных проверках в Школе, он с головой уходил в задачу.

Самый короткий путь к душе… Где он? Должен быть простой ответ, должен...

Стел внимательно вгляделся в заострившиеся черты лица. По-своему незнакомка была прекрасна: высокий лоб, тёмные дуги бровей, нос прямой, точёный, губы на вид бархатистые и мягкие.

И на нижней блестит круглая капелька крови.

Взгляд зацепился за эту каплю. Игристая, как молодое вино, волна прошла по телу. Мир сузился до губ, исчерченных мелкими трещинками, до крохотной ранки и алой бусинки. В ушах шумел страх на грани безумия.

Самый короткий путь, чтобы коснуться души...

Стел склонился над девушкой. Тёплое дыхание, коснувшись её щеки, вернулось, согрело лицо. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу. Взгляд в последний раз зацепился за капельку крови, и Стел поцеловал незнакомку, утонув в вязком запахе дикого шиповника.

Вместе с поцелуем выплеснулся поток тепла, душа ринулась вперёд — и Стел оказался в кольце огня, вылетел из тела за грань. В сердцевине смерча стыла тишина, грохот бури доносился словно сквозь мокрое покрывало, и пахло шиповником. Бледный образ ведуньи, пропитанный тоской, недвижно висел в безветрии. Стел потянулся к ней — и отскочил ошпаренный гневом.

— Убирайся! — от хриплого голоса содрогнулась тишина.

Вместе с гневом Стел ощутил присутствие кого-то ещё. Тоска, которой сочилась душа, исходила не от ведуньи: там, внутри, томилась пленённая душа, и вместе их — не вытащить.

Буря с шипением стягивалась вокруг них, будто бесконечная змея душила кольцами, по глотку высасывая жизненное тепло. Времени в обрез.

— Отпусти его, и я помогу тебе выбраться, — снова потянулся Стел.

Ведунья молчала, источаясь с каждым оборотом смерча, а потом наконец прошептала:

— Я не отдам его никому.

Так вот что это было! Стел только теперь разглядел заклятие грубого, но мощного приворота. Сколько силы в него влито! Глупая, глупая девчонка...

— Вы умрёте оба.

— Пусть так, — она лишь плотнее окутала свою «добычу», закрылась.

— Ты можешь спасти любимого, а можешь убить, но ты никогда не сделаешь его своим против воли. — Стел начал тихо, всё больше распаляясь и набираясь уверенности от собственных слов. — Ты достойна большего. Ты достойна не унижаться, не выпрашивать любви как подаяния, а быть любимой.

— Я люблю его! — зарычала она — и ураган с жадностью поглотил её боль, подступив ближе.

Теперь пламя прошивало их души насквозь, выжигало без остатка.

Пора бежать. Если Стел её надеется выжить — пора бежать.

И оставить этих двоих умирать. Это не его война.

— Зачем тебе это? — вопреки разуму бросился на них Стел. — Ты видела себя? Ты прекрасна! Половина мира влюблена в тебя, слышишь? Ты заслуживаешь жизни! Счастливой, полной, долгой жизни. Ты столько ещё не увидела, не попробовала, не ощутила и не познала. Ты даже не знаешь, что такое — быть любимой. Тебе ещё не пора умирать. Не пора! Отблагодари этот мир. Проживи свою жизнь. Свою жизнь. Проживи!

Но она молчала. И даже не шевелилась.

Неужели всё закончится так… глупо? Схлопнется бездна, поглотит то, что когда-то болело, боролось, смеялось, плакало и отчаянно хотело жить.

Да. Ураган смахнул их — будто бы невзначай, словно хлебные крошки со стола.

И не осталось ничего.

В тот же миг Стел задохнулся от гари и приторно-сладкого привкуса шиповника. Мягкие губы раскрывались ему навстречу, отвечая на поцелуй. Неумело, неловко, страстно. Кожу на щеке опалило прерывистое дыхание. Нежные руки обняли шею.