Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса (СИ) - Шкиль Евгений. Страница 50

  - Ладно, - Ури взялся за грудь и поморщился, - не серчай на папу, дочура. Пойдем, поговорим по душам, наедине. Заодно поможешь мне снять экип.

  Юл, присев возле стены, с грустью проводил взглядом отца и дочь. Нечто неуловимое зародилось внутри, и теперь скребло, обливало болезненной тоской сердце. Что это, ревность? Ревность к Ури?

  Юл недовольно цыкнул. Нет, нужно все эти чувства задавить, вырвать с корнем, сделать что-нибудь. Хона стала слишком много для него значить. Ведь и думать ни о чем невозможно, все мысли только о ней. Только о ней, никакого контроля...

  Младший правнук печально вздохнул. Как одолеть любовь?

  - Сегодня они уже на нас больше не нападут. Да и завтра тоже. Так что можно отдохнуть.

  Юл поднял глаза. Перед ним стоял Вир Златорукий. Что действительно могло отвлечь парня от тоски по Хоне, так это изобретения древних. Младший правнук, как завороженный, уставился на автомат, висевший на плече кастомайзера. Вир заметил интерес юноши, ухмыльнулся, сел рядом:

  - Ты слишком грамотен для простого землепашца. Слишком много знаешь. И еще ты слишком любопытен.

  - У нас в деревне было много книг... - Юл слегка замешкался, испугался сболтнуть лишнее, ведь кастомайзер как-никак принадлежал к кочевникам, любящим поживиться за счет беззащитных поселков:

  - Я читал книги, пока все не умерли в моей деревне.

  - Читать - это гут, - сказал Вир. - Мне тоже всегда это было интересно. Да вот только никому больше знания не нужны.

  - Мне нужны, - возразил Юл.

  - Нужны... - кастомайзер поставил автомат к стене, - думаешь, кто-то оценит твою эрудицию? Ты ведь знаешь, что такое эрудиция?

  Парень кивнул.

  - Вот, знаешь, а для моих соплеменников слово "эрудиция" - это в лучшем случае заклятие от поноса, которое стоит написать на экипе или на седле.

  Юл промолчал. Парню было близко то, что говорил Златорукий. Ведь и жители Забытой деревни никогда не интересовались чем-либо, что выходило за пределы их узкого крестьянского горизонта.

  - Я пытался донести до своих те знания, которые успел почерпнуть здесь, - продолжил кастомайзер. - В первый раз меня послушали с интересом, поразвлекались, а потом сказали: "Вали-ка ты, Вир, в степь отшельником на оборот небесного колеса. Ты был в запретных землях слишком долго, ты ел запретную пищу, ты прикасался к мерзким волосатым девкам, ты должен очиститься". И я просуществовал целый год в полном одиночестве. За это время я много что обдумал и понял: никому мои знания кроме меня самого не нужны.

  - Ты читал глиняные таблицы? - спросил Юл. - Оттуда ты получил знания?

  - Нет. Таблицы - это всего лишь описание того, что было в последние месяцы прежнего мира, - сказал Вир. - Я умудрился активировать одну штуковину. Называлась она "компьютер" и работала на солнечных батареях, то есть... как тебе объяснить... на солнечных лучах, поглощала их, за счет них и включалась. Там я и нашел очень много интересного о жизни древних. И если бы чудо-машина не сломалась, я бы, наверное, до сих пор терпел бы дурацкие ритуальные подношения выродков и их вонючих девственных самок. А так, когда однажды я не смог включить компьютер, я принял решение бежать из Запагубья, ибо делать мне здесь больше было нечего. Ночью я нагрузил хорсата найденным в нычке спиртом, которым я тебя на байкфесте поил - у меня еще, кстати, осталось пара бутылей - и отправился домой. Дома я получил звание "Стальные бедра", но собратья относились ко мне с недоверием, даже с насмешкой. Мне пришлось стать ремесленником, кастомайзером, чтобы хоть как-то восстановить авторитет. Тем не менее, печать запретных земель лежит на мне до сих пор.

  Вир вздохнул и добавил:

  - Только Чезета никогда ее не замечала.

  Юл внезапно ощутил близость к этому стареющему седовласому человеку. Он, конечно, не являлся столько же мудрым, как прадед Олег, но все же был гораздо образованней любого из тех, кого парню довелось встретить за свою не столь долгую жизнь. Вот от такого отца Юл не отказался бы. Или хотя бы родного дяди.

  - Ладно, - Вир улыбнулся, - не стоит думать о плохом. Тебе не повезло, пацан, компьютеры давно не работают. Вообще, это чудо, что один из них прожил так долго. Так что остаются только глиняные таблицы. Ты их читал?

  - Некоторые, - сказал Юл, - но мне интересно, чем все закончилось.

  - А на чем ты остановился?

  - Я так понял, эти Центры были поставлены для борьбы с болезнью безумия. А потом... - Юл наморщился, - когда взорвалась АЭС... то инсэнитию решили лечить радиацией, и все отправились туда. А ученый Марат Галимиев и еще несколько человек остались здесь. Дальше я не знаю, что было.

  - Да, - кивнул Вир, следя за огоньками разгорающегося костра, который только что сложили байкеры, - радиация в МЭЦ-18 поднялась до двух тысяч микрорентген в час, потом быстро пошла на спад. Болезнь продолжила прогрессировать, и все коллеги, оставшиеся с Маратом Галимиевым, умерли от инсэнитии. Вернее он их вынужден был убивать. Он потом долго общался с МЭЦ-17 под Волгодонском. Там происходили страшные вещи.

  Кастомайзер, созерцая пламя, вокруг которого еще не успели рассесться кочевники, умолк. Юл терпеливо ждал.

  - Те, кого мы называем баггерами, кто захватил старый мир и правил им, съехались к Ростовской АЭС и поселились там, - продолжил рассказ Вир. - Они не умерли, но начали вырождаться. Их речь деградировала, значительная часть словарного запаса была утрачена. А язык их нам непонятен потому, что дети баггеров-управителей жили в далеких странах, изучали другие наречия, хотели остаться там навсегда и не собирались возвращаться. Только катастрофа и страх смерти заставили их вспомнить о родных землях. Но главное, в отличие от остальных, кто заразился инсэнитией, у выродков осталась способность к организованным действиям. Одним словом, инфекция и радиация, одновременно воздействуя на организм, превращали человека в нелюдя, но нелюдя коллективного. Людоеды Новочека и выродки Запагубья - это потомки тех, кто надеялся спастись возле реакторов АЭС. В общем, получилось так: бычье и телки вымерли, те, кто ими правили, превратились в выродков, а те, кто хоть чем-то интересовался, кроме поклонения богу Ингодвитрасту, те, кто не были убиты в дни Великой погибели, выжили и остались людьми.

  - А кто такой Ингодвитраст? - спросил Юл.

  - В последние дни люди очень любили такие штуки, - Вир сделал несколько неопределенных жестов, - как бы тебе объяснить, я сам не очень понимаю... в общем, они обожали карточки, бумажки и всякое прочее. За всю эту хрень можно было получить разные вещи: еду, питье, одежду, красивых женщин, добровольных рабов, а также то, что мы разучились делать: высокие дома, самопередвигающиеся тачки, летающие аппараты, разные штуки вроде компьютера. За эти бумажки и карточки люди готовы были устраивать войны, убивать друг друга, ввергать в голод целые племена. И на этих карточках и бумажках очень часто писали Ингодвитраст. Я не знаю, что это значит. Наверное, это был их бог. Бог баггеров, бычья, телок и даже байкеров, таких, как Скальпель Косноязычный. Многие отрицали Ингодвитраста, но все же любили его всем сердцем, ибо он давал блага.

  - А куда делся Марат Галимиев?

  Вир Златорукий пожал плечами:

  - Он ушел. Закрыл МЭЦ-18, спрятал свой допуск, устроил нычку, о которой написал в последней таблице, и ушел. Куда - никому неведомо.

  Кастомайзер, тяжело вздохнул, поднялся, закинул автомат на плечо:

  - Ладно, пойду я. Отдыхай. А то что-то эти воспоминания меня угнетают. Прям ощущаю внутри себя разлад.

   Гексаграмма 38 (Куй) - Разлад

  Нельзя исправить ход событий, не исправив разлад в своей душе

  Юл спал тяжелым, беспокойным сном. Ему снились орды выродков, наступающие на него сплошной стеной. Он бесстрашно рубил их малой боевой лопатой, резал гладиусом, затаптывал уже поверженных врагов ногами, но нелюдей не становилось меньше. Наконец, устав, парень с диким криком сделал отчаянный выпад и вдруг обнаружил, что проткнул не аэса, а Хону. Девушка смотрела на него широкими удивленно-обиженными глазами: