Вечерняя звезда - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф. Страница 73

Но словно опровергая убеждение Рози, что с нее довольно, они с Авророй находились в одном из периодов, когда их взаимное раздражение достигло предела. Вообще-то она любила Аврору — ведь они знали друг друга уже сорок лет. Были, разумеется, и другие периоды, когда они прекрасно ладили, даже не задумываясь об этом. Бывали и периоды, когда она не любила Аврору, а ее тщеславие и эгоизм вкупе с вечным высокомерием становились буквально невыносимы.

Рози думала, что сейчас у них был именно такой период: она не только не любила Аврору, но едва выносила ее. Она даже слышать не хотела, как та распевает под душем свои оперные арии. Рози этого было довольно, чтобы схватить тесак для мяса, будто она собиралась угробить ее. Иногда она чувствовала, что могла бы угробить Аврору, когда та не представляла собой никакой угрозы, а просто сидела и смотрела по телевизору мыльные оперы, совершенно довольная собой.

— Беда Авроры в том, что она плохо переносит свою удачу, — сказала Рози генералу. — Она прекрасно держится, когда проигрывает, именно тогда ее нельзя не любить. Но стоит ей начать выигрывать, это уже другая история. Тогда никто, кроме собственной персоны, ее не интересует.

— Я думаю, ты права, — согласился генерал. — Я определенно ее больше не интересую.

Обдумав с минуту то, что сказала Рози, генерал решил, что ее теория представляется ему очень правильной. Аврора всегда была склонна к высокомерию, и любая ее удача могла многократно усилить эту тенденцию.

— Когда она выигрывает, чувствуешь себя словно на аудиенции у королевы, — прокомментировала Рози, пока они с генералом перебирали кости домино, решая, кому начать.

— Если не у императрицы, — поправил ее генерал.

Как всегда, говоря плохо об Авроре, Рози почувствовала себя виноватой. Ведь, в сущности, Аврора сделала ей очень много хорошего. Ведь это она просидела с ней в больнице целую ночь, когда ее младший сын, Громилка, чуть не умер от ревматического воспаления. На самом деле всегда, когда кто-нибудь из ее семерых сыновей тяжело болел или попадал в крупные неприятности, именно Аврора, а не ее очередной мужчина, была рядом, пока беда не уходила.

Только на этой неделе Аврора слетала в Лос-Анджелес и помогла Мелани с Брюсом найти квартиру приличнее и безопаснее той, в которой они жили. Неправда, что она никогда ничего не делала для других, если ей начинало везти в чем-нибудь. А правда состояла в том, что, как призналась себе Рози, Аврора влюбилась в Джерри Брукнера, который, кстати, был слишком молод для нее, а раз уж влюбилась, то у нее теперь не было ни времени, ни желания выслушивать жалобы Рози на Вилли. Выяснилось, что у Вилли не так уж мало недостатков, и один из них тот, что он оказался наркоманом с немалым стажем. В свою защиту Вилли сказал, что все тюремщики употребляли героин, но принять это в качестве оправдания Рози не могла. Она не могла понять, как это все охранники поголовно нюхают героин. Это ее не касалось. А вот что очень ее касалось, так это то, что теперь она спала с наркоманом. Вилли рассказал об этой своей проблеме с неделю назад, когда они думали, не пожениться ли им. Вилли ужасно хотел, чтобы Рози вышла за него, и Рози готова была признать, что рассматривает его предложение вполне серьезно. Вот если бы Аврора проявила хоть малейший интерес к тому, чтобы выслушать это ее признание! К тому же Рози только что узнала, что скоро станет прабабкой. Не случись у Мелани выкидыша, Рози могла бы чувствовать себя с Авророй на равных — ведь и Аврора должна была вот-вот стать прабабкой.

Кроме того, она должна была стать прабабкой как раз в тот момент, когда ее мысли были заняты таким серьезным вопросом, как предложение Вилли жениться на ней. Как на это ни посмотри, не пристало прабабке гулять с мужиками. Что скажет она своим детям и внукам, не говоря уж о правнуках?

Но Аврора, уже будучи прабабкой и готовясь вскоре стать дважды прабабкой — через год-два, поскольку, по всему было видно, что у Мелани с Брюсом намерения серьезные, — именно сейчас гуляла с мужчиной, который, разумеется, бросит ее. В конце концов, Аврора была на тридцать лет старше Джерри. То есть конец у этой истории мог быть только один.

Тем временем генерал изучал свою ладонь, стараясь не потерять нити размышлений о вновь выдвинутой теории Рози, что Аврора плохо переносит свои победы. Чем больше он думал об этой теории, тем больше казалось ему, что он с ней согласен. Правда, тут был один щекотливый момент: что за победу одержала Аврора в настоящее время и что именно сделало ее такой невнимательной к ним обоим?

— А с чего бы это ей так к нам относиться? — размышлял он вслух. — Я не понимаю, что за награда для нее этот Паскаль. Я собираюсь застрелить его, если удастся, но если я промахнусь и он смоется, это все равно не повод вести себя с нами, словно ты какая-нибудь чертова императрица.

— Ой нет, не стреляйте в Паскаля, — взмолилась Рози. — Паскаль не так уж плох. Если вы застрелите его, вас посадят в тюрьму и Вилли придется охранять еще и вас. Вам так же нужно оказаться в тюрьме, как и Вилли охранять еще одного убийцу.

— Да, ты права, — согласился генерал.

Рози вздохнула.

— Ты говоришь, как Аврора. И вы обе все время вздыхаете. Подождите, пока доживете до моего возраста, тогда вам будет о чем вздыхать.

— Вам ходить, — напомнила Рози.

Из вредности генерал поставил кость «пусто-пусто» — все равно что вообще не сделал никакого хода. Но ведь он был сумасбродным старикашкой, который день ото дня становился все более сумасбродным из-за Аврориного пренебрежения. Конечно, Рози знала, что жить с генералом и просыпаться каждое утро, видя, что он спит с открытым ртом, было для Авроры страшным испытанием. Одним из сильнейших раздражителей в ее жизни были мужчины, которые спали с открытым ртом. Вот Вилли — тот храпит, как грузовик, но хоть с закрытым ртом.

— Не сказать, что это — сильный ход, — проворчала Рози, ставя «пять-пусто».

— Так это же мой ход, а не твой! Иногда мне кажется, что нужно застрелить Аврору, а Паскаль пусть себе живет. Но без Паскаля я прекрасно обойдусь, а вот без Авроры — никак.

— Что вам в самом деле нужно бы сделать, так это выстрелить в свою тупую башку, — сказала Рози. — В этом доме никогда еще не звучало выстрелов, и если только хоть один прозвучит, ноги моей здесь больше не будет.

— Рози, да это я так, к слову, — перешел к отступлению генерал. — Неужели у тебя никогда не было желания слегка нашлепать Аврору, когда она ведет себя вот так, словно чертова императрица?

— Такого сильного — нет, — сказала Рози. — Вы говорите, что хотите убить ее?

— Это все только слова, — повторил генерал. Он понял, что, кажется, зашел слишком далеко — Рози вот-вот расплачется. Никак он не мог понять, почему женщины всегда принимали всерьез все, что он говорил, хотя совершенно очевидно было, что говорил он эту в шутку. Аврора относилась к нему именно так. Стоило ему облечь в слова какую-нибудь глупую фантазию, что-то такое, чего он никогда в жизни не сделал бы, он мог быть уверен, что вслед за этим Аврора, поняв его буквально, либо расплачется, либо в гневе выскочит из комнаты.

— Да ведь это только разговоры, — сказал он уже в третий раз. — Неужели ты можешь представить, что я в самом деле выстрелю в Аврору?

— Да, я могу себе представить, что вы выстрелите в нее! — закричала Рози, чувствуя, что теряет контроль над собой. — Я могу себе представить, что любой человек мог бы выстрелить в нее — и вот от этого я просто схожу с ума! Но я не единственная, кто сходит с ума. Вы сошли с ума, и она сошла с ума, и Вилли оказался наркоманом, и теперь я просто не знаю, что со всеми нами будет!

Не успел генерал произнести и слова, как Рози разрыдалась, смахнула половину костяшек со стола и выскочила из комнаты. С ней сделалась истерика, совсем как с Авророй. Он слышал, как она рыдала, взбегая вверх по лестнице. Он чувствовал себя отвратительно. Он просто хотел поиграть в домино, а теперь, несмотря ни на что, с этой женщиной случилась истерика — всего-то из-за того, что он пробормотал какую-то чушь о том, что застрелит Аврору и ее теперешнего любовника, этого Паскаля. Да ни в кого он выстрелить бы и не смог. Рози следовало бы знать это, но он задел ее за живое, и теперь игра кончилась, в доме был беспорядок, он остался один. Рози была единственным существом в мире, кто взял на себя труд готовить ему яйца так, как это ему нравилось. Он пожалел, что нельзя было взять свои слова обратно, но теперь эти слова были уже достоянием истории, как, например, битва при Омаха-Бич. Они были не так плохи, как то, что происходило на Омаха-Бич, но все равно вошли в историю. «Какая трагедия, — думал он, — что ничто и никогда нельзя изменить, если это уже произошло. Нельзя взять слова обратно, нельзя перестроить план прошедшего сражения».