Последний поцелуй неба (СИ) - Золотая Аида. Страница 19

Там, в том клубе, был калейдоскоп. Анна осматривалась. Сидела у бара, танцевала с каким-то сильно настаивающим парнем. А потом наткнулась взглядом на Лизу. Она стояла на противоположном конце зала, обнимая за шею Виктора Закса. И целовала его взасос. Разве что не раздевалась здесь же. Его руки шарили по ее телу, на котором было совсем немного одежды. А потом он отлепился от нее и весело рассмеялся. Что-то прокричал ей на ухо. Махнул рукой и пошел прочь. Лиза постояла, глядя ему вслед, еще несколько мгновений. Направилась к бару.

И Анна ринулась сквозь толпу, будто в бой. Зная, что сейчас расскажет Лизе, что ее парень грохнул ее отца.

Пусть знает.

Пусть задыхается.

Пусть сходит с ума.

И это будет самое малое, что она сможет почувствовать, если узнает.

Потому что она никогда не была на ее месте. Она никогда не знала, что такое жизнь, в которой чувствуешь себя гнилью. Она никогда не ненавидела так, что ничего не жалко отдать за мгновение мести.

Она никогда не шла вот так, уверенно и спокойно, чтобы разрушить чью-то жизнь.

И Анна будто видела себя со стороны, будто шла сама к себе. До тех пор, покуда не замерла.

«Лиза, тот, кого ты любишь, убил твоего отца».

Все что угодно, пусть наговорят тебе все что угодно, но только не это.

По спине пробежал холодный пот. Пофигу на то, что тело разжарено. Она чувствовала, что ее бьет озноб. Озноб такой силы, что она не могла заставить свое тело не дрожать.

Отвратительное чувство, напоминавшее жалость, проникло ей под кожу. И это тоже был яд.

Резко развернулась на каблуках и, прихватив по дороге первого попавшегося парня, Анна снова вернулась на танцпол.

Все было кончено. Тогда это было все. И она снова стала волчицей, ждавшей своего часа.

Настал. Закономерно.

Кажется, впервые Анна не считала, сколько дней не приезжал Закс. Дни незаметно перекали друг в друга, пока она металась по городу между университетом и клиникой и ненадолго забывалась тяжелым сном, не приносящим отдыха. А когда выныривала из мрачной круговерти, лишь удивлялась, как умудряется не заваливать сессию.

Не прошло и пары часов после ее визита к сестре, когда позвонил доктор Фурсов. Голосом, который не выражал никаких эмоций, сообщил, что Насте стало хуже. Петляя по улицам, пытаясь объехать пробки, она больше не думала о том, что было в доме Заксов. Было и было. Она в любом случае не жалела. И так слишком долго ждала, слишком часто думала сердцем. К черту всех!

К Насте ее не пустили, вместо этого Илья Петрович вручил длинный список лекарств и пачку рецептов, с которыми Анна металась по городу от аптеки к аптеке. Ночь провела в коридоре больницы на сдвинутых в ряд стульях. Днем мерила шагами коридор. Вечером до одури курила под мусорными баками. Домой уехала под утро, когда ее заверили, что кризис миновал, и девочке стало лучше. Закса не было. От этого легче дышалось.

Дом, университет, больница. Ничего лишнего, только по делу. Времени было жалко.

Прозвонить в клинику в Германии. Связаться с клиникой в Израиле. Тягостное ожидание ответов. И в один и тот же день она получила «добро» из обоих мест. И вдруг поняла, что именно все это время тревожило ее недоделанностью. Документы! Как вывозить Настю?

Плевать, что скоро полночь! Пока не выгрызешь сама — никто не подаст на блюдечке.

— Ты узнал что-нибудь про документы? — спросила Анна, едва Власов взял трубку.

— Узнал, — его голос тоже не выражал никаких эмоций, но и сонным не был. — Только нам не подходит. Ты одиночка. Никто тебе опеку не даст.

— Это я и без тебя знаю, — зло ответила Анна. — Думаешь, зачем я к тебе обратилась? Помоги мне решить эту проблему. И не говори, что ты не можешь. С твоими-то связями.

— Могу. Если бы не мог, не соглашался бы помочь. Ты готова слушать, а не психовать?

Она громко выдохнула и выпалила:

— Готова!

— Про Бенкендорфа из военной прокуратуры знаешь?

— Нет, а должна?

— Нет. Но могла. Не буду вдаваться в детали. Его младший брат — оперирующий хирург. Нефролог. Одна загвоздка. Пятнадцать лет живет в Израиле. Но стабильно ездит оперировать в Россию. Цена вопроса — семьдесят штук.

— Я поняла. Как с ним связаться?

— Сброшу в аське его контакты. Я взял на себя смелость ввести его в курс дела. Так что он предупрежден о тебе.

— Спасибо, Леш. Ты прости, что я так поздно, — сказала она устало.

— Ничего. Я собирался звонить тебе с утра. Ты деньги такие где брать собралась, а?

— Мне обещали помочь, — навела тумана Анна. — Еще раз спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Анют, — отозвался Леша и отключился.

Теперь в ее маршруте появились новые пункты: банки. Надо было найти такой, где дадут больше и быстрее. Она металась, как бешеная белка в чертовом колесе, из которого не видела выхода. К вечеру мечтала об одном: упасть в кровать. И спать, спать, спать…

— Нашла, где дрыхнуть, — услышала Анна ворчливый голос.

Вздрогнула и раскрыла глаза. Мясистая рука толстой кондукторши крепко вцепилась в ее плечо и резво трясла, как ореховое дерево.

— Выхожу, выхожу.

От конечной до клиники возвращаться обратно три остановки. Только бы Фурсов не ушел.

Но доктор был на месте, хотя и без халата, но в верхней одежде.

— Ну что? — спросил он ее, даже не поприветствовав толком.

— Я нашла врача, — стараясь унять дыхание после быстрой ходьбы, ответила Анна. — Константин Христофорович Бенкендорф. Мне сказали, он очень хороший специалист в этой области и будет в Питере в марте. Но для этого я должна перечислить ему деньги до конца месяца. Я боюсь, не успею. Тогда он приедет только в конце мая… Черт, я знаю, это не ваши проблемы, — она устало потерла лоб.

— Не мои, — согласился доктор. — Кофе хотите?

— Да, — согласно кивнула она.

Фурсов подошел к тумбочке, на которой стоял электрочайник и щелкнул кнопку. Вынул из шкафа две чашки и спокойно сказал:

— У меня только растворимый.

— Неважно, — Анна присела на стул, скинула куртку. — Илья Петрович, вы, случайно, не знаете Бенкендорфа? Я поняла, что он давно уехал из страны.

— Знаю. Его в наших кругах многие знают — светило. Правда, с чужих берегов, — он замолчал. Достал сахарницу, поставил на стол, параллельно отодвигая в сторону кипу бумаг. Туда же определил чашки. Всыпал кофе. Проделывал все деловито и с холодноватой отстраненностью. На него это было больше похоже, чем дальнейшие слова: — Май нам не подходит, Анна Петровна.

— Почему? — голос был тихим, а лицо девушки совсем серым.

— Я вас пугать не хочу, и обнадежить мне вас нечем. Донора нет. Детей до года у нас не оперируют, потому что вес не позволяет. Развиваться нормально она не может, потому что почки не справляются. Замкнутый круг. Бенкендорф такое делает. Он вообще чудеса творит, — чайник закипел и на некоторое время Фурсов замолчал. Налил в чашки кипяток. И, наконец, добавил: — Обычно донорами становятся родители или родственники, чтобы не ждать и не нести дополнительные расходы. Обращаться к госпоже Веревкиной, я полагаю, смысла нет?

— Нет, — еле слышно прошелестела Анна.

— Ясно. Еще 90-100 тысяч.

Повисла пауза, длинная и мучительная.

— Почему май нам не подходит? — настойчиво повторила Анна вопрос.

— Левая почка в данный момент не работает совсем. Правая отказывает. На диализе она может протянуть какое-то время, но… Врача, у которого Веревкина наблюдалась во время беременности, пришибить мало. Либо ее, если она не «наблюдалась». Простите…

— Я буду искать деньги, — мрачно сказала Анна и поднялась. — Спасибо за кофе.

— Вы же не выпили.

— Да, простите. Но все равно спасибо. Можно заглянуть к Насте?

— Можно. Я санитарок предупредил, чтобы вас в любое время пускали. Сейчас ей чуточку лучше.

Анна ушла. Пробыла некоторое время в палате, поговорила о какой-то ерунде с медсестрой.

Долго добиралась домой, автобусы как сквозь землю провалились. Автомобиль, подаренный Заксом, был на экспертизе по условиям залога. Ее собственный — стоял под домом.