Круг замкнулся (СИ) - Кокорева Наташа. Страница 50
— И потому ты хотела тогда уйти? — Стел зажмурился, проклиная свою слепоту.
Рани коротко кивнула, так и не глядя на него.
— Но они не лезли, пока Рокот не разорался на весь лагерь.
И уже больше месяца они помыкают ей как хотят, угрожая Рокотом! А она молчит!
Стел осторожно сжал её плечи и развернул к себе лицом.
— Я взял тебя в этот проклятый поход. Я не уберёг твой секрет. И я должен тебя защищать!
Она подняла на него безжизненные глаза и вдруг будто со злостью выпалила:
— Ты не будешь меня защищать. Хватит соплей. Если ты не помнишь — я сама пошла в поход. Волоком меня никто не тащил. Я сама посмела мечтать, посмела хотеть жить. Снова жить. Снова хотеть. Хватит цепляться за меня — у тебя своих бед по горло. Вот и разберись с ними. Одна эта ерунда в траве чего стоит!
— Действительно, хватит, — с ледяной ясностью внезапно осознал Стел. — Давай уйдём из отряда. Сейчас. Ни тебе, ни мне больше нечего здесь делать. И мне неважно, тащил я тебя волоком или нет, но сейчас тебе нельзя оставаться среди рыцарей.
«Чистые плащи, чистые руки, чистые помыслы», — девиз рыцарей Меча и Света тошнотворно горчил.
— Оставь меня, — прошептала Рани. — Просто оставь. Это всё, что ты можешь сделать.
Она пошла прочь.
— Ты куда? — Он ухватил её запястье.
Рани обернулась, глянула на его руку, потом в глаза и ухмыльнулась:
— Да не бойся, не топиться. В палатку пойду.
С силой вывернув руку, она скрылась за зарослями терновника.
Стел долго смотрел ей вслед, пока ветви не перестали раскачиваться. Собственные слова звенели в ушах, и он не мог поверить, что сказал это.
«Давай уйдём из отряда. Сейчас».
Он отыскал в траве игрушку служителей. Тонкий слой серебристого инея мгновенно покрыл ладони, холодом стянуло кожу, в груди тревожно заныло.
Чистые плащи, чистые руки, чистые помыслы.
Зажав раструб в кулак, Стел двинулся вниз, к реке.
Рани права — пришло время разобраться в себе. И прежде всего понять, на чьей же он стороне.
Искрились снежинки в лапках изумрудного мха, яркого до рези в глазах. Стебельки кустились лохматой подушкой по камню, и на каждой ворсинке подрагивало кружево льдинок. Замысловатые кристаллы таяли от вечернего солнца, обнажая уродливую сеть проплешин — сеть омертвелых листьев. Будто кислотой выжгли белёсые пятна на гениальном холсте. Только вот холст не нарисованный — живой. Да и попортила его не кислота, а безобидная на вид трубочка с воронкой внизу и спиралью голубоватых рун вдоль бока.
Стел коснулся указательным пальцем иглы — сквозь кожу прыснуло тепло, ошпарило вены, закололо гортань, губы, веки. Голубыми звёздами засияли на серебре заклятия. Рассыпалась пригоршня снежинок по мху, а на острие вспыхнуло белое пламя.
Рука невольно отдёрнулась — и всё прекратилось: неторопливо погасла руническая вязь, выцвел узор проплешин. Стел задумчиво растёр по ладоням иней.
Хорошо, что пока лишь иней — не кровь.
Но что на самом деле означает эта игрушка? Как она работает? Какой в ней смысл?
Любой маг вытягивает из мира тепло — то же самое делает раструб, только в сотню раз сильнее. Без прикосновения мага он не работает. Вмещает тепла не больше, чем простой амулет из серебра. Но его скрыли от каменских магов, из-за него чуть не погиб Стел у степной реки и чуть не сгорел Приют. Теперь головоломка сложилась, всё щёлкнуло и встало на свои места: выходит, поход собрали ради этой штуковины, которая высасывает тепло.
Струйки холодного пота протянулись по спине.
Выходит, это изобрёл Мерг, одобрил Слассен, верховный служитель Сарима, и даже… Ерих.
Истинная вера разгонит сумрак вековых крон.
Не может быть, что откровения Сарима — выдумка. Нет.
Стел проглотил сухой комок и прошептал одними губами:
— Мы пришли строить храмы. Мы пришли строить храмы! — он повторял это снова и снова, чтобы поверить самому.
Какими бы ни были настоящие цели похода — захват земель, подчинение народа, источник древесины, пушнины или тепла, — они пришли строить храмы.
Они пришли нести свет и спасение.
Нет! Служители Сарима не могли допустить в храмы магию. Как бы Стел ни защищал магов, как бы истово ни верил сам, но храмы должны быть чисты от магии, служители не должны вмешиваться в законы мироздания. Их путь — это путь покоя, самоотречения и внутренней свободы. Свободы от страстей и привязанностей. Путь смирения, покорности, принятия уготованной судьбы. Принятия жизни и смерти. Единственной и окончательной смерти, после которой лишь чистые души растворятся в Вечных сумерках, обретут долгожданное единство, безусловное счастье, покой. Все прочие в плену желаний и страхов, стремлений и обид, будут ждать рассвет, который не наступит до скончания времён.
Мысли гулко стучали громовыми раскатами в ватной тишине небес, пока Стел уговаривал самого себя. Но с каждым ударом сердца, с каждым оглушительным отзвуком всё труднее и труднее становилось не слышать рвущегося изнутри ответа.
Служители Сарима не могли допустить в храмы магию!
Самоубеждение в клочья рвалось о колючки сомнений. Сомнения — это тот грех, от которого Стел никогда не мог избавиться. Если уж честно, это тот грех, от которого он никогда и не хотел избавляться.
— Думай своей головой, — съязвило воспоминание с полупрозрачным лицом Агилы.
Стел зажмурился.
И начал молиться.
Он никогда так не молился — неистово, отчаянно, рьяно. Так не молятся Сариму — так не отыскать ни равновесия, ни покоя. Но горячая волна внутри разжигала вину и страх, подступала к горлу. Стел не молил — требовал. Требовал ответов и понимания. Требовал помощи и благословения. Слова сами слетали с пересохших губ, рвались на поверхность сознания, обжигали слезами веки и щёки.
Сарим, прости, что я не уберёг тех, кто доверился мне, не нашёл бескровного пути, не разгадал истинных целей. Сарим, помоги мне не ошибиться вновь! Мы пришли сюда твоей волей! Твоё откровение привело нас! Ты бы не допустил магии в своих храмах. Ты не мог этого допустить!
Воздух вокруг отзывался, густел, потрескивал, пах пережжённым воском и талым снегом.
Стел закусил до крови губу, обрывая поток обвинений. Так нельзя. Так не молятся Сариму.
Но и Сарим никогда не отвечает так яростно.
Стел ни за что бы на свете не признался даже самому себе: он молился не для того, чтобы избавиться от сомнений — он молился, чтобы эти сомнения подтвердить.
И потому он открыл глаза.
Раструб светился мерным голубым светом и едва слышно жужжал. Холодный на вид, он даже не дымился. Конечно, можно было бы поискать потоки тепла и бездонный колодец, как у степной реки во время молитвы служителей, но в этот раз никто не позовёт Рокота на помощь.
Да и звать его нужно не на помощь, а к ответу.
Стел обхватил ладонями плечи и медленно выдохнул. Молись не молись, но пора признать очевидное. Удивительное творение Мерга может высасывать из мира любое тепло, даже слабенькую жизненную силу зелёного мха, но нет ни накопителя, ни оттока — и потому, за неимением другого выхода, тепло переходит в простейшую форму: пламя. А вот человеческое тепло, вырванное молитвой из сердца, пропущенное через разум и сознание, безопасное и изученное городскими магами — оно подчиняется сложным заклятиям и куда-то передаётся, раз колодец кажется бездонным. Оно же не может исчезать? Закон сохранения тепла никто не отменял.
А потому отряд рыцарей Меча и Света действительно пришёл в лес, чтобы строить храмы.
Храмы-кормушки для городских магов.
Люди посмели посягнуть на жизни других людей под прикрытием веры.
Наглости не хватило сосать силы из своих, а лесных не жалко — вроде они и не люди?!
— Ты не мог этого допустить! — вслух выкрикнул Стел и ударил кулаком по замшелому камню.
Раструб опрокинулся набок и затих.
— Но ты допустил, — выдохнул Стел.
Кипящая смола в груди густела и застывала неподъёмным отчаяньем — с таким впору топиться в пруду городского парка. Топиться, потому что больше не за кем идти, больше некому верить. Мозаичным крошевом сыпалась прошлая жизнь. Целый мир в прах разлетался цветными стекляшками восточной башни Школы Магии: абрикосовыми, малиновыми, мятными. Васильковыми.