Последний поцелуй неба (СИ) - Золотая Аида. Страница 18

В одиночестве она спала, просыпалась, ела, дышала воздухом, жила. И ничего на свете она не ощущала так, как это одиночество. Ее одиночество было продолжением ее любви. И тоже оказывалось никому не нужно.

Пригладив расческой волосы, она отошла от зеркала к шкафу. Надеть платье. Ехать куда-нибудь. Делать хоть что-нибудь. Самое главное — надеть платье. Хоть какая-то видимость перемены.

От собственных невеселых мыслей Лизу отвлек звонок в дверь. Она вздрогнула. Подумала, что это не может быть Виктор — раньше полуночи не явится. Теперь не было и полудня. И вышла из комнаты — вниз по лестнице.

— Не беспокойтесь, Варя, я сама! — крикнула она экономке, слыша ее шаги, та кивнула и скрылась. А Лиза дернула дверную ручку.

На пороге стояла вульгарного вида девица в косухе, кожаной красной юбке, едва прикрывающей трусы, являя на всеобщее обозрение улыбки ягодиц, обтянутых колготками-сеточкой. В дешевых ботфортах на высокой платформе. Через плечо болталась вместительная сумка, а на голове красовался парик брюнетки.

Лицо ее было ярко и разноцветно разукрашено. В глаза сильнее всего бросались зеленые тени. До сегодняшнего дня ими пользовались всего однажды, для маскировки синяка под глазом. Теперь тени пригодились для другого. Для важного.

Для первого выстрела Анастасии Гориной во Виктора Закса.

— Привет, что ли, — небрежно кинула Анна и нагло прошла мимо Лизы в дом, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Та ошарашенно обернулась, закрыла дверь и злорадно подумала: хотела новостей — получи.

— Девушка, а вы адресом не ошиблись? — поинтересовалась она.

— Не-а, не боись, — Анна бросила на нее быстрый взгляд и вернулась к рассматриванию огромного холла. Портьеры, картины, огромные напольные вазы, мебель, как из Эрмитажа. Криво усмехнувшись, она сказала: — Ты б меня куда провела, чтоб без лишних ушей.

— Услуги в вашем агентстве здесь точно не заказывали.

Анна расхохоталась.

— Ну, ok, — сказала она и расселась на обитом шелком диване. Дернула юбку, чтобы прикрыть кривой неаккуратный шов на колготках. Не получилось, она махнула рукой и весело спросила: — Я покурю? Ты не бойся, у меня электронная. Бешеные бабки отвалила, представляешь? Зато круто. И Вовка сказал не париться.

Она принялась выкладывать из сумки содержимое. Косметичка, портмоне, фаллоимитатор, мобильный, набор смазок, несколько презервативов…

Наконец, где-то на самом дне откопала сигарету и закурила.

— Так вот. Я, собственно, чего пришла-то. Вова говорит, ты его отпускать не хочешь. Типа церковь, грех, бла-бла-бла. Лажа все это. Ты же не можешь не въезжать. Вродь не дура, — Анна внимательно рассматривала лицо сестры. — Трахает он меня. И явно почаще, чем тебя. И во все дырки. Ты ж, небось, в жопу не даешь? Ты ж не извращенка, да? А мужику много-то не надо. Похрену ему на, самделе, читала ты Чехова или нет. Ему сунуть надо, в теплое и влажное. И чтобы без заморочек, но с фантазией. И тогда, когда он хочет, а не когда у тебя голова не болит. Знакомо ж, да?

Она заржала. В гнетущей тишине это звучало впечатляюще. Лиза внимательно разглядывала женщину на собственном диване, и происходящее казалось ей дурацким спектаклем. Блефом. Его любовницы домой еще не приходили. Но дело было не в том, что эта — любовница. Дело в том, что ей даже не больно. Будто оборвалось и замерло в воздухе, не долетев до асфальта.

Она медленно подошла к столу, осмотрела высыпанное на него содержимое сумки. Потом перевела взгляд на «гостью».

— Знакомо, — ответила она. — И где он тебя, такую, подобрал?

— Ну есть одно местечко на Северном.

— Давно?

— Да уж прилично.

— Супер.

Лиза села в кресло напротив барышни. Еще раз окинула ее взглядом. Потом тихо и ровно спросила:

— И сколько берешь?

Анна оживилась.

— Тебе по-родственному скидку сделаю, — и потянулась за игрушкой из сумки.

— Я занимаюсь изучением рынков с восемнадцати лет, — Лизино лицо посерело, нос как-то странно заострился, но она продолжала расслабленно рассматривать проститутку. — Системы скидок и акционные предложения — для идиотов. Сколько, спрашиваю?

На лице Анны нарисовалось глупое выражение. Она почесала за ухом, от чего парик шевельнулся, обиженно засопела и стала собирать скарб обратно в сумку. Туда же полетела и сигарета.

— Я, может, и идиотка. Но свою копеечку зарабатываю, радость людям доставляю. А такие, как ты, даже обслужить по-человечески своего же мужика не могут. Они с горя и шастают по бл*дям уличным.

— Так, может, научишь? — презрительно вытягивая губы, отчетливо проговорила Лиза. — Проведешь ликбез. Даже на практике. Заплачу.

Анна замерла и снова уставилась на Лизу. Потом кивнула и вынула из сумки мобильный.

— Ага. Ну, это мы запросто. Сейчас одному коллеге звякну, он любит, чтобы на нем тренировались.

— Чистоплотный? После него по больницам таскаться не буду?

— Сама у него выяснишь. Мне-то пофиг.

— Дура! — зло хохотнула Лиза Закс.

Следующее произошло за какие-то несколько секунд. Она пересела на диван, вцепилась ногтями в кожу косухи на плечах Анны и притянула ее к себе. Когда между их лицами оставалось несколько миллиметров, прошептала:

— Если я тебя убью, это будет актом милосердия. Иначе та же канава.

В то же мгновение опытный рот захватил губы Лизы уверенным, жестоким поцелуем, язык нагло блуждал у нее во рту, а небольшая ладонь грубо шарила по ее груди. Тоже несколько секунд. Мучительных, гадких, приторно-сладких, как дешевые духи, от которых гудит в голове. Лиза подчинялась. Понимала, что никогда не отмоется. И не могла остановиться, сжимая в кулаках кожу пошлой черной косухи и чувствуя под ней худые плечи этой мерзкой… отвратительной… твари. Сердце выпрыгивало из груди — от ненависти, не от страсти. И она не знала, кого ненавидит: эту женщину или себя?

Анна наваливалась на Лизу всем своим телом. Губ ее не отпускала. Кусала их, скользила по ним языком, сильно втягивала в себя. Коленом раздвинула Лизины ноги, а рука ее теперь блуждала у нее под юбкой. Лиза глухо застонала… и пришла в себя. Нет, она каждую секунду понимала, что происходит. Но собой стала от звука собственного грудного голоса, вырвавшегося откуда-то из черного, удушливого — ее естества. И поняла — больше в воздухе не висит. Размазало по асфальту.

Лиза резко толкнула Анну и откатилась по дивану в сторону. Дышать было тяжело. Говорить не могла. Могла только смотреть. Не на нее — прямо перед собой. Анна усмехнулась. Все когда-то бывает впервые. Впервые чувствуешь себя униженной и испачканной. Впервые понимаешь, что вся эта грязь с тобой, в тебе, всю жизнь, каждую минуту. Навсегда. Впервые переступаешь черту. За этой чертой пропадает страх, и становится на все и всех наплевать. И это тоже навсегда.

Анна поднялась с дивана, перебросила через плечо сумку. И легким шагом, весело напевая про Тико Тико, вышла из дома.

Тот далекий день пять лет назад тоже звучал популярными ретро-мелодиями. И именно тогда она увидела свою сестру впервые. До этого лишь несколько фотографий: Лиза на пеленке улыбается беззубым ртом, Лиза идет в первый класс, фотография на паспорт. Из всех старших детей отца Анна всегда больше всего хотела познакомиться именно с Лизой. Может, потому что ей казалось — они похожи. Внешнее сходство всегда бросалось в глаза. Может быть, ей нравилось то, что рассказывал про сестру отец. Но на все ее просьбы познакомить их Петр Михайлович всегда отвечал отказом. Потому что они не должны были соприкасаться — никогда. С любой точки зрения. Так, как Анна понимала это сейчас, пять лет назад она не могла понять.

Что это было? Кажется, какая-то вечеринка в стиле диско. Новогодняя. С мигающими шарами, отвратительно позитивным музлом и Лизой Гориной, праздновавшей в компании Виктора Закса. Они часто ходили одними и теми же тропами. Самой себе Анна напоминала блуждающую возле них волчицу. В ожидании удобного момента для нападения. Потому что лишить жизни — это самое малое, что можно сделать. А она хотела многого. Подчас — слишком.