Соблазнение строптивого (СИ) - Замосковная Анна. Страница 27

Повисло тягостное молчание. Что-то щёлкнуло, я чуть не повернулась взглянуть, но удержалась. Наконец таинственный собеседник попросил:

— Пошли кого-нибудь ещё, как в других случаях.

— Я должен разобраться, в чём тут дело.

— Ты нужен в Дарготе.

Даргот — город-государство, где располагались официальные резиденции мировых магических орденов. Птичка-то у меня точно высокого полёта! «Птичка» возразила:

— Не преувеличивай, всё под контролем.

— Но…

— Хватит спорить, мне ещё вон сколько читать. Иди, отоспись, на тебе лица нет.

— Уж кто бы говорил. Вляпался, как мальчишка…

— И не напоминай, спать иди.

Щёлкнул засов. Подошедший к столу тёмный оказался передо мной, но я не осмелилась приоткрыть глаза. Не решилась плотнее закутаться в совсем не греющее одеяло.

Чирк — веки озарились пламенем свечи. Зашуршали бумаги. Тёмный сходил в маленькую комнатку, что-то положил на стол, переставил стул, уселся.

И стало тихо, только потрескивала свеча да время от времени шелестела бумага, перо.

Прошло довольно много времени, прежде чем подсмотрела: тёмный читал за столом, что-то выписывал…

Закрыла глаза. Шелестящие звуки напоминали часы, проведённые в полудрёме возле работающего Эсина.

Снова приоткрыла глаза: морщась, тёмный потирал правое плечо, перехватил перо левой рукой, сдвинул чернильницу и продолжил несколько неуверенно писать.

Шелестело перо, бумага… тёмный вынимал бумаги из кожаного пенала, раскладывал по стопкам, сворачивал, надписывал… Иногда замирал над каким-нибудь листом и рассеянно запускал пальцы в волосы, постукивал мягким кончиком пера по столу. Выражение лица тёмного при этом оставалось задумчиво-мягким, а Эсин во время работы постоянно хмурился.

Лёжа с закрытыми глазами, я вновь старалась представить, что рядом работает Эсин, но больше не могла: ритм письма, отсутствие гневного шелеста сминаемых страниц, неподвижность тёмного — всё напоминало о том, что рядом другой мужчина…

Сначала было ощущение возбуждения, потом — осознание, что я сплю, за этим — ласковое, почти невесомое поглаживание груди. Горячие пальцы скользили по коже, очерчивая грудь, рёбра, пробираясь по животу. Тёмный…

Я лежала на боку, сбивчивое дыхание щекотало ухо. Пальцы пробежались по бедру, чуть проворачивая меня. Злое мстительное возбуждение, терзавшее мужчину, уступало место простому и безыскусному желанию оплодотворить хорошенькую самку.

Чужую самку… Нет, мне определённо не понять некоторых мужчин.

Я лежала почти ничком, кожей ощущая это болезненное желание.

И восхитительное ощущение проникновение горячего, очень твёрдого тела.

И желание мужчины, чтобы я проснулась и всё поняла.

Но я решила подразнить:

— Ох, Бейл… — застонала. — Бейл…

Он придавил меня к постели, торопливо двигался, жарко сопя на ухо, стараясь засадить поглубже, чтобы я вскрикнула. Жар разливался, я тонула в нём и, охваченная судорогой, всё же застонала:

— Бейл…

— Это не твой муженёк, — прорычал хозяин гостиницы, неистово врываясь в меня, выдыхая: — Он мою жену отделал, а я — его. Уж я тебе засажу… будет знать… как чужих жён… как шляться по ночам…

Он так хотел, чтобы я вырывалась, я задёргалась — он сразу кончил, задыхаясь от восторга, от счастья, что заливает семенем чрево жены соперника, от ощущения свершившейся мести. Меня накрыло судорогой запоздалого удовольствия.

Хозяин мечтал, чтобы я разрыдалась, но мне не хотелось, по коже бегали колючие мурашки, меня переполняла энергия. Сев, я уставилась на завязывающего ширинку хозяина. Строго предупредила:

— Если не накормишь — пожалуюсь страже. И мужу. Он у меня мечник второго звена, живо отрежет причинное место за покушение на его собственность.

Хозяин побледнел так, что даже жёлтое сияние свечи не придавало его вытянувшемуся лицу здоровый цвет.

— Да-да, отрежет. — Злорадно ухмыльнулась. — Бывали прецеденты.

— Он первый… — промямлил хозяин.

— Сто золотых — и я молчу.

— Дваадцать, — хозяин молитвенно сложил руки.

Сторговались на семидесяти и бесплатной кормёжке меня. А тёмный… тёмному и в самом деле нечего шляться по ночам.

Глава 18

Таверна при постоялом дворе ещё не открылась, но для меня сделали исключение. Окинула зал недовольным взглядом: не слишком чисто, морёное дерево обивки и мебели создавало мрачное впечатление.

— Вы тёмным, что ли, служите? — покосилась на пришибленного хозяина.

— Ну… тут тёмный храм неподалёку.

— Ясно, — лениво прошлась к самому чистому на вид столу, уселась. — Чем порадуешь, хозяин?

Хозяин сник:

— Копчёности. Каша. Хлеб только вчерашний. Рыбное рагу… тоже вчерашнее. Лепёшки. Мёд… вино, пиво…

Предложения аппетита не вызвали. А поесть пора, даже если не хочется:

— Кашу с мёдом. Мята есть?

— Еесть.

— Завари. Тоже с мёдом, — махнула. — Поторопись.

Он метнулся в боковую дверь, а я подпёрла кулаками щёки и вздохнула.

Ну где же тёмный?

Что за дела у него тут, у птички моей высоко летающей?

И почему ему приспичило пойти на задание от Самранского храма тёмных? Понятно, почему меня отправили: Эсин негласно управляет всеми светлыми храмами страны, кого пошлёт, тот и пойдёт, он может даже со столичными тёмными пободаться относительно их кандидатов в наблюдатели или исполнители совместных расследований, но официально назначенного Его Темнейшеством следователя даже Есин не выставил бы из кабинета за сколь угодно язвительную шутку. А этого Эсин выставил. К тому же Эсин обязательно бы попросил меня охмурить дарготского следователя и глаз с него не спускать ни на секунду.

Да Эсин бы негодовал, если бы к нему направили тёмного следователя из самого Даргота: на такого практически невозможно повлиять, это угроза его авторитету, почти демонстрация силы противоположной стороны. Не говоря о том, что прибытие следователя тёмных из центра подразумевало бы необходимость вызвать оттуда же следователя светлых, а это Эсин точно счёл бы личным оскорблением.

Значит, мой тёмный скрыл принадлежность к храму Даргота.

В сердце проникал холод, под ложечкой мерзко сосало: что-то тут не так.

В чём смысл влезать в это дело с заднего хода? Ну ладно, Эсин мог издеваться, вешая на опытного следователя недоучку, а тёмному какая выгода? Шёл бы под прикрытием один, а меня с кем попроще отправили. Эсин не настолько всемогущ, чтобы о каждом шаге тёмных знать, провели бы своё независимое расследование.

А если Эсин по незнанию подсунул меня тёмному из вредности, даже не знаю, радоваться или огорчаться: вроде как помогла ему настроение улучшить, а вроде самой и не слишком радостно…

Выскочил хозяин с подносом, миг спустя передо мной оказалась холодная каша, плошка мёда и чашка, источавшая крепкий аромат мяты.

— Приятного аппетита, госпожа. — Хозяин поклонился. — Я буду там, если что понадобится — зовите, явлюсь в тот же миг.

Он вновь исчез в боковой двери, оставил её приоткрытой.

Продолжая гадать о мотивах Эсина и тёмного, поковыряла кашу, съела пару ложек. Вкус оказался не очень: идиотская идея — травы в кашу добавлять. Но не мне судить чужие вкусовые извращения. Набултыхав в чашку мёда, стала пить крепкий до горькости отвар.

«Какое дело обстряпывает тёмный? Не использует ли он меня, как прикрытие? — подула на отвар, глотнула ещё. — Все эти письма, таинственные посланники, дела с Противостоящими… Может, Эсин повесил меня на тёмного, чтобы лишить того свободы действий и отвлекать? Ну чем же на самом деле занимается тёмный?»

— Хозяин!

Он высунулся из укрытия.

— Иди-ка сюда и расскажи, как мы с супругом въехали, сколько я валялась без сознания, и чем он в это время занимался.

Вытирая руки о засаленное полотенце, хозяин послушно сел напротив, вздохнул:

— Ну… вы явились ночью. Тебя какой-то мужчина нёс, он недавно вот заглядывал. Утром к мужу твоему девушка какая-то пришла, он её с тобой сидеть оставил, а сам ушёл. Явился тока вечером, усталый и, кажись, злой. Его посыльный ждал, сумку ему передал, потом почти до закрытия сидел, ждал, когда муж твой сумку эту вернёт, потом ушёл вместе с девицей той, что за тобой присматривала. Ещё гонец был с прогнозом по граням. А потом ты прибежала с известием, что рана у него открылась…