Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 51

И оставалась гулкая пустота.

Если даже Сариму верить нельзя, то как жить? Ради чего оставаться частью той силы, что крушит вековые порядки Леса? Ради приказа Мерга? Ради васильковой мантии мастера? Ради права быть сыном своего отца? Ради унижения Рани? Ради чего?!

Резко выдохнув, Стел открыл глаза. В кронах и ветвистых кустах густели сумерки. Мутным саваном тянулась по воде дымка, по ногам поднималась сырость. Несколько глубоких вдохов — и расправились хмурые брови, сжатые губы. Высохли слёзы под перезвон сосновых иголок и выкрики редких птиц.

Как давно он не плакал! Так же давно, как и не кричал.

Буря прошла, оставив на сердце камень. И имя тому камню было «предательство». Без криков и гнева Стел вновь спросил себя, ради чего он в отряде рыцарей Меча и Света?

Приказ Мерга. Мечты о лесе. Вера в Сарима.

Теперь всё это лишено смысла, полито кровью безвинных и ведёт в пропасть, где городские маги выкачивают тепло из жителей леса.

Вьюрок, Полынь и девочки-ведуньи — они стояли перед глазами словно живые.

А напротив появилась матушка, давным-давно умерший отец, учителя школы, Рокот и целая жизнь. Стел был одним из них. Что, если он ошибся? Если Ерих и вправду услышал то откровение? Если Мерг лучше знает, что делает? Города действительно задыхаются. Задыхаются! Здесь и не вспомнить неизбывную нехватку тепла, когда боишься лишний раз прикоснуться к магии, когда ворожишь ценой собственной жизни. Сколько осталось крови Тёплого мира в пыльной брусчатке и стрельчатых башнях дворцов, в крохотных парках и грязных трущобах окраин?

Когда исчезнет последний городской маг?

Скоро, если создавать живые иллюзии в зале собраний и на столичных праздниках, если транжирить направо и налево и говорить, что беречь тепло — удел желторотых учеников.

Прямо перед глазами вспыхнул златоглазый образ Агилы:

— Эх ты, зануда! Ты не веришь — а мы сможем! Мы с тобой всё сможем! Давай сюда руку!

Может, затем она и отправила его сюда?

Агила никогда бы не стала бы обманывать саму себя, цепляться за логичные выводы и привычное место в жизни. Она поддержала бы его! Разделила бы тяжесть выбора. Посмеялась бы над послушным маменькиным сынком, который решил взбунтоваться. Отыскала бы выход и прошла любой дорогой, в которую верила.

А в путь рыцарей он больше не верил. Кем бы ни был его отец.

Накинув шёлковый платок на раструб, Стел зажал его в кулак и отправился искать Рокота.

Да, это предательство. Но служители, допустившие магию в храмы, тоже предатели.

--30--. Рокот

Под рукой плеснула вода. Рокот прополоскал щётку и огладил лошадиный бок. Ночь выдалась тёплая, звёздная, над зубчатыми соснами таращилась луна: в самый раз для купания. Фруст фыркнул и ткнулся в ладонь влажными губами.

— Ну-ну… — Рокот похлопал его по морде, покрытой белым пушком. — Знаю, дружок. Ты хочешь домой.

Но ещё не время.

Над рекой летел смех и гул барабанов: к ночи, когда лесники окончательно захмелели, танцы на костях достигли своего апогея. Рыцари тоже получили бочонок кислого вина и пару котлов с подозрительным варевом, которое, на удивление, оказалось съедобным. Впрочем, притащи местные хоть помои, Рокот ни за что бы не отказался: главное, соблюдены все законы гостеприимства. Рыцари под шумок, конечно, приложились к вину — пусть его, он не пойдёт в этот раз на принцип. Не отравлено — и ладно.

Сполоснув Фрусту спину, Рокот вывел его на песок и принялся растирать.

— Мир и покой, — раздалось за спиной.

Слишком язвительный голос для праведных слов, которые уже давно ничего не значат. Именно покоя хочется перед сном, и нет ничего проще, чем разрушить его затасканным приветствием. Притворившись глухонемым, Рокот неторопливо закончил с Фрустом и укрыл его тонким шерстяным одеялом.

— Разреши обратиться! — Вирт с вызовом повысил голос.

Плохи дела. Что-то опять не по вкусу пришлось романтичному магу.

— Нигде не найти покоя старому человеку, — вздохнул Рокот, поднял из-за камня масляную лампу и наконец повернулся. — Что у тебя там?

Вместо ответа, Стел что-то отбросил от себя с выражением глубочайшего презрения. Прогрохотав по камням, серебряный раструб замер у кромки воды, следом за ним чешуёй протянулся иней.

Ключ к сердцу Сарима.

Откуда?! Как Слассен допустил это? Зачем щенок полез?!

С придыханием, Рокот прошипел сквозь зубы:

— Тебя матушка не учила не брать чужие игрушки?

— Меня матушка учила не играть чужими жизнями. — Стел сжал кулаки будто перед дракой.

— С чего ты взял, что я играю чужими жизнями? — проговорил Рокот на пределе спокойствия.

— Не ты, — Стел покачал головой и с наслаждением выплюнул ему в лицо яд: — Не ты — Мерг. Ерих и Мерг затеяли эту игру. А ты лишь покладистый исполнитель. Пастух человеческого стада, из которого эта штука, — он пнул ключ носком сапога, — будет качать тепло во время службы в свежесрубленном храме!

Покладистый исполнитель.

«Ты предал бога и остался верен человеку! Опомнись. Куда ты идёшь?» — заскрежетал в памяти голос Полыни.

Мир сложнее, много сложнее, чем кажется поначалу. Должно быть, когда-то Рокот и сам был настолько же слеп.

— Глупый мальчик, — произнёс он вслух. — Я же говорил, что есть вещи, от которых тебе стоит держаться подальше?

Стел поджал губы и вылупился, будто ему прищемили с размаху хвост. Разве что подбородок не затрясся — в гневе у Грета всегда подрагивал подбородок.

— А что же ты, умный и уже не мальчик, не держишься от них подальше? — с каждым словом Стел всё больше повышал голос.

Какой же наглец. Баба вздорная, а не мужик! Может, и к лучшему, что Грет до этого не дожил.

— Суди себя, а не других — и тогда у тебя появится шанс стать человеком. — Рокот плюнул в землю, хотя, конечно, хотелось плюнуть в лицо.

— Так ты считаешь себя — че-ло-ве-ком?! — Стел уже откровенно орал.

— Да, — едва слышно ответил Рокот. — Я считаю себя человеком, который знает слово «долг».

— Разрушать, лгать, убивать — долг?!

— Сколько веры и страсти в голосе! — Рокот шагнул вперёд и поднял лампу — Стел тут же принялся плести вокруг себя щит. Трус. Этот сопляк ревел, что ли? Нос красный, глаза блестят… — Сколько веры и страсти! Но где твоя вера, когда ты идёшь против родины и против Сарима? Где твоя вера? Ты пришёл сюда, чтобы учить и просвещать. Кого и чему ты научил? Ты только и делаешь, что сомневаешься, ноешь, носишься со своей кралей и ставишь мне условия. Жалеешь чужое племя, а что ты сделал для своего? Тебе не нравятся города? Не нравится школа Мерга? Не нравится правление Ериха? А что ты сделал для своей родины и для своего бога? Что сделал ты?

С каждым словом Стел всё старательней прятал взгляд и бледнел — боялся! Боялся смотреть правде в глаза.

— Сарим не может желать, чтобы люди питались другими людьми! — выкрикнул он в отчаянии.

Бедный мальчик. Нашёл кого обвинять и у кого искать правды. У бога.

«И это всё, что тебя смущает?» — хотел бы спросить у него Рокот, веди они задушевную беседу, но не за ответами к нему пришёл Стел. Да и не принял бы он ответов: слишком много ещё идеалов не порушено в его голове.

— Так ты и не за этим сюда пришёл. — Рокот улыбнулся так, что Стел вздрогнул. — Ты пришёл строить храмы. Храмы! Ты пришёл нести свет. А что несёшь ты?

Стел зажмурился. Не хочет слышать. Боится ошибиться. Но бояться-то уже поздно, выбор сделан.

Вдруг щенок метнулся к воде — Рокот кинулся следом, но не успел: с размаху Стел забросил ключ на середину реки.

Короткий всплеск.

Тишина.

Тварь!

— Ты что творишь?! — заорал Рокот.

Он лично отвечает перед Мергом за эти ключи. И не просто лично — он отвечает за них семьёй. Никому потом не докажешь, что ключи были доверены Слассену для опытов, без которых поход был обречён. Впрочем, как оказалось, поход был в любом случае обречён: Ерих и Мерг слишком поторопились, то ли побоялись провести испытания дома, то ли были другие причины — теперь уже неважно. Рокот не смог уберечь Приют от пожара и Нижнюю Туру от бойни. Если уж искать виноватых… Но это последнее дело — искать виноватых.